Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Извини, — замялась Женька, чувствуя себя не в своей тарелке. — Ну, ты понимаешь, я тут с этой Америкой…
Мохнатый покивал.
— Знаю я, знаю, — оборвал он ее совсем ненужные излияния. — И про Бэтт знаю, и про братца ее двоюродного, и про то, как ты деньги на поездку зарабатывала… все знаю, — мелкий тяжело вздохнул, — где уж нам, не знать… когда… ну… да…
— Ты мне тут кукиш показываешь, а мне, между прочим, эта поездочка таких нервов стоила, — Женька тяжело вздохнула, — да легче в Думу прорваться, чем в эту долбанную Америку!
— А она тебе нужна? — этот неожиданный вопрос заставил ее застыть с открытым ртом. — На кой она тебе, эта Америка? Ты думаешь, тебе там лучше будет?
Только теперь Женька слегка озадачилась. Раньше ей такой вопрос вообще в голову не приходил. Вроде как все хотят в Америку, а она что ж, хуже что ли? Она почесала затылок, пожала плечами и… ничего умного в голову не пришло.
— Ты же не миллиардерша, чтоб по всяким там Америкам и Швейцариям разъезжать, в гостиницах шикарных останавливаться и деньги направо и налево разбрасывать. У тебя что, денег — куры не клюют? — продолжал менторским тоном мелкий.
Женька затрясла головой: нет, мол, не клюют… в смысле, ни кур, ни особых денег… да даже если бы и куры были…
— А мне, между прочим, еще неизвестно, разрешат сменить локацию или нет. Может статься, что ты без меня в свою Америку покатишь?
Женьку аж пробило от такого заявления. С секунду она ни слова не могла вымолвить, а потом:
— Как это? — подала она голос. — Ты же сам сказал… что ты мне кто? — вопросила она. И сама же ответила. — Ангел хранитель. Ну так…
— Э, милая моя. Я тебе не подчиняюсь. У нас свои институты эгрегориальной власти. Вот перед ними я и отчитываюсь.
— Не поняла? Объясни толком.
— Хранитель-то я, конечно, хранитель, — хмыкнул пушистый, поскреб затылок и тут же добавил: — Да только фронт работ не я определяю. Надо мной начальства знаешь сколько? Да чего я тебе тут рассказываю, — внезапно озлился мелкота. — Над тобой тоже, поди, немало начальства, и всякий норовит покомандовать. Так что забей ты на свою Америку! Ну, ее, к чертовой матери, а то останешься без ангела-хранителя…
— Ну, ты даешь! — только и сумела выдавить Женька оторопело. — Ангел, а вон как ругаешься и богохульствуешь…
Мохнатый шмыркнул носом и заправским движением подтер сопли:
— Так это… ангел-то я, конечно, ангел… да только Богу на вашу ругань… — он явно было собрался сплюнуть, но припомнив тапочек, вовремя одумался: чем черт не шутит, а вдруг еще раз залепит? Летать по комнате ему явно не хотелось. — Ну, короче, не до вас ему, не до людей… у него под началом вся Вселенная, будь она неладна… вы здесь все хоть забогохульствуйтесь… ой! Как неприлично получилось! — и мелкий запечатал себе мордашку двумя крохотными пушистыми ладошками.
Художнице тоже стало неловко, она поерзала на кровати, и ногу прострелила боль, о которой она совсем забыла, увлеченная нежданным ночным приключением.
— А ты, конечно, большой специалист по богу? — не без сарказма поинтересовалась Женька.
— Ой, вот не надо! Не надо! — повысил тон ангел. — Сарказм неуместен. Уж насчет Бога я побольше вашего знаю.
— Тш! — приложила палец к губам Женька, вспоминая, наконец, что на дворе ночь, все спят. — Народ разбудишь.
— А! — пушистый отмахнулся, — они теперь дрыхнут мертвым сном. Я их того! — и пушистый сделал неопределенный жест лапой.
У Женьки внутри все оборвалось:
— Убил? — выдохнула она перепугано.
— Да ты что! — вылупил глаза кроха. — Бог с тобой! Спят они! Я их… ну… как это… усыпил.
— Понятно, — Женька поелозила на постели, и боль вновь решила напомнить о себе, на сей раз, прострелив до самого колена. Художница невольно ойкнула, схватившись за вывихнутую лодыжку, и поморщилась. Тугая повязка давила, но все же хоть немного смягчала боль и не давала ноге двигаться.
— Болит? — сочувственно поинтересовался пушистый, с любопытством вытягивая шею.
— Болит, — честно призналась Женька, поглаживая ногу.
