День Дьявола - Плеханов Андрей Вячеславович (бесплатные версии книг txt) 📗
Я не помню, как я вытащил ее из этого дьявольского дома, как спускался, держа ее на плече, по ломающейся под ногами лестнице, как перемахнул вместе с ней через ограду, и как пули осатаневшего от ярости и все еще живого быка свистели вокруг нас. Потому что очнулся я в тот момент, когда мы уже летели на моем скутере по шоссе. Она сидела сзади меня, прижалась ко мне, обхватила меня руками, чтобы не слететь на полном ходу на дорогу. Меня мотало по дороге, как пьяного.
– Стой! – Я вдруг понял, что она кричит мне прямо в ухо. – Ты с ума сошел?! Остановись, ты убьешь нас обоих!
Я сделал резкий вдох – мне показалось, что я совсем и не дышал с тех пор, как начал свое безумное бегство. Я осторожно начал сбавлять скорость. Я оглянулся вокруг. И, конечно, увидел то, что и следовало ожидать в такой ситуации.
Машины притормаживали, объезжая нас. Водители таращились из окон, едва не теряя контроль над управлением. Кое-кто даже гудел и махал нам из окна рукой. И было отчего – моя девчонка сидела за моей спиной абсолютно голая, если не считать кожаных трусиков, которых почти и не было. Один сплошной вырез.
– Может быть, ты все-таки остановишься? – Она прекратила орать, и говорила теперь убийственно ледяным тоном. – Мне нужно что-нибудь одеть. Мне не нравится, что половина Испании таращится на мою голую попу.
Я остановился.
– Там, в сумке, камзол, – сказал я, не глядя на нее. – Одежда, в которой я выступаю. Достала его? Одевай.
– Он потный!
– Одевай. Сейчас мы заедем куда-нибудь и я куплю тебе одежду.
Она молча плюхнулась на сиденье и обняла меня сзади. Камзол мой бархатный, шикарный, вонючий, все-таки одела. Все же лучше, чем ничего.
В город заезжать мне не хотелось, слишком экстравагантный был вид у моей девушки. Пожалуй, так и на полицию нарваться можно.
Мне повезло, на ближайшей автозаправке был небольшой магазинчик. Я остановился. Народу здесь не было, только парнишка у колонки близоруко таращился на нас, очевидно, соображая, не галлюцинации ли у него начались.
– Подожди здесь, – сказал я. – Сиди на скутере, не вставай. Тебе лучше не вставать. Камзол короткий, сразу все видно…
Она молчала.
Я зашел в магазинчик, и, не выбирая, купил майку и девчоночьи брюки-слаксы. Хотел купить трусики, но передумал. И так уж продавщица, тетка лет пятидесяти, смотрела на меня с подозрением.
– Грасьяс, – пробормотал я. – Можем мы воспользоваться вашим туалетом, сеньора?
– Да, – хрипло сказала женщина. – Туалет открыт. Может, вы все-таки купите нижнее белье вашей девочке, hombre [47]? Она одета во что-то странное.
Я поглядел в окно. Девчонка моя все-таки встала, и стояла теперь во всей красе, да еще и камзол расстегнула – для вентиляции, наверное. Puta madre.
– Спасибо, не нужно. – Я схватил одежонку и вылетел из магазина чуть ли не бегом.
– Что ты делаешь?! – зашипел я и схватил ее за руку. – Ты ведешь себя, как…
– Ты купил? – Она вырвалась. Улыбалась так, что я чуть с ума не сходил. – Ты все еще хочешь меня, тореро? Давай одежду.
– Вот… – я сунул ей сверток. – Слушай, тут не все, конечно, но мы сейчас поедем и купим… Можешь переодеться в туалете, он открыт.
– Ага. – Она стащила с себя мой камзол и бросила на мотороллер. – Да, вот еще что… Не обижайся на меня. Спасибо тебе, правда! Ты – замечательный.
Она обняла меня за шею и поцеловала. А потом пошла к туалету. Я смотрел на нее со спины и обалдело хлопал глазами. Голова моя кружилась. Походка у нее была, как у супермодели. И попка… Dios [48]…
Она захлопнула за собой дверь. А я медленно опустился на землю, сел прямо на бордюр, потому что стоять уже не мог.
