Верное слово - Зарубина Дарья (книги полностью .TXT) 📗
– Запретить не могу, – уныло сказал председатель. – И посылать тоже не могу. Сами решайте. Может, сумеете без шума управиться: у вас сила и знания, Арнольдыч хорошо натаскивает, а у меня – запасы кое-какие есть. В случае чего – могу и за ниточки нужные потянуть…
– Мы пойдём, – повторила Маша. – Только Виктору Арнольдовичу сообщить надо. Раз уж знаем теперь, что к чему, может, и он с нами по душам поговорит. Да хоть бы объяснил, почему сам до сих пор с этим не разобрался. У него же силища не в пример больше нашей.
– Сравнила, матушка, – пробормотал председатель. – За таким магом, как Виктор, – пригляд особый. А тут, сама видишь, дело непростое… Даже мимо города будет проезжать – тотчас два и два в МГБ сложат, тут же вспомнят магов, что уехали на кармановском поезде и сгинули. А тут издали, видно, не рассчитаешь. Я ему и замеры делал – есть кое-что из оборудования, что уж скрывать, скопидом я по этой части. Что с войны осталось, всё сберёг. Оказалось, в лаборатории такого не воспроизведёшь. Нужно на месте…
– И Отец нас, значит, прислал… – пробормотал Игорь, глядя в пол. – Теоретиков.
– Прислал, – кивнул председатель. – Значит, справитесь. Не ошибается он.
Вернувшись из морга, где они тщательно проверили кремированные останки на магический фон и совершили необходимые обряды упокоения, остаток ночи Игорь с Машей провели дома, заставляя себя если не уснуть, то хотя бы расслабиться – как на фронте перед боем. Пришлось повозиться, но процедура прошла на удивление штатно – от и до, как по прописям.
Придя домой, успокоили, как могли, родных. Мол, ничего страшного, пропавшие живы, просто добраться до них не так легко, в самые дебри забились, грибники неистовые. Осторожно поспрашивали, не слыхал ли кто чего про те места, – матери пожимали плечами: да, болтали бабы на базаре, что нечисть шалит, охотникам девушки полуодетые мерещатся, ну так они про это всегда болтали, образованному человеку во всё такое верить даже и неприлично. После войны много чего жуткого и странного по дебрям случалось, лешие и прочие обитатели во время боёв чуть с ума не сошли – чего ж теперь удивляться-то? И хотя случались после войны в заречных лесах трагедии, но случались они по причинам понятным, хоть и горьким, главным образом от не разорвавшихся вовремя мин или снарядов. Чтобы кто-то погиб, нечистью задранный, – нет, давно уже не бывало.
Скворцов встретил их возле горисполкома – подтянут, выбрит, освежён одеколоном. Собран. Вместо костюма с галстуком – полувоенный френч с портупеей, на ней – пистолетная кобура.
Не пустая.
Рядом вместе со своей командой вышагивал и лейтенант Морозов, и выглядел он – краше в гроб кладут. Ночью точно глаз не сомкнул, и это самое меньшее.
– Ну, удачи вам, ребята, – сердечно простился председатель. – Маша, Игорь, на два слова…
Вы не серчайте на меня, товарищи маги. Так уж вышло, – развёл он руками. – Помните, что я вам вчера говорил. Про товарищей наших, десять лет назад смерть геройскую принявших. За Родину, за народ трудовой… Думал я о том, что вы сказали, Машенька. Если и остался кто… Может, от фрицев гостинец, но если… из наших кто там, в болоте, не мёртвый… Не надо их имена полоскать. Что они за черту шагнули – так не нам их судить. Что немцы такого в ход не пустили – то их фашистское дело. А наши вот пустили. И победили! Хотя и сами полегли!
– А вы-то, Иван Степаныч, были знакомы с ними?
– Нет, Маша, не был, – вздохнул председатель.
– Хоть приблизительно узнать, что там было. Виктора Арнольдовича скоро никак не расспросить, а людей спасать надо. Не вспомнили вы ещё чего-нибудь, что нам бы помогло?
– Не говорили мы с Витей о таком. Может, не хотел лишний груз на меня валить, а может, думал, не пойму. Сказал лишь, что такое даже фашисты в ход пускать боялись, хотя и была у них в то время похожая разработка. Знаете, как с газами? В империалистическую-то, в первую германскую, травили друг друга без устали, а в Отечественную – уже нет. Больно газы страшными сделались. Глазом моргнуть не успеешь, а полстраны в кладбище обратится, твою собственную армию не исключая. Таскали мы всю войну противогазы, таскали, да, к счастью, обошлось всё. Так что… счастливо сходить, невредимыми вернуться. И пропавших найти!
