Игры Вышнего Мира - Авраменко Олег Евгеньевич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Первые несколько уроков прошли у них не совсем гладко, хоть и не так плохо, как опасался Марк. А вскоре он приспособился к методике Андреа, и между ними больше не случалось серьёзных недоразумений в присутствии учеников. Зато во внеурочное время они часто спорили о том, как лучше вести занятия; в этих спорах Марк обычно уступал Андреа, но нередко случалось и так, что она признавала его правоту.
Впрочем, их разногласия не носили принципиального характера, и в целом они придерживались одинаковых подходов к магии и её практическому применению. У Андреа был такой же, как у Марка, промежуточный дар, но в её манере колдовства (опять же, как и у него) явственно чувствовалась инквизиторская выучка. Возможно, она училась в одной из провинциальных академий Инквизиции — и если так, то скорее всего вместе с Гвен, которая обладала полностью доминантным даром. Однако об этом Марк мог только гадать. Хотя между ним и Андреа вскоре завязались не только профессиональные, но и чисто дружеские отношения, она всячески избегала разговоров о своём прошлом и даже сердилась, когда он затрагивал эту тему.
Марку удалось выяснить только то, что её родным языком был умбрийский, на который она часто переходила, разговаривая с Гвен. Этот язык в Торнинском архипелаге совершенно не употреблялся, а в Империи занимал восьмое место по распространённости, и Марк изучал его в академии в качестве дополнительного. Но говорил он на нём скверно, поэтому с Андреа общался в основном на мидгардском, а порой — на коруальском, которым она владела почти в совершенстве.
Что же касается Гвен, то приставать к ней с расспросами о её прошлом Марк даже не пытался — он не сумел наладить с ней нормальных отношений, она лишь терпела его ради Андреа. Да и сам Марк испытывал к Гвен безотчётную неприязнь, которую всеми силами пытался преодолеть, но тщетно…
Как и всякий нормальный человек, Марк был не лишён известной доли любопытства, поэтому его чрезвычайно заинтересовала странная история с замурованной аудиторией номер шестьсот двенадцать, где раньше находился кабинет истории. В разговорах с учителями и обслугой школы он иногда затрагивал эту тему, но не узнал от них ничего существенного, сверх того, что ему рассказал Ульрих Сондерс. Шестьсот двенадцатая действительно никак не проявляла себя, никто ни разу даже не слышал, чтобы оттуда доносился хоть малейший шум. Что, впрочем, было вполне объяснимо — ведь помимо прочей магии, помещение со всех сторон защищал комплекс надёжных звукоизолирующих заклятий. Все чары были настолько мощными, что Марк сразу понял — они ему не по зубам. Он даже и пробовать не стал разобраться в них, тем более, что ещё в первый день Ильмарссон предупредил его о крайней нежелательности любых попыток проникнуть в тайну бывшей шестьсот двенадцатой аудитории. А Марк, при всём своём любопытстве, совсем не хотел терять работу, которая ему очень нравилась.
Заниматься с учениками, оказалось трудно, но приятно. К удивлению Марка, больше всего хлопот ему доставляли младшие классы, а не старшие, как он боялся вначале, принимая во внимание свой возраст — ведь некоторые школьники были всего лишь на пару лет моложе его. Но как раз со старшеклассниками и «переростками» Марк поладил без особых усилий — возможно потому, что большинство из них видели в нём не столько учителя, сколько старшего и более опытного товарища, лидера и вожака, чей авторитет они не подвергали сомнению. Немалую роль тут сыграла и его шкура, и та история шестилетней давности, о которой среди учеников ходило много искажённых и крайне преувеличенных слухов (однажды Марк случайно услышал разговор, из коего следовало, что он самолично расправился чуть ли не с сотней чёрных колдунов, а их замок сровнял с землёй). Ну и, конечно, производило должное впечатление его личное знакомство с новоявленными Великими, особенно то обстоятельство, что Марк был дальним родственником верховной королевы. И если младшеклассники, будучи ещё детьми, часто проказничали на его уроках, как и у других учителей, то старшие школьники чуть ли не выстраивались перед ним в струнку и слушались его беспрекословно. Разве что Абигаль Ньердстрём на первых порах вела себя с Марком несколько фамильярно, явно рассчитывая на снисходительное отношение к ней, благодаря её дружбе с Герти. Однако он быстро поставил девушку на место, недвусмысленно дав понять, что на занятиях у него нет и не будет никаких любимцев.
