Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Камша Вера Викторовна (полные книги TXT) 📗
– Их вовремя начали вешать. – Робер припомнил собственное ночное путешествие и торопливо встал. – Вы не любите шадди? Хотите вина?
– Я предпочитаю можжевеловую, но не стоит вызывать слуг. Я буду пить вино.
– Есть касера.
– Тем лучше. Маршал Алва успешно подавил бунт, но бунтовщики почти не сопротивлялись; казалось, у них разом иссякла воля. Позднее, когда начались… связанные с Альдо Раканом неурядицы, жители столицы Талига повели себя настолько достойно и спокойно, насколько это было возможно в их положении.
– Вы не были в Доре…
– Да, – очень серьезно подтвердил дриксенец, – и это мое упущение. Тем не менее, кроме отталкивающей сцены с выдачей толпе цивильного коменданта, свидетелем которой стали все послы…
– Не продолжайте, я видел больше вас. Вы правы. Кажется, что это был совсем другой город и другие люди!
Пережить сумасшедшую зиму с Альдо, перевести дух при Катари, ждать, что беды закончатся. Потом этот дурак Ричард… Но для Олларии регент умерла родами! Да, была печаль и растерянность, но такой злобы и остервенелости, какая появилась в людях недавно, не было.
– Мы смотрим одними глазами, это не может не радовать. К сожалению, может радовать только это. – Получивший свою касеру дуайен все сильней походил на вояку, точнее, на командующего арьергардом. – Сперва рассказ его высокопреосвященства напомнил мне об октавианских погромах…
– Сперва?
– Вчерашней ночью стреляли уже в каданском посольстве. Судя по тому, что жалоб не поступало, это была… внутренняя неприятность. Мне остается молить Создателя, чтобы мои люди оказались не менее лояльны, чем люди его высокопреосвященства.
– Я могу рассчитывать на треть гарнизона, – брякнул Робер, он был больше не в состоянии темнить. – Мы отправляем принца прочь из Олларии, и я считаю, что Посольской палате нужно переехать в Фебиды и там ждать решения регента. Сколько времени вам потребуется на сборы?
– Лично мне – час, посольству Дриксен – день, Посольской палате – не меньше недели и объяснение вашего решения.
– Лэйе Астрапэ, откуда я знаю, что им говорить?! Я не дипломат.
– Я, видимо, тоже…
3
Барон и баронесса принимали, а слуги при входе назло всем лунам и сварам оставались спокойны и почтительны. Неудивительно, что Арлетта слегка перевела дух.
– Хоть здесь, слава Создателю, все в порядке! – шепнула она Габетто на лестнице. – Сегодняшний обед вы запомните на всю жизнь. Надеюсь, вы не поститесь?
– О нет, – позволил себе улыбнуться церковник. – Его высокопреосвященство полагает, что угодный Создателю офицер должен быть здоров, а значит, сыт.
– Обязательно скажите об этом хозяину. – Если Левий примется возрождать такой эсператизм, у него есть шанс, однако барону пора распростирать объятия. Арлетта окликнула похожего на антик лакея:
– Господин барон не…
– Дзин-н-н-нь! Бум… Дзинь!
Грохот чего-то бьющегося, обиженное тявканье и приглушенное явно по милости разлучницы-двери рычанье объяснило все. Графине. Не осведомленный о великой собачьей любви Габетто прыгнул вперед, героически заслонив хихикнувшую даму. Над головой, усугубляя суматоху, метнулось нечто желтое, ударилось о стекло, шлепнулось на ковер и застыло, разинув клюв и растопырив крылышки. Морискилла. Вырвалась из клетки и обалдела от свободы.
– Поймайте, – велела графиня обалдевшему «антику» и услышала смех. Хохотал мужчина, и хохот этот казался омерзительным.
– У господина барона кто-то есть?
– Господин Сэц-Пьер и трое его друзей, – объяснил слуга и, понизив голос, пояснил: – Их не ждали.
– Нас тоже. Габетто, вы способны выставить четверку невеж или потребуются солдаты?
– Создатель да будет милостив к заблудшим. – Держащий вместо привычных четок уже изловленную морискиллу Пьетро возвел глаза к фривольному плафону, немедленно их опустил и шустро засеменил на шум. Визг, писк, хохот и голоса успели смешаться в гнусную какофонию. Захотелось заткнуть уши.
– Госпожа графиня, не лучше ли вам…
– Хуже! – отрезала Арлетта, устремляясь за Пьетро и готовым к бою теньентом. Она не боялась отнюдь не потому, что ее стерегли военный с обнаженной шпагой и очень странный монашек без шпаги, а у кареты дожидался солидный эскорт, она об этом просто не думала, подгоняемая разгорающимся скандалом и сильным до неистовства желанием вышвырнуть незваную мерзость вон.
