Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ) - Суржиков Роман Евгеньевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
- Еще чего не хватало.
Эрвин уводит последнего рыцаря и занимает оборону. Сир Уильям хмуро хлебает из кубка.
- Вы как раз собирались мне сказать, - говорит Эрвин, - какая дрянь омрачает ваше настроение.
- Ты меня знаешь три года, Ориджин. Я что, люблю петь и смеяться?
- Если попытаться подойти к вам, то упрешься в стену из угрюмости. Обычно она два ярда высотою, а сегодня - все четыре. Что случилось?
- Заговариваешь зубы? Надеешься, это тебя спасет?
Генерал стремительно развивает наступление: мечи напрямую, всадники в обход.
- Двойной обманный маневр? Я должен поверить, что атака по флангу - ложная? Красиво!.. - Эрвин саркастично подмигивает сопернику. - Прямо как на вчерашнем параде. Два полка прошагали праздничным маршем: броня сверкает, земля дрожит, стекла вылетают из окон - прелесть! Прежде во главе парадов гарцевал Серебряный Лис, но вчера, по какому-то недоразумению, видимо, его величество отдал управление вам. Какая ошибка! Облако хмурого настроения летело за вами, затмевая весь блеск... Дети и мещаночки ударялись в слезы, не в силах сдержать печаль...
- Пропади во тьму, Ориджин, - бурчит сир Уильям. - И атака по флангу - действительно обманка. Я пробиваю центр. