Дочь творца стекла (ЛП) - Брайсленд В. (книга жизни txt) 📗
Она не верила ушам. Она каждый день жизни мечтала попасть в одну из инсул. Она не могла представить жизнь иной. Когда Мило сказал ей, что не для всех инсулы были самым желанным местом в мире, она думала, что он пытался ее утешить, как мог. Но его друзья тоже отмахивались от инсул.
Может, жизнь в службе богам была не тем, о чем она мечтала? Ей нужно было позже обдумать это.
— Мы не хотим навредить, милая, — сказала ей Таня. Браслеты с дешевыми цветными камнями звякали на ее запястье, она погладила волосы Рисы. — Я знала много добрых людей из инсул, особенно из Каза Буночио. Но тебе не понравилось бы с ними. Особенно сегодня!
— Что рифмуется с Диветри? — вдруг спросил Рикард, оторвав взгляд от листа, на котором быстро записывал что-то заточенным угольком. Мило сжал губы и не стал отвечать.
— Почему сегодня? — Риса старалась игнорировать самопровозглашенного Поэта народа.
Браслеты Тани звякнули снова, она опустила руки.
— Не слышала? Инсулы под осадой.
Три голоса воскликнули хором:
— Что? — Риса, Мило и Камилла переглянулись и посмотрели на Таню.
— Никому нельзя входить или выходить из инсул. Это как-то связано с приказами принца Берто, — Таня удивилась их ответу. — Я узнала, когда пришла позировать для урока рисования у Кающихся, но меня прогнали. Стражи там, — она сказала это Камилле и Мило. — Вы разве не знаете, что делают другие стражи?
— Ничего о таком не слышала! — воскликнула Камилла.
— Последние два дня были сплошным смятением, — сказал Мило. Он посмотрел на Рису. — Ты в порядке?
Риса была не в порядке. Ее ноги дрожали. Ромельдо успел получить послание? Ее отец обещал, что, если он не сможет выполнить ритуал, Ромельдо будет там. Он был ее последней надеждой! Все уходило из-под контроля.
— Почему боги против меня? — завопила она, озвучивая страх и боль, бурлящие в ней. Друзья Мило обеспокоились от ее вспышки.
Таня коснулась руки Рисы, но утешение от незнакомки не помогало. Стараясь не казаться вредной, Риса отодвинулась от модели и забралась в телегу, сжала поводья.
— Мне нужно увидеть самой, — сказала она Мило. — Нужно уезжать сейчас.
— Я поведу, — Мило запрыгнул на телегу без колебаний. Казалось, он хотел успокоить ее. — Тебе хватает тревог.
«У меня одни тревоги», — подумала Риса. Путь обещал быть долгим.
15
Разве милые звуки рожков на закате не напоминают ежедневно о гармонии, на которой построен наш город? Церемония — живое доказательство не глубокой магии — ведь ее нет — а соглашения между монархом и работающим человеком и равновесия между ними.
— Мартоло Скептик в «Развенчании, так называемых, кассафортийских чар: манифесте думающего человека»
Построенные сотни лет назад, высокие стены инсулы Детей Муро когда-то стояли одиноко среди луга полевых цветов на северо-западе города. Два канала были построены, чтобы доставлять до них припасы. Века спустя выросли рынки и дома, многие принадлежали Тридцати. Два изначальных канала затерялись в комплексе новых каналов. Западный район Кассафорте нынче было не отличить от другой части города, кроме того, что здания тут были не так истерзаны ветром, и мосты над каналами выглядели лучше, были украшены в разных стилях.
Мило остановил телегу у моста из инсулы, Камилла и Амо прошли туда к стражам, стоящим у закрытых врат. Больше стражей стояло по периметру огромного здания с промежутком в двадцать футов, не двигались, были настороже.
— Не переживай, — шепнула Таня на ухо Рисе. — Уверена, все будет в порядке.
— Клянусь ей в верности своей, но тревога не покидает ее чело, — бормотал Рикард, записывая на бумаге. — Неплохо вышло, да?
— Нет, — рявкнул Мило, а Таня сказала:
— Тихо, Рикард.
Рикард не слушал их, бормотал и сочинял. Риса напряженно смотрела, как Камилла говорила со стражами.
— Не переживай за семью, — сказал Мило. — Инсулы способны выдержать осаду. Во время Лазурного вторжения народ в инсуле Кающихся Лены два года прожил без поступления припасов снаружи.