Я сидел, и смотрел, как идиот, на дверь этого злосчастного туалета, на которой висела табличка «Privado» [49]. Не мог глаз оторвать. Я представлял, как она сейчас там умывается, и переодевается, и делает что-то еще… И я знал, что пройдет минут пять, и она выпорхнет – такая красивая, что сердце мое снова даст перебой, и скажет: «Привет, тореро. Как тебя зовут? Мигель? Здорово! Поехали, Мигель»…
А еще я почему-то вспоминал то место, в котором очнулся, когда получил кочергой по голове. Не хотел вспоминать, но все же вспоминал этот смрадный каземат и двух людей, которые рассматривали меня, валяющегося в углу, как выходца из другого мира. Вспоминал двух людей, которые не дали мне умереть сегодня. Которых не могло существовать и которые все же существовали. Я вынужден был признать это. Потому что крест, составленный из двух бандерилий и короткое заклятие из одного слова остановили пулю. Это нелегко – остановить пулю. И если пуля расплющивается о деревянную палку, то это уже колдовство. А что же иначе?
И вот что еще… Если верить словам Фернандо де ла Круса, препоганейшая ситуация, в которой я имел счастье побывать сегодня, была только цветочками по сравнению с тем, что мне предстояло в будущем. Я, оказывается был каким-то Клавусом, и место, где мне предстояло выполнить свою, неизвестную мне самому миссию, называлось «La Puertа del diablo».
Не очень-то приятное название, смею заметить.
– Простите, сеньор… – Кто-то дотронулся до моего плеча и я чуть не заорал от неожиданности. Это была та самая матрона из магазина, может быть, владелица этой заправки, или жена владельца. Взгляд у нее был начальственный. – Ваша девушка… она не заснула там? Она находится там уже двадцать минут. Это частное заведение, и вы не можете…
– Да, да, конечно… – я заулыбался извинительно, вскочил на ноги. Задумался снова, кремлевский мечтатель. – Эй! – Я деликатно постучал пальцем по двери. – Ты скоро… дорогая?
Черт побери. Я даже не узнал, как ее зовут.
Ответа не было. Только звук текущей воды.
Я испугался. Я потянул дверь на себя. Она бесшумно открылась.
В туалете никого не было.
Там было окно в задней стене туалета. Квадратное окно, довольно большое. И оно было распахнуто. Моя девушка, моя прекрасная дама, из-за которой я сегодня чуть не лишился жизни и попал в странную мистическую историю, сбежала от меня.
Кожаные трусики висели на светильнике. Я тупо сорвал их и сунул в карман.
– Это что еще такое?! – сварливый голос сеньоры раздался из-за спины. – Она взяла мою помаду! И измазала зеркало! Que escandalo! [50]
Только теперь я увидел надпись на зеркале, расплывающуюся большими кровавыми буквами.
«ПОЧЕМУ ТЫ НЕ УБИЛ ЭТИХ БЫКОВ, ТОРЕРО?» – было написано там.
ЧАСТЬ 2
ПОЛЫНЬ В СЕРДЦЕ
Я думаю, теперь вы начали потихоньку разбираться, что к чему, и что это за девушка такая, о которой я думал утром того дня, который называю «Днем Дьявола». Впрочем, я думал об этой девушке не только тем утром, теперь я думал о ней постоянно. Я думал о том, кто она такая, и как ее зовут, и почему так странно она себя вела, и почему сбежала от меня. Я сам придумывал ей имена – каждый день новое, и сам сочинял ее биографию, и сам разговаривал с собой от ее имени. Она жила день и ночь в моем воспаленном воображении, и в то же время я совершенно не представлял, где ее искать, и увижу ли я ее когда-нибудь еще в своей жизни.
Короче говоря, она стала моей навязчивой идеей. Сами понимаете, это не очень хорошо – иметь в голове навязчивую идею. Это разбивает вашу свободу к чертовой матери. Но я ничего не мог с собой поделать. Она выбила меня из колеи, эта красивая девчонка. Выбила из колеи даже больше, чем пара недобитых мной русских быков и загадочное видение, посетившее меня, пока я валялся в отключке.
Я, конечно, пытался найти ее. В первые недели я таскался каждый день на ту площадь, где в первый раз увидел ее. Само собой, ее там не было. Я не работал там, на этой площади – я не мог там работать, чтобы не примелькаться. Я просто сидел и пил. Честно говоря, после того дня пить я стал очень много, старался растворить свою депрессию в литрах спиртного. Ничего хорошего, разумеется, из этого не выходило. Я просто сидел час за часом за тем самым столиком, на том самом стуле, на котором когда-то сидела она. Я даже сделал специальную пометку на этом стуле, и, если он перекочевывал куда-нибудь за другой стол, находил его и с извинениями возвращал обратно. Я сидел на этом стуле, и поглощал все, что можно выпить, без разбора. Я тупел, но тоска моя не становилась от этого слабее. Она грызла мое сердце, как голодный пес обгладывает кость, найденную на помойке. Иногда я забывался, и стонал от этой боли, и люди за соседними столиками оглядывались на меня. На лицах их было написано сочувствие.
