Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Даже в теории мертвец-волшебник выглядел, мягко говоря, непривлекательно.
Что тогда говорить о мертвом, но активном идоле?!
Теоретики предполагали худшее, ссылаясь на Жженый Покляпец. Первая фаза: полный либо частичный выход кумира в недоступные измерения псевдореальности. Вторая фаза: перерождение намоленности в злокачественную. Третья фаза: проникновение транспортных метастазов в реальность истинную и формирование новых очагов заражения. Четвертая фаза: поражение ряда важных «органов бытия» (термин ввел Мартин Люрцик) и апокалиптическая перестройка мироздания.
О пятой фазе даже не заикались.
— Что вы предлагаете? — спросила Анри. — Оставить все как есть?
— Обижаете, сударыня…
Фрося медленно, словно у него заржавели колени, присел на край веранды, прямо на пол, рядом со столбиком перил. Ногтем гросс яростно чесал кончик носа. К выпивке, вспомнила вигилла толкование приметы. От кончика некромант перешел к крыльям, затем ноготь поднялся к переносице. Складывалось впечатление, что зуд распространяется по морщинистому лицу старца со скоростью лесного пожара.
Наверное, последствия работы с медальоном.
— Сейчас, на скорую руку, я не хотел бы принимать опрометчивых решений. Поэтому предлагаю вернуть медальон нашему другу Аспиду, после чего вы, сударь, удалитесь в Майорат. Квесторы в их нынешнем состоянии вряд ли смогут продолжить квест, а об успешном завершении и воцарении Белого Голубя не идет и речи. Тем более что господин барон их арестует, а арестанты в квесты не ходят.
— Что дальше? — без особого энтузиазма осведомился пульпидор.
— Дальше? Полагаю, капитул Ордена Зари завизирует убедительную победу темных идеалов, поставит себе в заслугу спасение цивилизации… гм-м… — Фрося хмыкнул с убийственной иронией. — До спасения нам далеко, но капитулу об этом знать необязательно. Главное: ваш срок правления, мой милый Аспид, продлится на четыре года. А вы, не в службу, а в дружбу, пользуясь властью, обеспечите мне и ряду моих коллег прямой доступ к медальону. Совместными усилиями, тщательно изучив сложившуюся ситуацию…
— Я не вернусь в Майорат.
— Перестаньте капризничать! Речь идет не о вашем желании. Мы говорим о вещах куда более серьезных, нежели причуды молодого человека!
— Я не вернусь в Майорат.
— Может, белые будут сговорчивей? — вмешался деловитый и, как всегда, предприимчивый барон. — Если мы передадим медальон им, обеспечив проникновение на территорию Майората и дальнейшую победу, будущий Белый Голубь… Я имею в виду, мой племянник… он даст согласие на доступ к реликвии…
Поймав ненавидящий взгляд горбуна, барон осекся и замолчал.
— Беру свои слова назад, — спустя минуту сообщил он. — Если мой племянник ночью кидается на любимого дядю с ножом… да и вы, Рене… Извините. Я иногда бываю слишком прямолинеен. Служба. Еще раз извините.
Гроссмейстер прекратил чесаться и сокрушенно вздохнул.
— С этими живыми сплошные проблемы… Амбиции, воззрения, принципы! То ли дело старый добрый покойник! — никаких амбиций, никаких принципов…
— Я тоже против возвращения медальона в Майорат, — сказал, подходя, Фернан Тэрц.
Профос не чесался, но все время приглаживал волосы, расчесывал их пальцами, поправлял на висках и никак не мог удовлетвориться результатом. Впрочем, несмотря на нервность движений, голос Тэрца звучал ровно.
— Я обещал молодому человеку, что Надзор Семерых заберет останки Хендрики Землич, намоленные или нет, и предпримет все возможное для спасения. Не для изучения, а для спасения. Я держу свое слово. И слишком хорошо знаю, насколько «ряд коллег» способен увлечься «тщательным изучением ситуации». Гроссмейстер, вас я не имею в виду.
Поклонившись некроманту, бывший стряпчий сделал шаг к горбуну.