Ангел покряхтел, отрывая пушистый задок, поднялся на кривоватые лапки и неторопливо, солидно, точно заправский доктор, подошел к Женьке поближе, потом вдруг остановился, с сомнением посмотрел на художницу и опасливо поинтересовался:
— Не будешь тапочкой махаться?
Женька энергично замотала головой. Пушистый подошел и стал разминать крохотные лапки. Сейчас он и вправду был похож на маститого массажиста, приступающего к работе. Положив обе ладошки на повязку, он стал возить ими, словно что-то собирая, потом резко вскинул ими вверх, Женька невольно вскрикнула. Было такое впечатление, будто из ноги что-то выдернули. Пушистый отвалился, растопырив лапки в разные стороны. Женька подергала ногой. Боли не было.
— Ой, ну надо же! Не болит!
Без ответа.
— Слышишь? Не болит! Ух ты! — без ответа. — Ты как?
Женька на четвереньках подобралась к пушистику и нависла над ним, внимательно всматриваясь в мордашку. Да только что там в ней разглядишь? Морда, она и в Африке морда.
— Не мешай! — строго одернул ее ангел, не открывая глаз. — Отдыхаю я. Заправиться бы чем-нибудь. А то от вас не дождешься.
— Заправиться? — Женька непонимающе вздернула брови. — Это как? Там у нас в холодильнике много чего есть… о! Холодец будешь? А еще пирожки…
Пушистый открыл один глаз, левый, и Женька осеклась под его взглядом.
— Вообще-то мы питаемся кое-чем другим… ну да ладно, тащи, что есть, будем есть, — он открыл второй глаз и сел на кровати, растопырив задние лапы. — Ну, чего стоим? Кого ждем? — поинтересовался он словами из рекламы.
Женька дунула на кухню. Притащила холодец, соленые огурчики, три пирожка… Пушистый, унюхав запах съестного, заоблизывался, его черный носик принялся подергиваться из стороны в сторону, точно крохотный хоботок. Тарелку с холодцом он тут же подгреб к себе поближе, ловко орудуя суповой ложкой, а другой лапой уцепил пирожок с капустой… Не успела Женька сосчитать до десяти, как обжористый ангел уже смолотил все, что было подано к столу… э-э-э… к постели… если точнее.
Женька с нескрываемым удивлением следила за его ночной трапезой. Ангел наелся от пуза, сыто отвалился и звучно рыгнул. Громко так, не по размеру.
— Ой, извиняюсь, — нисколько не смущаясь, выдал мелкорослый нахал. — Теперь лучше. Можешь убрать, — барским тоном разрешил он.
— Я тебе что, официантка? — беззлобно отпарировала Женька, но пустые тарелки все же убрала. Вот завтра утром будет переполоху, когда выяснится, что кто-то доел холодец. И как объяснять? Да никак. Не станет же она рассказывать, что у нее тут в комнате заблудившийся ангел квартируется? Женька представила, какими глазами на нее посмотрит мама. Да что мама, а Юрик — завзятый любитель холодца?
— Тебя как звать-то, ангел?
— Меня-то? — пушистый стрельнул на Женьку хитрым взглядом. — Кирюшкой.
— Это от «кирять» что ли? — хохотнула художница, усаживаясь обратно на кровать.
— Это что за грязные инсинуации? — тут же взбеленился ангел. — Уж не будем тыкать пальцами, да только некоторые здесь побольше моего иногда злоупотребляют…
— Я что ли? — ужаснулась художница. — Ты чего врешь?! Когда это?
— Да только вчера, забыла? Ты сколько выпила? Думаешь, я не знаю? Два бокала шампанского, рюмку вишневого ликера, рюмку рябиновой настойки, да еще под конец мартини, тьфу! — снова плюнул ангел. — Кто же так пьет? Уж взялась шампанского пить, так пей шампанское, не мешай… а рыбу… рыбу запивала ликером, — его передернуло так, что Женьке стало не по себе.
— А чем же ее запивать-то, по-твоему? — недоуменно поинтересовалась она.
— К рыбе надо подавать белое полусухое или сухое, — мечтательно закатывая глаза, сообщил Кирюшка. — И обязательно чтобы картошечку… рассыпчатую… с зеленым лучком и укропчиком…
Женька облизнулась, и почувствовала, как рот наполняется слюной. Ну, чтоб он треснул, этот чертов Кирюшка! Если он и дальше так вкусно будет описывать, она, глядишь, не удержится, да натрескается. В Америке она так вкусно не покушает. У них там все больше пицца да хот-доги. Стоп!
