Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
Вот бы мне его сюда сейчас, подумал Дорант, вспомнив упрямую альву. И вознес молитву Альварику, чтобы тот попросил Мать Богов помочь ему получить у альвы нужные сведения.
Проповедь закончилась пожеланием добра и процветания всем, любящим животных. Священник, все так же кряхтя, неуклюже придерживая спереди подол и близоруко щурясь на ступеньки, сполз с кафедры, прихватил из-под алтаря короб с освященным песком и вышел раздавать благословение. Прихожане выстроились в проходе в очередь, возглавляемую, естественно, наместником и его многочисленной семьей. Наместник был немолод, лыс как колено, но крепок — он был из простых воинов, даже не каваллиер; на Кармон его поставили отчасти за немалые воинские заслуги, отчасти потому, что в эту дыру не нашлось тогда желающих из более знатных людей. Пока священник посыпал освященным песком головы наместника, его ещё не старой, но высохшей супруги и их двенадцати детей, старшему из которых было уже семнадцать, пока остальные прихожане терпеливо ждали в тесноте прохода…
Дорант, поглощенный своими невеселыми мыслями, вдруг почувствовал, что стоявшая перед ним Маисси прижалась к нему спиной, и даже откинула голову, уперевшись ему в плечо затылком. её глаза были полузакрыты, дыхание участилось. Через пару секунд девушка — так же внезапно — отстранилась.
Что это было, подумал Дорант. Самое простое объяснение ему крайне не понравилось.
Не хватало ещё проблем с Харраном.
Получив свою щепоть освящённого песка на голову, Дорант вышел на крыльцо храма и остановился чуть сбоку, пропуская всех и поджидая молодого друга. К нему тотчас же потянулись сложенные лодочкой руки попрошаек. Дорант нашарил несколько мелких медяков и роздал первым попавшимся, после чего ему пришлось ретироваться в толпу выходящих, чтобы отделаться от не получивших подачку. Он спустился на несколько ступенек; попрошайки продолжали взывать, стараясь не слишком повышать голос, чтобы не нарваться на дубинку охранника.
Среди привычных "подайте, милостивый господин" и "благородный каваллиер, помогите убогому" Дорант вдруг услышал знакомые, но неожиданные здесь слова на гаррани, родном языке Саррии (слова эти были, впрочем, ругательствами).
Дикари Заморской Марки живут племенами, в разных частях Марки разными. У некоторых племен языки похожи, и они обычно населяют соседние земли. Но между языками племен заросших джунглями низких земель приморского побережья, предгорий Сарниды и Хамхарского хребта, знойных степей Олдасуна и заболоченной поймы великой реки Маасимаа, ограничивающей Марку с запада, разница не меньше, чем между языком Империи и, скажем, лающим наречием Петтанза, шипящим Гальвии или картавым — Фиарии. Да и выглядят эти дикари совсем по-разному: жители джунглей низкорослые, круглолицые, с курчавыми жесткими черными волосами, они ходят в плохо выделанных шкурах и живут в основном охотой и собирательством. Севернее, в предгорьях и плато Сарниды, как и хамхарских ущельях, обитают воинственные рослые дикари с длинными носами; черты лица у них резкие, а волосы прямые и светлее, чем у приморских. Там на жирных горных лугах они пасут обильный скот. К юго-востоку оттуда, между Сарнидой и Альвийским лесом, живут коренастые, крепкие дикари с оливковой кожей, волосы у них рыжеватые, а занимаются они в основном тем, что сеют злаки, разводят овощи. В Кармонском Гронте таких большинство. Темнолицые, стройные жители олдасунских степей в основном охотятся на антилоп и громадных степных туров, они — кочевники и свирепые бойцы. В нижнем течении Маасимаа дикари, как ни странно, светлокожи, почти как белые; они миролюбивы, живут замкнуто в своих свайных поселках и ловят рыбу. На их лицах не растут волосы, и они плавают, как рыбы, которые составляют основу их рациона.
Дорант успел побывать почти во всех уголках Заморской Марки и видел дикарей всяких. Но с племенем гаррани, одним из сарнидских воинственных племен, у него были особые отношения. Саррия, добрый его ангел, была дочерью прежнего вождя, павшего вместе с почти всей племенной верхушкой и большинством воинов под Корволетом, где они, как союзники верных императору сил, отбивали вылазки мятежников Исти-Маргала вместе с остатками тогдашней компаниды Доранта.