— Сударь Кугут, вы понимаете, что в нашем случае спасением окажется гибель омфалоса? Смерть давно умершей женщины, окончательная и бесповоротная? Найди мы способ уничтожить без последствий броню намоленности, я первый буду настаивать на прекращении существования этого артефакта. Мертвые должны лежать в могилах, при всем моем уважении к искусству некромантии. Мертвецы иногда начинают вести слишком бодрый образ жизни — но мертвец, выставленный на всеобщее обозрение, мертвец, как объект поклонения… Помните Карийский Мавзолей, где служили молебны мумиям сатрапа Мавсола и его сестры-жены Артемии? Чем это закончилось для несчастных Карий? Я против.
— Хорошо, — согласился гроссмейстер. По гримасе, исказившей Фросино лицо, было ясно видно: ничего хорошего он не видит. — Ваши предложения, дамы и господа? Учтите, после драки на перекрестке наш чудесный медальон перешел в активную фазу. Пуп Земли «осознал» пик високосного цикла; сейчас он не воспринимает никого и ничего, кроме квеста и квесторов. Оставь мы юных сорвиголов под замком, увези в Реттию, на край света — реальность в их восприятии искажена влиянием реликвии. Черно-белым, категорическим императивом. И останется искажена до завершения цикла, когда Омфалос успокоится и скатится в пассивную фазу ожидания. Поэтому я и предлагал сперва завершить цикл…
— Вы — мудрый человек, гроссмейстер. Но я не готов принять вашу мудрость, — профос оперся о перила, глядя в редеющий мрак. — Знаете, почему? Я и Хендрика Землич — у нас слишком много общего… Сегодня вы рассказывали сударыне вигилле про меня и доцента Кручека с его теорией «антиманы»…
— Да, — кивнул Эфраим. — Я уже тогда предполагал, что вы, сударь блокатор, — действующий семант, как и остальные ваши коллеги. Я только не знал, как вы этого добились.
— Ничего страшного. Думаю, еще год-два, и механизм блокации станет общеизвестен. Тайна Петруччио, глуповатой марионетки в театре кукол.
Фернан Тэрц сощурился.
— Общеизвестен, сказал я. Но не общедоступен.
Вас когда-нибудь сажали в тюрьму? Нет? Странно, а по вам и не скажешь… Что говорите? Семь лет — не срок? Это смотря откуда считать. Если с веранды уютного домика в кадавральне — может, и не срок. А если из темницы-одиночки, слепо уставясь на рунированную решетку окошка…
Из-за решетки, оно дольше считается.
В «Очарование» — печально известную тюрьму для чародеев-преступников — угодил однажды боевой маг Климент Болиголов. За что? — неважно. Хотите уточнить, сударыня? За нападение на судью во время состязаний големонстров? За обучение девицы-диббука бранной магии? Склоняю голову перед вашей осведомленностью. Как-никак минуло четверть века…
Тюремное заключение весьма способствует размышлениям. Философам следовало бы не удаляться в горы, а садиться в тюрьму. В принудительной тишине человек учится думать головой, а не иными частями тела. Особенно если рядом окажется толковый собеседник. Да, темница была одиночной — так ведь и собеседник был один! Правда, поначалу Климент страстно мечтал его придушить. Или заткнуть рот кляпом. Но увы, увы…
Как заткнешь рот духу?
Я уж не говорю о придушить…
Изгнать? Экзорцировать? Это в «Очаровании», где стены покрыты манопоглощающей эмалью Рашцига, и в каждом углу — чуры-соглядатаи?! Прямо как в… впрочем, неважно. От бессилия Климент был вне себя. Нет, он не бился головой о стены, не изрыгал проклятий, не пытался сковырнуть отвратительную эмаль. Нахохлившись больным филином, дни напролет он сидел на топчане и кипел от черной ненависти. Через три месяца к нему явились двое вигилов. Уведомили: девица Мария, покушавшаяся на жизнь и здоровье Просперо Кольрауна, взята под надзор. В связи с наличем диббука и особой опасностью, какую представляет добавочная душа внутри чародейки, обученной азам бранной магии, принято решение: наложить на девицу «Семь печатей».
Вигилы объяснили, что это значит. То же самое, что значили для самого Климента эмалированные стены темницы.
Только он через семь лет выйдет на свободу, опять став магом, а Мария не получит свободы никогда.
Мана спутницы Климента Болиголова заперта навеки.
