Чудовы луга - Кузнецова Ярослава (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
За кустом бузины, на крыльце, Тинь жаловалась посудомойке на несправедливую судьбу.
— Он утром говорил, что пойдет копать аир к заводи, а я, как дура, напросилась к прачкам помогать. Так что ты думаешь, теть Лия, он там даже не показался. А я сказала, где мы будем стирать, у мостков! Там этого аира заросли… Не собьешься, туда дорожка ведет. Не пришел… Ну почему?
Потому что про аир он тебе натрепал, копать аир еще рано, и я отправила парня совсем в другую сторону, подумала Ласточка, поднимаясь на крыльцо. Тинь потупила глазки и скорчила вежливую улыбку, Лия усмехнулась. Ласточка кивнула, прошла мимо, и за спиной тут же зашушукались.
Болтают. Пусть их. Она не собиралась ни оправдываться, ни объяснять.
Однако, темнеет уже. Пора бы и вернуться.
Ласточка разожгла печку, сходила за творогом на ледник, достала из ларя муки и пару яичек. Замешала в миске тесто, добавив горсть изюма, по щепотке корицы и муската. Накалившуюся на огне сковороду помазала куском сала, наколотым на нож.
За приоткрытым окном шелестели ветки, между ними проглянули первые звезды. Ласточка ловко перевернула творожник в золотистой корочке.
За окном что-то шумно заскреблось, зашуршало, и вдруг завыло. Ласточка опрокинула сковороду над тарелкой, и ухватила ее поудобнее. В другой руке у нее была деревянная лопатка.
Рама, скрипнув, отворилась шире, и в окно полезло что-то белое. Белое, бесформенное, рыхлое, как сугроб. Вой перешел в кладбищенский хохот, и тут Ласточку накрыла волна аромата, напрочь сметающая запах жареного теста.
Горько-сладкий, свежий до одурения аромат цветущей черемухи.
Он, наверное, целый куст выломал, подумала Ласточка.
И еще она подумала — Ах!
И засмеялась.
Несколько белых лепестков осыпались на скобленый пол. Следом за огромным букетом в комнату влез Кай и тут же наследил глиной и ошметками прошлогодней травы. За спиной у него качалась грязная корзина, а плащ был извазюкан так, что стоял колом.
— Аах… — выдохнула Ласточка, принимая букет. — Где ты ее нашел? Рано же еще для черемухи.
— Поискал и нашел! Умммм, как вкусно пааахнет.. — Кай, румяный, взъерошенный, с веточками в волосах, зажмурился и повел носом.
— Стой там! Не двигайся! Только вылези из сапог.
Букет был мокрый и благоухал немыслимо. Ни в какой кувшин не влезет, только в ведро. Головы разболятся, ужаснулась Ласточка, но вслух ничего не сказала.
Головы, кстати, не разболелись.
А букет стоял неделю, не меньше.
8
Тропа, по которой они шли, узкая, засыпанная хвоей, ползла по мокрому от дождя ельнику. Лошади растянулись цепью, всадники пригибались, оберегая лица от хлещущих веток. Сверху капало. Когда начался крутой подъем, Кай спешился и повел Стрелку в поводу. Копыта кобылы глухо стукали по выступающим корням, тонули в хвойной подстилке.
Его люди хранили молчание, изредка перебрасывались словом-другим. Одного из найлов посадили на вьючную лошадь, и он замер в седле, странно скособочившись. Лайго не позволил товарищу идти в гору, тянул оскальзывающуюся на влажной тропе конягу под уздцы.
Остальные пробирались следом, отводя мокрые еловые лапы. Навьюченные фуражом лошади тяжело ступали, продавливая тропу до суглинка.
Вереть всегда открывалась глазам неожиданно, словно выныривая из лесной чащи. Кавенов прадед строил ее, опасаясь нападений с севера, поэтому со стороны болот ее не защищал ни ров, ни частокол — только сами болота. Крепость стояла на известковом взгорке, густо поросшем ельником, осиной и ежевикой. Если не считать одинокой тропы, служившей продолжением деревянного настила, с юга к ней было не подобраться — потонешь. Да и сама тропа, крутая, узкая, стиснута с обеих сторон темными чешуйчатыми стволами — черта с два проедешь.