Его ранило ещё до штурма города: ядро из фальконета вырвало ему здоровый кусок мяса из левого бедра и повредило кость. К тому же при падении с коня — а, может быть, от других ядер, попавших в кирасу — он сломал несколько ребер и, видимо, повредил легкое. Дорант потерял сознание и почти истек кровью, пока его нашли и вытащили с поля боя воины гаррани, сами израненные и оставшиеся без вождя и командования. Императорский лекарь, как мог, почистил рану, дал выпить какую-то горькую дрянь и пошел заниматься другими. Через пару дней выяснилось, что в рану попала грязь, и она начала гнить. У Доранта поднялся жар, рана мучительно болела. К ночи он стал бредить. Два воина гаррани, видевшие его в бою, навещали его — они привели лекаря. Лекарь посоветовал позвать священника и готовить Доранта к лучшему миру. Воины добыли где-то носилки и унесли Доранта в свой лагерь. Там и стала им заниматься Саррия, которой всего за неделю удалось справиться с воспалением. Правда, лечить и восстанавливать ногу пришлось потом очень долго, и ещё с год он довольно сильно кашлял.
Все это время — почти два года — он жил в племени гаррани. Когда стал покрепче, начал помогать, чем мог. Новый вождь — Корреу — был недостаточно опытен во многих вопросах и охотно слушал советы Доранта, особенно в том, что касалось воинских дел и взаимодействия с белыми. Дорант привел обучение воинов в племени к имперскому образцу и по своим связям помог приобрести хорошее оружие. Когда пришлось отбивать нападение соседнего племени, он — ещё с носилок — руководил сражением, благодаря чему нападавшие, потеряв две трети воинов, разбежались. Уважение к Доранту, и так высокое, поднялось практически до небес; для племени он стал не просто своим — он вошел в ближний круг вождя.
Все это время он регулярно виделся с Саррией — сначала как пациент. Девушка была умна, наблюдательна, с удовольствием узнавала и усваивала новое (в том числе имперский язык). Дорант, который немного говорил на гаррани и до того (пришлось научиться, возясь с союзниками по долгу службы), стал понемногу говорить совсем свободно, так что они с Саррией подолгу болтали на самые разные темы, когда у нее было время. Девушка лечила ему ногу — и снадобьями, и своими необычными способностями, которые сильно удивляли Доранта, в отличие от соплеменников Саррии, для которых не было ничего странного в том, что ей достаточно провести рукой над больным местом, чтобы снять боль.
Для Саррии Дорант был ещё более необычен, чем она для него. До тех пор она никогда не видела белых так близко и так подолгу, а те, кто ей попадался, скажем так, не вызывали симпатии. Известно же, как многие белые относятся к дикарям. Дорант дикарей уважал ещё с первой кампании, в которой хамхарские воины, одетые в стеганые многослойные жилеты и вооруженные копьями с наконечниками из камня, практически разгромили их компаниду, несмотря на доспехи из кожи и железа, стальные мечи и огнестрельное оружие. Примитивные полуживотные, какими считают дикарей дураки, недавно приехавшие из Империи, на такое не способны. Поэтому Саррия была для него не дикаркой, а интересной и привлекательной девушкой. А он для нее — выходцем из иного мира, мудрым и много знающим, мужественным и удачливым воином. При том ему едва исполнилось двадцать четыре, а ей было семнадцать.
Надо ли говорить, чем это кончилось? С тех пор вот уже пятнадцать лет они расстаются только на время дорантовых отъездов по делам. По обычаям гаррани они муж и жена, церемонию провел сам вождь племени, и все племя было в свидетелях. По имперским обычаям Дорант, как дворянин и каваллиер, не мог вступить в брак с дикаркой, даже с дочерью вождя. Так что в Акебаре они в каком-то смысле жили как изгои: Дорант, правда, бывал на приемах у вице-короля и был вхож в дома знати, но на него косились и фыркали (в особенности женщины), а для Саррии, естественно, вход туда был закрыт. Знать и чиновники делали вид, что с Дорантом все в порядке, но, захоти он снова служить — карьера ему бы не светила.