– Найдём, товарищ председатель, – хмуро и решительно сказал Игорь, не глядя на Скворцова.
– Вот и славно. Это по-нашему, по-большевистски… Морозов! Готовы?
– Так точно, – хмуро бросил лейтенант. – Товарищ председатель! А может, всё-таки…
– Не может! – оборвал его Скворцов. – Всё, хватит время терять! В добрый путь. И возвращайтесь. Пожалуйста.
По знакомой тропе идти было проще. Прозрачный воздух звенел, что-то на тысячу тоненьких голосов пело и стрекотало в траве. Утро выдалось ясное, чудесное. Почти такое же, как второго мая, когда почти окончательно стихли выстрелы в Берлине и младший лейтенант Игорь Матюшин, расписавшись на рейхстаге, глазел на почерневшие от копоти Бранденбургские ворота.
Засечки, оставленные Машей, никуда не делись, так что нужное место отыскали без труда.
– Лешаки смотрят, – вполголоса проговорила Маша, вглядываясь в окружавшую их чащу.
Игорь молча кивнул. Лесная нечисть (или, вернее, нелюдь – особого вреда от леших не было, а порой удавалось и существенной помощи добиться) напряжённо ждала. Из-под еловых лап выглядывали самые мелкие и шустрые. Игорь шикнул на них, и лохматая мелочь бесшумно кинулась прочь. Кто-то с перепугу поднял зайца, и длинноухий стриганул по краю болота.
– Боятся топи, шантрапа.
– Правильно боятся, – кивнула Маша. – И нам туда соваться нужды никакой. Потерявшихся там нет, это точно. Едва ли они ночью бродили. Скорее пытались на одном месте отсидеться.
– Давай ещё разок по Курчатову пройдёмся. Только уже с поправками на эту тварь.
Обогнув по широкой дуге роковое болото, вышли на старое место. Чёрное кострище, оставшиеся мелкие окопчики. Лейтенант Морозов мрачно велел своим занимать позиции, отрезал, мол, у меня приказ.
Тщательно, не торопясь, ставили защиту. Четыре уровня, всё по учебнику, как положено. Прежде всего надлежало прикрыть милиционеров – как Игорь с Машей и предсказывали, проку от тех не было пока никакого. Магам творить заклятие, а значит – раскрываться. Тут излишняя защита может даже помешать – как тяжёлые доспехи рыцарям на льду Чудского озера.
Второй раз Курчатов шёл уже легче, хотя почти бессонная ночь и проведённый обряд над прахом погибших чародеев не могли не сказываться. Вновь забеспокоилась, забилась болотная тварь, но теперь уже Маша знала, как с ней справляться. «Ничего у тебя не получится, прости. Если ты от фашистов осталась, то радуйся, пока мы с тобой не покончили. Если ты наша, от того самого «заступления за черту», то… то прости, но покончить с тобой нам тоже придётся. Потом, как потерявшихся разыщем».
Спираль разматывалась; Игорь, как и прошлой ночью, умело скидывал норовившие захлестнуть Машину шею незримые петли. Болотная тварь притихла, сидела, прижавшись к самому дну, словно поняв, что дело пахнет керосином.
Обнаружились и лешаки – попрятавшиеся, затаившиеся за кочками и кустами, напряжённо ждущие исхода. Раскручивающееся заклятие словно высветляло весь лес, делая его цвета сепии, точно на старой-престарой фотографии. Отыскивалось всякое. Немецкая авиабомба, глубоко ушедшая в болотное дно, до сих пор сочащаяся чужой холодной магией; какой-то идол, додревнее городище, поглощённое жадной топью, – поиск по Курчатову не должен был бы являть ничего подобного, но привычные пределы и ограничения опрокидывались сегодня одно за другим.
Страха не было, его вытеснил азарт. Машу захлёстывал пьянящий, кружащий голову восторг – от собственного могущества, почти всесилия. Сейчас, вот сейчас, вот ещё чуть-чуточку – и пропавшие, наконец, проявятся, заклятие сработает, как ему и положено, они выберутся из леса… и всё станет хорошо. Совсем хорошо.