Парадная анфилада при всей своей изысканности была заметно короче, чем во дворце и даже в Сэ, но те, в гостиной, успели свалить еще что-то музыкальное. Визгливо вскрикнула словно обернувшаяся левреткой арфа, плаксивый звон еще не смолк, когда Пьетро с морискиллой в скрещенных на груди руках шагнул в гостиную. Арлетта едва не выскочила следом, но Габетто оттеснил даму за дверную портьеру и стал рядом.
– Сперва посмотрим, – прошипел гвардеец. Женщина, соглашаясь, кивнула и чуть сдвинула солнечную ткань. Близорукость не позволяла разглядеть тех, кто находился в глубине комнаты, и хорошо. Зрелище и так было скверным.
– Монах! – удивленно закричал некто коричневый и тучный. Он стоял, водрузив ногу на какие-то обломки, и тыкал пальцем в сторону Пьетро. – Пискуньи, псинка, щенок, баба и монах!
– И кучи хлама. – Торчащий ближе всех к двери Сэц-Пьер пнул поверженную арфу. – Монах, выбирай. Вино, мясо или любовь?
– Мясо с перьями и мясо с шерстью. – Третий, в черных панталонах и оранжевом камзоле, был слишком плечист для матерьялиста. – Свежее, теплое мясо… А, ханжа?
– Ты добыча или охотник? – Коричневый шагнул к Пьетро через обломки, и Арлетта вдруг поняла, что это разломанная клетка, а желтые кучки на ковре – трупики морискилл.
– Братья, – Пьетро разжал пальцы, и выпущенная пичуга заметалась по комнате, – я… будьте…
– Нет, голубок, не буде…
Люди заговаривали по очереди, и так же по очереди Арлетта их замечала.
– Брат мой, позовите слуг! – Марианна в кресле у окна прижимает к груди исходящую лаем Эвро.
– Пусть попробует! – Фальтак, судя по стати и камзолу, это Фальтак, держит за ноги мраморную фигурку.
– Друг мой, умоляю, не двигайтесь! – На занесенную над каминной доской статуэтку в ужасе смотрит барон в покосившемся парике.
– Сударь! – Мальчик-флейтист скрючился в углу в шаге от черно-оранжевого детины; в Сэ так же скрючился конюх, которого лягнула лошадь. – Сударь!
– Братья мои, будьте же милосердны. – Пьетро, уже без птички, перебирает свои четки. Склонив голову и не глядя на пьяных – они не могли быть трезвыми! – гостей. Габетто они не видят, как и графиню. Габетто они не соперники. Разве что плечистый…
– Умоляю, спокойно! Это Солнечный демон! Школа Сольеги!.. Поздние Гальтары… Это…
Это не может продолжаться долго, это тянется вечность. Золотая от солнца и шелков комната наполняется смертью, будто тонущая лодка водой.
Первым гибнет Солнечный демон, с маху разбитый об угол камина. Разлетаются и засыпают ковер осколки, барон стонет и закрывает лицо руками.
– Вот чего стоит ваш хлам! – хохочет Сэц-Пьер; это его смех они слышали на лестнице.
– Для начала годится и щебенка, – плечистый делает шаг к баронессе, – но сейчас полетят мозги. Давай собачонку, девка! Или хочешь сперва…
– Придурок!
Нет, собачку баронесса не выпускает, но вторая рука у нее свободна, а в вазе рядом стоят розы.
Высокие золотистые цветы хлещут по мужскому рылу, рыло подается назад вместе с телом. Заливается лаем Эвро, Фальтак оборачивается к Марианне, тучный – к Пьетро, флейтист прячет лицо в коленках. Часы с золотыми грифонами начинают отбивать полдень. Коко отнимает ладони от лица. Быстрый шаг, почти прыжок, вперед и в сторону, распахнутая дверь, ворвавшийся в комнату белоснежный зверь, словно размазавшийся в густом от злобы воздухе…
Фальтак был ближе других. Он ничего не успел, только начал поднимать руку, медленно, страшно медленно в сравнении со стремительной светлой тенью. Молниеносная атака в живот или ниже. Паденье, алый фонтан, а молчащая смерть уже рядом с тучным. Хруст, рывок под себя, глухой шлепок валящегося на толстый ковер тела. Двое… Плечистый не оглядывается – он занят женщиной, он уже вплотную к ней… Нет, увидел, понял, оттолкнул добычу, схватил какой-то обломок, но пес пронесся мимо. К баронессе. К Эвро. Ткнулся носом, оставил на лице, на платье красный след, обернулся. Взмах палкой, новый хруст…
