Тень на обороте - Сергачева Юлия (читать книги полные txt) 📗
Гергор вдруг словно проснулся:
— Ах, вот еще что… — он быстро провел рукой над игральной доской, переворачивая угодившие в «капканы» камешки. Белое обращалось черной половиной.
Я потерпел сокрушительное поражение в игре. Даже Аргра это понял, иначе с чего это он так ухмыляется, вывесив алый язык?
…В изголовье кровати, положив заостренную головку на угол подушки, дремала хрустальная змея. Ее длинное тело, собранное из прозрачных сфер, напоминало нитку слишком крупных бус.
Я вытянулся на кровати навзничь, и змея, выжидательно приподнявшая безглазую голову, проворно заскользила по простыням, добираясь до расслабленного предплечья. На мгновение застыла, изогнувшись и покачиваясь, и на кончике изящно вытянутой головки проклюнулось длинное металлическое жало.
Момент, когда игла вошла в вену я не почувствовал. Только несколько секунд, борясь с сонливостью, безразлично наблюдал, как хрустальные шарики один за другим постепенно меняют цвет, наливаясь темным багрянцем. Покраснела едва четверть, когда я провалился в сон.
…похвально Ваше намерение, юный друг, изучить древнейший из ныне существующих языков. Однако прежде, чем приступить к занятиям, напомню Вам, что язык сей коварен, и не прощает легкомысленного отношения. Не зря именно его избрали для общения враги рода человеческого, ныне сгинувшие Оборотни. Многозначие зачастую оборачивается затаенной ложью…
…приведем следующий пример. Прочтем дважды, поставив разный по значению акцент: руны «основнЫе» или руны «оснОвные». В первом случае речь идет всего лишь о том, что руны являются преобладающими в написании слов. Во втором, что руны относятся к категории изначальных, тех, на которых базируется основа языка.
Есть и более сложные примеры с не столь явным смыслом. Скажем, «вода». Первое значение — жидкость. Второе — то, что утоляет жажду, как в прямом, так и в переносном смысле. Третье — источник жизни.
«Твердыня» — 1. Архитектурное сооружение, строение, крепость, 2. Переносное значение «крепкий орешек», 3. Тайна; то, во что не проникнуть…
«О лингвистическом коварстве языка Основ». Учебное пособие.
Глава 3.
…Солнце, пробивающееся через неожиданно жизнерадостные, стрельчатые окна верхней галереи выборочно согрело часть каменных половиц, и ступать по ним было странно — тепло, холодно, тепло и снова холодно.
Со стен, из каменных рам на меня смотрела нарисованные люди.
Для меня все Юги — это нечто отстраненное и не родственное, вроде мифического «наследия предков». Слишком большое расстояние между могучими и страшными Оборотнями и чередой умалишенных проигравших.
Лоботомия — действенное средство против любого могущества.
Так было бы и со мной, если бы однажды, уступив доводам мага Мартана, Ковен не решил этот вопрос иначе. Я получил наследство Оборотней. А Мартан лишился репутации и обрел звание заступника Оборотня.
Солнечная чехарда не касается портретов. Они все равнодушны и холодны. Даже те, что улыбаются.
Как, например, Гьино Юг Неукротимый. Имя не зря выписано основными рунами, придавшими ему двузначие. Палач и убийца. Только, если брать в расчет масштаб, то — вершитель судеб и реформатор. Ну, а тут у нас надменная красавица Аллая Миора Юг. Не желавшая, чтобы простецы даже мысленно называли ее имя. Она прошила души своих подданных запретом, убивающим всякого, кто осмелиться думать о ней плохо ли, хорошо ли… В живых вскоре остались только младенцы.
Между портретами размещены, — не без умысла, разумеется, — зеркала. Хочешь — не хочешь, а невольно сравнишь себя с предками. И я сравнивал.
Лицо — сплав чужих черт. Чудовища традиционно соблазняли, покупали, похищали прекрасных принцесс. Цвет глаз — зеленый (ну, тут все понятно — красавицы сплошь зеленоглазые и синеглазые). Нос — обычный, усредненный вариант, стесанный за много веков селекции до гармонично-устойчивой формы. Слегка кривоватая улыбка… Ах да, еще черная вязь узора ниже ключиц и на запястьях. Кому интересно знать, как я выгляжу, если первым делом он видит эту страшноватую роспись на теле?
