За гранью долга - Горъ Василий (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Впрочем, отсутствие освещения меня особо не беспокоило — я перестал смотреть в окна сразу же, как карета свернула с центральной улицы. Во-первых, ничего интересного там увидеть я не надеялся, а во-вторых, «любоваться окрестностями» мешали спины воинов сотника Ялгона. Практически не слезающих с обеих подножек кареты для того, чтобы пресечь любые мои попытки к бегству. Эх, будь у меня желание сбежать, меня не остановили бы ни эти два здоровяка, ни все охранники покойного принца, вместе взятые. Видимо, так же считал и граф Орман, так как еще на первом привале он довольно долго пытался убедить сотника Ялгона перестать валять дурака: по мнению Бальдра Тиррера, справлять нужду в присутствии десятка арбалетчиков было унизительно. Однако начальник охраны покойного принца оказался упрям до безобразия. И за трое суток пути я успел привыкнуть и к страшно потеющим мечникам на подножках кареты, и к арбалетчикам, чуть ли не помогающим мне придерживать штаны, и к самому Ялгону, вечно шарахающемуся где-нибудь неподалеку.

А вот к мыслям о своем будущем привыкнуть не удавалось. В основном из-за действующей на нервы перспективы обзавестись каким-нибудь позорным прозвищем вроде Убийцы принца или Клятвопреступника: мысль о том, что меня могут называть именно так, приводила меня в бешенство. Поэтому я то и дело мысленно возвращался к тому вечеру в «Четырех комнатах», пытаясь понять, мог ли я поступить по-другому. Как ни странно, каждый раз получалось, что нет! Ведь даже знай я заранее, что парень с безумными глазами и в колете без герба — один из сыновей короля Вильфорда, я бы все равно его убил! Ибо, согласно Уложению, у человека, посягнувшего на честь неопоясанной дворянки, нет права на жизнь. И возможностей умереть всего две. От меча того, кто застал его на месте преступления, и на виселице после суда.

Нет, меня совершенно не беспокоили те чувства, которые мог испытывать принц, стоя на табуретке и ощущая, как палач затягивает на его шее петлю. Он выбрал себе будущее тогда, когда решил принудить к сожительству баронессу Фиолу Церин. Зато его отец, король Вильфорд, ничего не выбирал. Стоило мне представить, что ему пришлось бы лично отправить сына на виселицу и наблюдать за тем, как тот умирает самым позорным для дворянина образом, болтаясь в петле, как в голове рождалась парадоксальная мысль. Что мой удар в горло его высочеству явился чем-то вроде удара милосердия. [15] Для его отца. А для меня — стал чем-то вроде удара топором палача, отрубающим надежду на достойное будущее.

«Не знаю, как король, а я, наверное, не смог бы изо дня в день видеть лицо того, кто убил моего сына. Даже зная, что мой сын действительно заслуживает смерти. Значит, как только мои действия будут признаны правомерными, меня сошлют в какой-нибудь дальний гарнизон и постараются обо мне не вспоминать. Так что дожить до момента, когда народ забудет мое имя, мне, скорее всего, уже не удастся. Так как имя убийцы принца останется в веках… — горько думал я, поглядывая на спины стоящих на подножках воинов. — Да… Не лучшая доля для Утерса…»

Отвлечься от мыслей мне удалось только тогда, когда карета наконец остановилась и за ее стенками раздался страшно довольный голос сотника Ялгона:

— Прибыли… Схожу, пообщаюсь с начальником тюрьмы…

Слегка раздвинув занавески, я выглянул в окошко и с трудом удержал рвущийся наружу вздох: высоченное здание, рядом с которым остановилась карета, было зданием королевской тюрьмы, прозванной в народе Последним Приютом. Видимо, из-за того, что большинство ее узников покидали ее стены только для того, чтобы пройти под конвоем до площади Справедливости. И закончить свою жизнь на виселице или под топором палача.

«Странно… — ожидая, пока скрывшийся за массивными воротами сотник вернется обратно, думал я. — По логике, в Последний Приют должны были привезти принца Ротиза, а не меня. Однако он — мертв, а я жду, пока меня проводят в тюремную камеру. Как там сказал Томас Ромерс? „Судьба любит ваш род?“ Как мне кажется, любовью пока не пахнет…»

Да, пахло в Приюте чем угодно, кроме любви. Не успев сделать и пары шагов по спускающейся в подземелье лестнице, я чуть не задохнулся от дикой смеси из запахов крови, нечистот, гноящихся ран и протухшей еды. Однако улыбаться не перестал: доставлять удовольствие сотнику, не отрывающему от меня взгляда, в мои планы не входило.