— Знаю, — но она не успокоилась. Стена без окон вокруг зданий инсулы могла защитить от атак. — Но ничего не могу поделать. Каждый раз, когда я думаю, что хуже быть не может, все ухудшается!
— Хочешь кое-что попробовать? — она думала, он снова шутил, но в глазах Мило была искренность. — Ничего плохого. Когда я порой нервничаю, это помогает.
— Ты нервничаешь? — удивилась Таня. — Ты всегда был спокойнее всех, кого я видела, Мило. Вряд ли ты что-то не можешь сделать.
Мило прищурился.
— Кое-что я не могу заставить себя сделать. Но это не твое дело, — добавил он, когда Таня открыла рот для вопроса. Он посмотрел на Рису с робким видом. — Мама научила меня этой технике. Закрой глаза. Давай.
Его теплый голос приободрил ее. Она опустила веки, закрылась от солнца.
— Знаю, будет непросто, — сказал он, — но нужно представить себя в месте, где ты ощущаешь уверенность. Там, где ты ощущаешь себя собой. Хорошо? Где ты?
Риса задумалась, поняла, что Мило имел в виду. Представлять жар солнца и шум толпы было сложно, но она сосредоточилась на себе перед печью в казе. Она доставала палкой свое творение. Отодвигала постепенно от жара к краю. Хоть творение было горячим, оно было уже не таким раскаленным, чтобы разбиться от температуры в комнате. Она представила, как достала большое блюдо. Ее ладони защищали перчатки. Она опустила стеклянный диск на стол, зная, что, хоть должна быть скромной, она создала красоту, и что ей хватало таланта сделать это снова.
— Где ты? — повторил Мило.
— В мастерской, — прошептала она, сосредоточившись на картинке.
Таня рядом с ней прошептала:
— На сцене.
— Поймайте ощущение уверенности. Представьте его облик. Что-то, чего вы можете коснуться. Как оно выглядит?
— Бабочка, — выдохнула Таня.
— Шарик из стекла, — как игрушки Петро. Красивые шарики, которые делал Маттио, когда не выдувал стекло с ее отцом. Она видела свой любимый — идеальную сферу стекла с алыми узорами. Когда она была младше, она не могла понять, как ленты огня заперли в стекло.
— Я хочу, чтобы вы опустили этот предмет в шкатулку, — продолжил Мило. — Туда, где вы сможете его найти. Закройте шкатулку. Когда боитесь или волнуетесь, открывайте ее. Посмотришь на шарик и вспомнишь ощущение, обещаю. Открывай глаза.
Риса открыла глаза, еще видела шарик из стекла. Мило склонил голову с вопросом в глазах.
— Ну? — сказал он.
Риса покачала головой. Она все еще переживала, но уже не так сильно. Волнение, от которого ее мутило, а ладони потели, отступило. Она не могла сказать, что избавилась от тревоги, но она уже не сходила с ума, как было весь день.
— Это работает? — спросила она.
— Если позволишь.
Впервые за несколько минут Рикард заговорил сзади:
— Когда устала милая Риса и спит, мое сердце рыдает и ноет…
— Она не спала, — рявкнула Таня. — Рикард, если тебе нужно писать свою ужасную поэзию, то пиши о ком-то еще. Риса из-за тебя подумает, что мы все ненормальные.
Риса уже считала, что друзья Мило и Камиллы — может, не считая Рикарда — были хорошими. Кроме Петро и ее старшей сестры Весты, Риса знала мало ребят ее возраста. Они работали, думали, что делать со своими жизнями. А она просто сидела и ждала, пока ее жизнь начнется. Ее потрясало, какими уверенными они были.
Камилла кивнула стражам и пошла по мосту к телеге. Амо двигался за ней. Тревога вспыхнула в Рисе. У них были новости. Чтобы подавить панику, она думала о шарике из стекла. Она помнила, как успокоилась, пока Мило шептал ей. Ее дыхание стало ровным. Камилла добралась до них.
— Принц приказал им держать под стражей обе инсулы, — сообщила Камилла без эмоций. — Никому нельзя выходить.
— Или заходить, — добавил Амо. — Никаких посланий. Это должно быть для их защиты, пока корону и скипетр не передадут принцу Берто.
— Это глупо, — сказала Риса.
— Мы ничего не можем поделать, — сказала ей Камилла.