Я отвел глаза.
В Кольцевой галерее призраки скользили в сероватом воздухе, как медузы. Такие же зыбкие, неприятные и способные обжечь.
Говорят, призраки не являются лишь туда, где живут влюбленные. Неудивительно, что в Черноскале этой немочи полным-полно. Матерой, многовековой. И Гергору с фантомкой их не распугать.
Да и мне. Теперь.
…Вверху, в начале лестницы горбилась арка, украшенная рунной надписью, смысл коей можно было условно прочесть, как «темное» или «черное». Или «беспросветное». То ли цвет отделки имели ввиду, то ли нечто сакральное. А, может, то, что на освещении здесь сэкономили.
Ступени ныряли в арку и, плавно изогнувшись, уходили вниз.
В пустой нише, зябко ссутулившись, сидел хмурый Гергор, пряча в горсти дымящуюся трубку. Огненного масла, в стоящем на полу переносном фонаре, осталось едва на треть. Выглядел маг осунувшимся и утомленным, и вряд ли только из-за терзавшего его похмелья. Гергор, не отрываясь, смотрел в черноту, поглотившую нижний конец лестницы.
— Пробовал погасить, — не оглядываясь, произнес Гергор, — но сорвало напрочь.
По краям арки трепетали, будто ветхие клочья цветной материи, остатки разодранного сдерживающего заклятия.
— Поменьше эмоций, — в который раз посоветовал я. — Оно жрет их.
— Что-то рано в этот раз. И полсезона не прошло…
— Бывает. Может, шторм его растревожил.
— Может, — с явным сомнением согласился маг. — Раньше не тревожил, а вот сегодня обеспокоил.
Я пожал плечами. Мне, честно говоря, было совершенно безразлично по какой причине раскрылся проклятый Глаз. Все равно заниматься им придется мне.
Гергор неловко почесал нос краем кисти с зажатой трубкой и посетовал:
— Смердит.
Что верно, то верно. Смердит одуряюще. Только это не реальная вонь, а некое смутное ощущение, невыносимое для людей, но при этом абсолютно не воспринимаемое животными. Большинство магов, что пытались исследовать загадки Черноскала, бежали отсюда опрометью, зато Аргра скучно шевелит хвостом и зевает, явно не замечая ничего предосудительного. Зверь бы со мной и вниз пошел, но я отмахнулся, забрал светильник у вяло запротестовавшего Гергора и нырнул в арку.
Лестница свела и вытолкнула в обширный зал. Стены заплатаны ветхими панелями из штукатурки. Пол — лоскутное одеяло, наспех сшитое деревянными мостками. Видно, маги дрались здесь насмерть, если гранит рвало на куски, как воск.
Свет фонаря жадно впитывался в каменные трещины. Я давно планировал притащить сюда что-нибудь покрепче этих хлипких дощатых настилов, но...
Поздно!
С тихим, каким-то очень будничным хрустом мостик разломился подо мной, как раз над самой широкой расселиной. Я успел бестолково взмахнуть руками в дурной попытке воспарить и неудержимо заскользил вниз.
…И ухватился за одну из половин развалившегося мостка.
Впился клещом в занозистые, влажные доски, сцепившиеся с соседними зубьями гвоздей. Фонарь, выскочивший из рук, описал крутую дугу и звонко брякнулся о стену. Огненное масло разлилось лужей по полу. Оно и на камнях продолжало гореть, так что темно не стало. Стало жутко.
Зависнув над бездной и судорожно глотая ее сырое, отдающее камнем дыхание, я услышал, как со скрипом выползают гвозди из своих гнезд. Ноги болтались в пустоте.
По слухам, там, под замком, дремлют горные великаны, усмиренные Оборотнями. Я скосил глаза вниз. Ничего не разобрать. Но вряд ли великаны подставят руки, чтобы подхватить последнего из Югов. Да и брякнуться об их гранитные ладони — малоприятно. Позвать на помощь? Гергор далеко, не услышит. Попытаюсь подтянуться, схватиться покрепче, не замечая смертоносного стона распадающегося дерева…
Ух! Сердце вновь рвануло вверх, норовя высочить из пропасти самостоятельно, но не смогло протиснуться через горло. На груди запульсировал амулет. Похоже, я непроизвольно попытался использовать не только физические силы.