Ещё среди учеников была группа так называемых «трудных». Но не тех, которые вечно прогуливали уроки, не выполняли заданий и вообще относились к учёбе спустя рукава — таковые в школе Ильмарссона долго не задерживались, их быстро отчисляли, невзирая на то, учились они за деньги или бесплатно. «Трудными» называли принцев и принцесс королевской крови, да и то не всех, а только тех, кто не мог смириться с тем, что их громкие титулы здесь ровным счётом ничего не значат и никого не интересуют. В свои школьные годы Марк, хоть и сам происходил из древнего дворянского рода, таких зазнаек страшно не любил и сторонился их. А теперь, оказавшись в роли учителя, был вынужден раз за разом усмирять их спесь — что было делом весьма неприятным и неблагодарным.
Одной из таких «трудных» была Зигфрида фон Дитцель-Бильмердер, которая поступила в школу лишь в начале этого года и с которой Марк познакомился ещё заочно, со слов Абигали. Впрочем, эта тринадцатилетняя девчушка вызывала у Марка не столько раздражение, сколько острую жалость — ибо главная её проблема заключалась вовсе не в заносчивости, а в неумении справляться с трудностями. Зигфрида была внучкой правителя одного захолустного королевства на окраинной Грани и раньше обучалась колдовству под руководством придворного мага, который оказался слишком покладистым и не смел обременять свою царственную ученицу мало-мальски сложными заданиями. С детства привыкшая к тому, что всё даётся ей легко и без особых усилий, Зигфрида чисто психологически не могла осилить высокую планку школьных требований, при любой неудаче у неё сразу опускались руки, нередко она закатывала истерики. Лишь немногие учителя могли справиться с ней, но ни Андреа Бреневельт, ни её бывший напарник Гидеон Викторикс не принадлежали к их числу. Зато Марк неожиданно легко наладил с девочкой контакт; он всякий раз находил нужные слова, чтобы подбодрить её, когда она неправильно выполняла заклинания, и умел внушить ей уверенность в собственных силах. Вскоре это дало свой результат, и её успеваемость заметно возросла.
Ильмарссон прокомментировал его первый учительский успех одной короткой фразой: «Я в тебе не ошибся», — и он воспринял это как высшую похвалу.
А Андреа сказала:
— Ты, Марк, действительно учитель от бога. Я тебе по-доброму завидую… Хотя это не значит, — тут же добавила она, — что считаю все твои педагогические идеи гениальными. Вот когда главный мастер назначит тебя старшим в нашей паре, тогда и буду тебя слушаться. А пока окончательное решение за мной.
Со временем Марк понял, почему он с такой завидной регулярностью затевает с Андреа жаркие дискуссии касательно методики ведения занятий. Во-первых, это давало повод продлить их общение; а во-вторых, в пылу спора она становилась ещё больше похожей на королеву Ингу, и ему это нравилось. А однажды, набравшись смелости, Марк прямо сказал Андреа о её сходстве с Ингой.
— Да, знаю, — невозмутимо ответила она. — Мне уже говорили об этом. Даже спрашивали, не родственница ли я верховной королеве. Ты, небось, тоже так думаешь?
Марк неопределённо пожал плечами:
— Этого нельзя исключить. Ведь Инга долгое время не знала о своей семье и считала приёмных отца с матерью родными. То же самое может быть и с тобой. А вдруг у Алиабеллы де Бреси родилась двойня — именно двойня, не близнецы, — и Ривал де Каэрден отдал девочек на воспитание в разные семьи. Только у Инги дар высшего мага сохранился, а у тебя нивелировался.
Андреа тихо рассмеялась:
— Таким хитрым образом ты хочешь выяснить мой возраст? Мог бы просто спросить, я его не скрываю. Мне двадцать четыре; а верховной королеве, если не ошибаюсь, двадцать семь.