— Ну, и как вам тут нравится, ваша светлость? — пробормотал он через какое-то время, устав дожидаться негативных эмоций.

— Тюрьма как тюрьма… — спокойно ответил я. — Желание подняться над законом часто заканчивается падением. Павшим комфорт не нужен…

— Да, чем выше влез, тем больнее падать… — усмехнулся он. — Знаете, а ведь даже тут люди умудряются наслаждаться жизнью. Вернее, не жизнью, а каждым ее мгновением, оставшимся до казни. Как вы считаете, стоит?

— Безусловно… — кивнул я. И холодно добавил: — Вам ли не знать-то? Ведь вы, по сути, всю дорогу до Арнорда тоже должны были наслаждаться. Каждой сказанной фразой. Тем, как слова срываются с вашего языка. Его прикосновениями к зубам, нёбу и деснам…

— Это почему? — нахмурился Ялгон.

— У вас проблемы с памятью, сотник? — ехидно поинтересовался идущий следом за мной Томас Ромерс. — Так я напомню. Причем с большим удовольствием! Эдак три дня назад мой сюзерен обещал отрезать вам язык. Сразу после того, как его признают невиновным. Слово Утерсов — тверже стали. Так что наслаждайтесь, пока у вас есть такая возможность…

— Молчать!!! — взвыл сотник. — Я не разрешал вам открывать свою вонючую пасть…

— Вы забываетесь, Ялгон! — рявкнул граф Орман, двигающийся где-то впереди.

«Поздно…» — подумал я. И сорвался с места.

Среагировать на мое движение не успел ни сам сотник, ни стражники Последнего Приюта, сопровождающие нас к кабинету начальника тюрьмы. Поэтому, возникнув рядом с охамевшим простолюдином, я выхватил из ножен кинжал и одним движением клинка отрезал Ялгону нос. А потом, дождавшись, пока в глазах сотника заплещется боль, негромко произнес:

— Оскорбляя вассала, вы оскорбляете его сюзерена. Я очень сожалею, что такое быдло, как вы, должно дожить до суда. Держите… Ваш нос…

Вложив кровоточащий обрубок в его ладонь, я отступил на шаг назад и добавил:

— Прежде чем его задирать, убедитесь, что он у вас есть…

— В мечи его!!! — взвыл захлебывающийся собственной кровью сотник.

— Стоять!!! — зарычал Бальдр Тиррер и, сбив с ног первого рванувшегося ко мне стражника, оказался рядом со мной. — Сотник! Вон отсюда! Я свидетельствую, что граф Вэлш был в своем праве! И предупреждаю, что любой, кто прикоснется к нему до заседания королевского суда, окажется на виселице…

Зажав рану рукой, сотник нетвердо развернулся на месте и бросился к выходу из подземелья.

— Благодарю вас, граф… — я изобразил поклон и, не обращая внимания на опешивших стражников, неторопливо двинулся дальше…

…Для того чтобы добраться до кабинета начальника тюрьмы, мы довольно долго плутали по хитросплетениям коридоров глубоко под землей, а потом поднялись по лестнице чуть ли не под самую крышу Последнего Приюта. Невольно проанализировав возможность выбраться из тюрьмы с боем, я пришел к выводу, что это почти невозможно: через каждые сто шагов коридор перекрывало по кованой решетке. Солдаты, дежурившие за ними, дисциплинированно требовали пропуск. Причем подойти к ним имел право только наш сопровождающий. А все остальные обязаны были ждать в десяти шагах, стоя на «линии», выдолбленной в каменном полу. Удостоверившись в том, что пропуск выдан именно начальником тюрьмы, один из солдат открывал дверь, а второй, подняв арбалет, внимательно смотрел за нашим поведением…

— Говорят, отсюда еще никто не убегал… — за моей спиной еле слышно прошептал Томас. — Страшное место, милорд…

…Хозяин «страшного места» выглядел совершенно нестрашным. Среднего роста, среднего телосложения, одетый крайне неброско, если не сказать бедно, этот мужчина отличался от любого прохожего разве что холодным как лед взглядом серых глаз. И белоснежными волосами. Все остальные черты его лица, начиная с носа картошкой, в меру твердого подбородка, небольших ушей и заканчивая густыми бровями, смотрелись как-то… обычно, что ли? Поэтому, услышав его имя, я не сразу сообразил, кто именно передо мной стоит: