Седьмое чувство - Зинченко Майя Анатольевна (книги онлайн полные txt) 📗
Рихтер так удивленно посмотрел на друга, словно был не совсем уверен, в своем ли тот уме.
– Шутка, шутка. Ни о каких подушках не может идти и речи. Я хочу сказать… Быть может, не искать себе новых проблем и оставить книги здесь до утра? – Дарий достал карманные часы. – Благо до утра осталось совсем немного. Ничего с ними не случится. Запрем подвал, и все. Пусть себе лежат на кресле.
– Нет-нет, так нельзя. Уж лучше поставить их сюда. – Рихтер освободил на одной из полок место, переложи часть книг оттуда на столик. – Представляешь, а вдруг Кларк или кто-то другой зайдут сюда без нас, увидят лиги на кресле, и что они сделают?..
– Возьмут их, чтобы посмотреть или убрать с кресла.
– Вот именно, – кивнул Рихтер, – возьмут голыми руками, без перчаток.
– Хм, действительно. Однозначно мне нужен отдых. Поспать немного, привести мысли в порядок, а то что-то совсем плохо соображать стал. Очевидную истину оставляю без внимания.
Хранители поставили проклятые книги отдельно от остальных. Ходили упорные слухи, что они могут заражать другие тома, соприкасаясь с ними. При всем при том, что эти слухи не были никем проверены, Дарий не хотел лишний раз рисковать.
Выражая свой протест, старая кровать негодующе скрипнула. Некромант лег на нее поверх одеяла. Он решил не раздеваться, снял только сапоги и плащ. Свет он тоже решил не зажигать, предпочитая мягкость темноты резким огненным бликам. До утра оставалось всего несколько часов…
Удобно вытянувшись во весь рост и положив руки под голову, Рихтер размышлял. Ночь, облаченная в покрывало темноты и тишины, располагает к раздумьям.
Ах, как близка его цель! Все остальное теперь неважно. Совершенно не существенно… Жаль подставлять Дария, но что поделать? Нужно выбирать между дружбой, чувством долга и жизненной необходимостью. И, как всегда, выбор будет не в пользу долга…
Да, это предательство – нужно быть честным, хотя бы с самим собой, – ну и что же? Имеет он право распоряжаться собственной жизнью или нет? Нельзя жертвовать своей выгодой ради чужих интересов. А смерть – это и есть прямая выгода, его утешительный приз, венец всего бессмысленного существования. Только бы все получилось, потому что иначе…
Рихтер не хотел думать о том, что произойдет в случае провала его затеи. Он как можно дальше гнал прочь все мысли об этом. Ведь это была последняя надежда, на которой покоилось все его зыбкое существование. Чего только ему стоило сдержаться и не открыть книгу прямо там, в подвале! Вот она – рядом, манящая, такая доступная, остается лишь сделать одно движение и раскрыть ее! И все!
От этого отчаянного поступка Рихтер удержался по двум причинам. Во-первых, он не хотел, чтобы из-за него погиб Дарий, который стоял слишком близко. Все-таки он, сам того не замечая, успел, насколько это вообще возможно в его положении, привязаться к гному. Во-вторых, его останавливал страх, страх возможной неудачи. Жизнь приучила Рихтера не ждать милости от богов.
«Если хочешь чего-то добиться, сделай это сам», – не раз говорил он, но иногда приходилось уповать только на провидение. И почему-то это всегда были самые важные и поворотные моменты жизни. Точки отсчета, из которых берет свое начало новая линия судьбы. Так и сейчас: он сделал все от него зависящее, и теперь оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Утром Дарий отправится за повозкой и оставит его присматривать за книгами. Отставит одного. Более благоприятного случая трудно желать.
В душе Рихтера шевельнулось сомнение: а все ли он сделал правильно? Мысли беспокойно перескакивали с одного на другое, мешая сосредоточиться.
Впрочем, какая теперь разница? Ему страшно надоело неизменно контролировать ситуацию, что-то подстраивать, направлять. Необходимо отдохнуть от всего этого, и пускай его отдых будет вечным. Как там сегодня сказал призрак? «Прискорбно, но я никогда не верил в богов. По-моему, сейчас самое время изменить эту точку зрения…» О да! Рихтер тоже в них не верил, то есть не верил в богов, которым есть хоть какое-нибудь дело до такого ничтожества, как человек, но сейчас было бы нелишним хорошенько помолиться за успех дела.
Некромант представил себя входящим в храм и смиренно преклоняющим колени перед алтарем. Вот его руки протягивают подношения, голова опущена, глаза закрыты, а губы шепчут слова раскаяния. Порыв ветра распахивает окно и шевелит складки его плаща. Служитель подходит к нему и предлагает свою помощь. Он может выслушать его, дать совет. Или, если он окажется в храме, принадлежащем гномам, к нему подойдет Танцующий в Пламени. У него короткие ярко-красные волосы и в отличие от остальных гномов нет бороды. Да, довольно забавная картина получается…
Но нет, нет и еще раз нет! Этому не бывать! Никакого смирения, никаких храмов, никаких молитв. Он слишком хорошо знал, как возникают новые религии и из чего сделаны старые, чтобы продать свою душу какому-нибудь богу, как бы его ни называли.
Рихтер всегда удивлялся, как люди умудрились придумать такое количество богов, Всех и не упомнишь, тут даже его память не поможет. Он не видел в религиях никакого смысла, особенно если учесть, что все боги походили друг на друга, как куклы в масках. Такие же неживые и холодные, такие же беспомощные и такие же пугающе одинаковые – что в масках, что без них. Все религии мира – это монотонный маскарад. Когда становишься достаточно взрослым, то срываешь маски с богов, и что видишь? Ты видишь за ней одно и то же лицо. Лицо марионетки, которую дергают за ниточки сами люди.
Рихтер прекрасно понимал, что, будь он глубоко верующим человеком, ему бы жилось легче, но для него подобное было невозможно. Он не мог переступить через самого себя. Не последнюю роль в этом сыграл его дар некроманта. Оживление мертвых не способствует дальнему развитию религиозности. Скорее оно содействует обожествлению собственной персоны, тем более что окружающие так падки на всевозможные чудеса. Не раз случалось, что талантливых некромантов обожествляли. И чем глуше была местность и невежественнее люди, ее населявшие, тем это происходило быстрее.
Рихтер посмотрел в окно – небо было безоблачным иссиня-черным, с крупными россыпями звезд. Красивое небо. Ему всегда нравилось ночное небо, его глубина и безупречность. Днем оно не так красиво – слишком пустое, безликое, однообразное. Только в сумерках, когда солнце почти скрылось за горизонтом, а редкие, разбросанные ветром облака окрасились в красный цвет и уже высыпали звезды, – оно становится достойным всех тех восторженных слов, которыми его награждают поэты.
Почему же он все-таки спас эту девочку? Отчего нарушил данное самому себе обещание никогда больше не возвращаться к некромантии? Маг тщательно проанализировал свои мысли, и на ум ему пришел только один ответ: Дарий.
Из-за чувства вины перед Дарием? Чувства вины?! О, это что-то новенькое! Раньше Рихтеру казалось, что с его чувствами покончено навсегда – ведь у него есть только боль, что заполняет всю его душу. Она вытеснила все остальное – и любовь, и сострадание, и желание жить, А теперь выходит, что кое-что все-таки осталось. Рихтер прислушался – Главный Хранитель безмятежно спал за стеной и не подозревал, что стал причиной нарушения клятвы.
Некромант был уверен, что, если бы не настойчивость Дария, он бы просто прошел мимо, ни во что не вмешиваясь. И не потому, что он как-то особенно бессердечен. Просто Рихтеру было все равно, его это не касалось, и человеческая жизнь не имела для него никакого значения. Во всяком случае, так было до сих пор. Что же с ним случилось? Что такое в словах Дария заставило его изменить свое решение?
Рихтера не раз уговаривали, умоляли применить свой талант, но всегда безрезультатно. Он просто пожимал плечами и отходил в сторону. Ведь Смерть никогда не ошибается в выборе. Он всегда приходит к нужному человеку в нужное время и дарует свою милость.
– Интересно, а когда я убиваю, я орудие Смерти или нет? Я действую по своей воле или все было предначертано до моего рождения? Если все предрешено, то боги изрядно повеселись, глядя на мои мучения. Очевидно, они хотели посмеяться, и, судя по всему, им это вполне удалось. – Губы Рихтера скривились в усмешке. – Ну что ж, я тоже посмеюсь. Над собой, над этим жалким миром, над богами. Если боги могут смеяться надо мной, то почему бы и мне не посмеяться над ними? Смейтесь же! Серьезен только Смерть, ему не до шуток – он действительно занят важным делом. А я на славу для него потрудился, работал, можно сказать, до седьмого пота.
