Подземный левиафан - Блэйлок Джеймс (мир бесплатных книг TXT) 📗
— Кстати, о Пиньоне, — продолжил профессор Лазарел. — Как там продвигается постройка твоего аппарата, Гил? Твоего землеройного вездехода?
Гил пожал плечами.
— Вечный двигатель, который ты сконструировал, еще не работает? — Лазарел подмигнул сквозь иллюминатор Джиму.
— Надеюсь, скоро им можно будет пользоваться, — ответил Гил. — Мне была нужна одна деталь, и я никак не мог ее найти. Сегодня днем я увидел ее в одном из магазинчиков на Колорадо.
Гил помолчал немного, потом добавил:
— Оскар Палчек решил, что это спринцовка для носа. Наверное, чтобы подчеркнуть глупость и грубость Оскара, Гил немедленно покраснел — как догадался Джим, в досаде на собственную грубость, на то, что сам сказал такое.
Профессор Лазарел усмехнулся.
— Спринцовка для носа, да? И он нужен тебе для вечного двигателя? — он снова захохотал, не скрывая своего веселья.
— Ну, не полностью. Мне нужен узел, который прикреплен к паровому бачку, но Оскар…
— Пар! — вскричал профессор Лазарел, подчеркивая свои слова щелчком медного тумблера на панели управления. — Ты говоришь о паровом бачке? Тогда твой друг прав. Это действительно была спринцовка для носа.
Сказав это, профессор Лазарел выпрямился во весь рост, высунул голову из люка и, подняв палец, торжественно провозгласил:
— А нос — он и есть нос, всего лишь. — После чего достал из кармана просторный клетчатый платок и оглушительно высморкался, так что батисфера загудела от могучего эха. Повернувшись в люке к дяде Эдварду, он пересказал ему историю Гила слово в слово, добавив в конце, что будь с ними тонко чувствующий слово Уильям, спринцовка наверняка доконала бы его.
Однако Гил не разделял восторга профессора. Устремив взгляд к далеким горам, четко выделявшимся на голубом небосводе, он печально и безмолвно покачал головой; легкий ветерок сдувал пряди светлых волос с его лица. Через пять минут Гил ушел, так и не сказав больше ни слова. Джим совершенно непоследовательно впал в уныние из-за ощущения, что профессору Лазарелу не следовало быть таким бесцеремонным с Гилом, который совсем не понимает шуток. Сама по себе мысль о том, что спринцовка для носа Оскара может стать частью вечного двигателя, была определенно глупой, но Гил не был глуп — возможно, он был сумасшедшим, но никак не глупцом. Оставшись, Джим рассказал про случай с машиной Хасбро, который дядя Эдвард почел, конечно же, вымыслом. Он выслушал Джима с вниманием и обеспокоенностью, однако беспокойство дяди было того же рода, что и появляющееся на его лице во время периодических визитов домой Уильяма Гастингса.
В субботу утром, за завтраком, чуть не подавившись кофе, дядя Эдвард воскликнул:
— Ты можешь в это поверить?
Джим оторвал взгляд от своей книги «Злоключения Фу Манчу». Мать не разрешала ему читать за столом, но дядя Эдвард ничего против не имел. Дядя бросил газету на стол и прихлопнул ее ладонью.
— В четверг Джон Пиньон был избит бандой уличных хулиганов! Его отвезли в больницу!
Джим опустил книгу на стол и отпил молока.
— Сильно ему досталось?
— Нет, пострадал в основном морально, — ответил дядя Эдвард, качая головой. — Его ударили под дых. Прохожие доставили Пиньона в больницу Глендейл, но он ушел оттуда на своих двоих через пару часов. Напавших он опознать не смог.
Дядя Эдвард замолчал и поднес к губам чашку с кофе, еще раз пробегая глазами заметку. Джим глубоко вздохнул и снова взялся за Фу Манчу.
— Ха! — снова выкрикнул дядя Эдвард. — Послушай-ка вот это! Понятно, почему он не захотел назвать имена тех, кто его бил. Он был переодет мороженщиком. И приехал на белом грузовичке с рекламой и электрическим колокольчиком, играющим «Спи, мой черный барашек, усни». Так вот кто это был! Господи! — Дядя Эдвард бросил газету на стол, схватил телефонную трубку и поспешно набрал номер Лазарела. — Привет, это я, — крикнул он в трубку. — Молчи и слушай. Помнишь тот белый грузовичок, о котором я тебе рассказывал, — он без конца колесил по дороге мимо моего дома? Помнишь? Так вот, ты не поверишь. Там сидел Пиньон — я только что прочитал в газете.