Кай упрямо тащил Стрелку за собой. Продираясь сквозь бурелом, все вверх и вверх. За спиной слышались звон, фырканье, треск хвороста. Яркая, как клок пламени, лисица метнулась наперерез, продралась в спутанные кусты малины и исчезла.
Лес расступился, замаячила впереди серая поеденная временем стена. Тропа забирала здесь вправо и утыкалась в круглый бок сторожевой башни с черной щелью прохода.
Кай перевел дыхание, коротко свистнул.
Крепость утопала в молчании. Цвиркали синицы. Его отряд постепенно выбирался из чащи, выстраиваясь на расчищенной у стены плешине.
— Не спать на часах! — крикнул Кай, приложив ладони ко рту. — Открыли быстро!
Наверху что-то брякнуло, покатилось. Темная створка двери приотворилась, потом распахнулась до конца.
Внутри башни было гулко и сыро, поскрипывала влажная от мелких частиц тумана цепь, удерживающая решетку, которую роняли в случае штурма.
Кай два раза брал Вереть, и ни разу эта решетка не опускалась. Не успевали.
Двор крепости — широкий, мощеный местным мягким камнем, теперь казался тесным. За лето сюда набилось столько беглого люда, что им не хватало места ни в здоровенном прямоугольном донжоне, увенчанном круглой зубчатой башней, ни в трех угловых, сторожевых. Казармы, пристроенные к южной стене — приземистое длинное здание, поддерживающее обходную галерею, тоже были переполнены.
Крепость, рассчитанная на небольшой гарнизон, сейчас вмещала в себя около пяти сотен человек. Они спали на лестницах, на навесных хорах, в конюшне и даже в пустующем с прошлой зимы свинарнике. Еще почти сотня каевых людей стояла в Жуках, ближайшей к Верети деревне. Три лесных форта, ранее принадлежавших Кавену, тоже не пустовали.
Черное знамя с кобыльим черепом притягивало беглых, как пылающий факел.
Битые жизнью, злые, ободранные — они должны были стать острием его меча, направленным на Тесору.
Это лавина. Лавина подхватила меня и несет, подумал Кай, привычно вдыхая тяжелый запах отбросов и чада с кухни. Если я упаду, мне переломает кости. Они разорвут меня в клочья. И я умру.
Крепостной двор был битком набит грязными, плохо одетыми людьми с лицами убийц.
Кай вдруг вспомнил отчаянные глаза Ласточки и ее пальцы, намертво вцепившиеся в край его плаща. Она тогда разжала их, медленно, по очереди, словно делая усилие. Поправила ему воротник и ушла в дом. А он уехал на север и оседлал лавину.
Кай кивнул Лайго, поманил найла за собой. Бросил поводья, их сразу перехватили чьи-то руки. Сотня глаз с украдчивым любопытством наблюдала, как он идет по двору, топча сапогами прелую солому, не глядя по сторонам.
У глухой стены донжона, сложенной из позеленевшего, испятнанного известняка, торчала рогатина, вбитая между плитами мостовой. Белый хрупкий череп осел на бок, через глазницу проходила трещина. Во дворе стояла страшная сутолока, но мертвая конская башка словно очертила вокруг себя незримый круг. Неподвижно свисали с деревянной поперечины выцветшие ленты, молчали бронзовые колокольцы.
Разбойники старались не смотреть, не подходить, словно у стены — пустое место.
Кай несколько мгновений завороженно глядел в черные провалы на месте глаз, потом опомнился.
Может быть, я уже умер, подумал он. В тот момент, когда она разжала пальцы.
Лайго легко коснулся плеча. Кай обернулся.
— У нас раненый, — сказал найл. — Надо лекаря.
— Лекарей здесь нет, — зло ответил Кай. — Только убийцы. Идем, покажу, где вы встанете.
Они зашагали рядом, молча. Вороны, сидевшие на деревянной галерее донжона, повернули головы, глядя на черных пришельцев. Их не интересовала будущая осада. Ты просто взлетаешь — и все.
— У тебя есть семья? Дети? — спросил Кай равнодушно.
Лайго помедлил, потом перевел взгляд на бледного до зелени парня, которого незаметно поддерживали спутники.
— Сын.
Они обогнули каменный короб. Двери держали нараспашку, внутрь как раз затаскивали дрова. Второй камнемет, сломанный еще летом, так и не удалось починить, хотя Чума злился и настаивал. Кай, не долго думая, велел разломать и сжечь никчемную машину.
