Не стреляй в ангела - Чернышев Олекса (читать хорошую книгу полностью txt) 📗

Я почти не ощутил боли, когда меч помошника агента полоснул меня свом лезвием по бедру, и из глубины раны показалась неестественно белая кость, так как основное внимание я сосредоточил на мысленной борьбе с агентом. Я видел, что проигрываю сражение по всем статьям. Мне никак не удавалось справиться с путами, и я чувствовал, что мне не отбить еще и пары таких атак. Бой с волокрылом меня кое-чему научил, поэтому я собрал все свои силы и метнул Огдогот в сторону агента, оставшись таким образом незащищенным от нападения его помошника. Бросок получился вялый, но клинок все же впился в грудь противника на смертельную для обычного человека глубину.

Похоже, что агент не привык к боли и вовсе не хотел умирать. Он застонал, и в тот же миг я почувствовал, как спали удерживающие меня путы.

Помошник удивленно обернулся на стон своего шефа, не понимая что происходит. Эта ошибка стоила ему жизни — отработанным на тренировках с Гаутамой приемом я вернул себе в руки Ордогот, и, после короткого взмаха мечом, голова помошника агента отделилась от тела с противным хрустом разрубаемых костей и глухо рухнула наземь. Труп конвульсивно задергался. Я не смог на него смотреть от непреодолимого чувства омерзения, которое вдруг меня охватило.

Возбужденный схваткой, я обалдело оглянулся по сторонам и смахнул пот с лица.

Агент сидел в луже собственной крови, прислонившись спиной к стене корчмы. Я подошел к нему вплотную и посмотрел на его рану. Было видно, что рана в его груди велика, и он очень слаб. Тем не менее, для искушенного в колдовстве такая рана не была смертельной. Агент уже сращивал свое магическое и реальное тела, и минут через десять он представлял бы для меня смертельную опасность. Я мысленно проник в его мозг, и в ужасе отпрянул — его отношение ко мне не предвещало ничего хорошего. По обилию магических щепалец агента, я знал, что его силы намного превосходили мои. Моя победа была скорее случайностью, нежели закономерностью, и он совсем не оставлял мне выбора.

Мне не хотелось убивать его так, беззащитного, не имеющего возможности за себя постоять. Он не воспринимался мной как враг, во всяком случае, эмоционально. Мало того, мне было мерзко и противно лишать этого парня жизни только за то, что я случайным образом оказался здесь, в этой деревне.

Быть может наша встреча состоялась не по воле случая? Может быть это чья-то твердая рука привела меня к этой корчме, чтобы кто-то из-за кулис мог насладиться кровавым зрелищем? Я не мог позволить себе забыть о существовании Марии Ягер и о ее словах, а она прямо сообщила о своих намерениях по отношению к моей персоне.

Я не хотел умирать. В моей душе все противилось идее собственной смерти, ведь я жил так мало! Долголетие Гаутамы для меня было как награда, как обещанная ребенку долгожданная игрушка, о которой он уже ни за что не сможет забыть. Я не хотел плясать под чужую дудку, даже если мелодия исполнялась ангелом, но Мария знала как играть на струнах моей души и умело делала это. Я понимал, что от меня требуется, и не хотел этого. Мои настойчивые мольбы к чему-то более высокому чем боги не привели ни к каким результатам, как будь-то эта тонкая связь была разорвана еще на средних звеньях этой цепи. Может быть Мария — это высшая ступень эволюции, и над ней уже ничего и никого нет? Тогда мои жалобы некому услышать. Я чувствовал что одинок в этой душевной борьбе, и я терпел моральные неудачи одну за другой. Я скрепя сердце размахнулся, и еще одна голова скатилась в пыль.

С начала нашей встречи не прошло и десяти минут, а на моей совести оказалось уже три трупа. Я посмотрел на себя — и штаны, и футболка были алыми от крови, отчего я был похож на мясника, чересчур увлекшегося работой. Кровь была липкой и источала сладковатый запах.

Я не видел смысла ни в неожиданно развившемся конфликте, ни в этих смертях. Мне была совершенно непонятна агрессивность, с которой эти люди на меня набросились. Я чувствовал себя пресквернейшим образом.

Наверно у меня началась истерика. Мне стало плохо, и я опустился на колени в мягкую глубокую пыль и сидел так некоторое время, пытаясь справиться с навалившейся вдруг слабостью. Я нагнулся, и у меня вырвало рядом с обезглавленным телом агента. Мне стал невыносимо противен этот жестокий мир и мой искусственный облик громилы. Романтика поединков на мечах испарилась, оставив вместо себя зияющую пустоту.

Неожиданно остро захотелось вернуться домой в Вергвуд, где я мог бы спокойно устроиться в своем любимом кресле и неспешно потягивать пиво, занимая свою голову только мыслями о женщинах и переводах. Как я недооценивал прелести своей прежней жизни! — подумал я с грустью. Но неумолимая в своей жестокости действительность быстро привела меня в чувство.

Глубокая рана на бедре сильно кровоточила, и я потратил некоторое время на то, чтобы ее затянуть. Минутная слабость прошла, стоило лишь заняться каким-то делом.

Наверно в этих краях не все обстоит благополучно с правами человека, — невесело ухмыльнулся я, как только мне удалось немного взять себя в руки.

Во время нашей стычки деревня обезлюдела. Все ее жители попрятались в домах, напуганные происходящим. Даже причудливые на вид собаки попрятались во дворах. Наверно и они чувствовали ненависть, которая еще минуту назад разливалась от дерущихся широкими магическими волнами.

Вскоре я заметил, как жители деревни появляются по двое — по трое и настороженно приближаются ко мне. Я приготовился к самому худшему, равнодушно перебирая в памяти немногочисленные способы расправы разъяренной толпы с неугодными. В конце концов, меня обступили плотным молчаливым кольцом. Но, к моему удивлению, на лицах людей светились робкие улыбки, которые в сочетании с одеждами из тонких полосок кожи делали их похожими на дебютирующих артистов варьете.

— Как тебя зовут, чужестранец? — нарушил молчание один из них, по всей видимости пользующийся наибольшим авторитетом. Его голос был мягок и певуч.

— Марк, — ответил я и поднялся на ноги.

Я был выше на голову любого из мужчин этой деревни. Как впрочем и тех троих, которых мне пришлось убить.

Нужно было быть полным идиотом, чтобы не распознать во мне чужака, — осенило меня.

— Мое имя — Мартин, — сказал мужчина. — Ты хороший воин. Ты один справился с тремя слугами старейшины Дальней деревни.

Люди в толпе оживленно зашептались друг с другом, явно восхищаясь моим подвигом.

— Это очень не просто — победить слуг Грима, добавил Мартин.

— Кто такой Грим? — спросил я недоуменно.

Я выудил это имя из памяти агента, но мне хотелось узнать о нем как можно больше.

— Это старейшина Дальней деревни, — удивленно ответил мужчина. Он окинул меня внимательным взглядом и добавил:

— А ты, я вижу, чужеземец?

— Да, я пришел из дальних краев, — ответил я уклончиво, еще не зная насколько можно доверять этим людям.

— Закопайте трупы! — коротко бросил Мартин кому-то в толпе, и я увидел, как несколько мужчин засуетились вокруг трупов.

— Если ты смог справиться с ними один, — Мартин кивнул в сторону распростертых тел, — значит ты очень хороший воин. Их приятели не появятся здесь раньше чем через сутки, и ты можешь спокойно отдохнуть у меня дома, а завтра уйти со свежими силами и без труда оторваться от возможного преследования.

Я решил не отказываться от предложения Мартина, и вскоре он привел меня в свою глинобитную хижину — одну из многочисленных мазанок, похожих друг на друга как близнецы-одногодки.

Внутри дома господствовал прохладный полумрак. Вместе с Мартином жили его жена, четверо детей — мальчики от двух до десяти лет, и его младшая сестра, лет двадцати на вид. Никакой мебели не было, так что скорее всего все спали и ели на постеленых прямо на глиняный пол собачьих шкурах.

Как только мы зашли в дом, он что-то коротко сказал жене, и та захлопотала во дворе, разводя костер и явно собираясь стряпать. Затем Мартин прошел в глубь помещения и вернулся с глиняными кружками и бурдюком, наполненным какой-то жидкостью. Мы сели на шкуры по-турецки, и Мартин разлил по кружкам зеленоватый напиток, протянув одну из кружек мне.