Дядя зачитал в трубку заметку от начала до конца. В ней также говорилось, что, по словам свидетелей происшествия, Пиньон, пытаясь заманить в свой грузовичок троих мальчиков, пел песенки и танцевал перед ними. Но все его уловки оказались бесполезными, ребята за ним не пошли, а самый крупный из них, толстяк в красной рубашке, ударил Пиньона в живот. После того как Пиньон упал, мальчики убежали в сторону Хаббард-стрит.
— Похоже, они намекают на то, что Пиньон извращенец! Можешь себе представить? — Эдвард помолчал, выслушивая ответ профессора Лазарела, потом хмуро кивнул. — Этого следовало ожидать. У меня, кстати, давно уже возникали такие мысли. Что-то затевается.
Дядя Эдвард покосился на Джима, прячущегося за книгой, на обложке которой был изображен бородатый Фу Манчу, розовый гриб и пузатый инопланетного вида скорпион, удирающий без оглядки, как будто за ним черти гонятся.
— Я перезвоню, — сказал дядя Эдвард в трубку. — Забудь о нем; встретимся через час в доках.
Закончив переговоры с Лазарелом, дядя Эдвард многозначительно откашлялся. Джим поднял глаза, предчувствуя приближение серьезного разговора.
— У Оскара есть красная рубашка?
— Да.
— Он часто ее надевает?
— Да, довольно-таки.
— Она была на нем в четверг?
— Кажется.
Дядя Эдвард кивнул.
— Может быть, расскажешь мне обо всем? Это может оказаться важным. Уже оказалось. Чего добивался от вас Пиньон? Это все, что я хочу знать. Он зазывал вас в свой грузовичок, да?
— Нет, меня он не звал, это точно. Мне кажется, ему нужен был Гил…
Джим рассказал всю историю — как он урезонивал Оскара, как Пиньон попытался похитить Гила, как Оскар, заметив, что Пиньон собирается забрать Гила, ударил его, и как они потом убежали, испугавшись, что нападение на полярного исследователя им даром не пройдет. Разговорившись, Джим перешел к описанию подробностей подслушанного разговора между Пиньоном и Гилом, завершившегося явлением Вильмы Пич. Только огромным усилием воли он сумел опустить эпизод с летающим велосипедистом, иначе весь рассказ мог принять оттенок сомнительный и неправдоподобный, усугубив подозрения, зародившиеся у дяди Эдварда после того, как Джим признался, что видел перед грозой улетевший в небо автомобиль.
Дядя Эдвард выслушал Джима внимательно, не перебивая, и в заключение заявил, что все его худшие опасения подтвердились. Пиньон плетет интриги и замышляет какие-то пакости — в этом не было сомнения. Причины его странной заинтересованности в Гиле, кроме имеющих научное свойство и связанных с аномалиями Пича, оставались неясны. Свои рассуждения и догадки дядя Эдвард продолжил излагать по дороге к гавани Сан-Педро, куда они с Джимом покатили час спустя.
Глава 7
Океан, мерно, медленно и монотонно вздымающийся всей своей массой, был тих и спокоен. Пригнанные ветром шестидюймовые волночки лениво лизали берег, а слабый, ласкающий ветерок с побережья — отдаленные воспоминания о ветре Санта-Ана — ерошил волосы Джиму, когда тот время от времени нагибал голову, чтобы откусить новую порцию от темной лакричной полоски. Джим сидел на носу «Герхарди», старого рыбацкого бота, принадлежащего Ройкрофту Сквайрсу. Обводы бота были более чем странными — на носу шире, чем в корме, но Джиму, ничего в лодках не смыслящему, подобные очертания не только не казались необычными, а совсем напротив, нравились — бот Сквайрса представлялся ему неким морским собратом «Гудзона Осы» дяди Эдварда. Каюта «Герхарди», горбатая и округлая, напоминала ему очертания каплевидных трейлеров «Эрстрим». Проект бота, вероятно, создавал человек, наделенный живым воображением, и поэтому батисфера, укрепленная у него на корме, казалась здесь вполне уместной.
В лучах солнца, играющих на поверхности моря, борта батисферы блестели, подобно огромной драгоценности, — смешанное сияние сапфира, изумруда и золота. Отражаясь от воды, блеск играл в полированном стекле круглых иллюминаторов аппарата, затмевая собой при каждом покачивании «Герхарди» на волнах одинокую фигуру на берегу.
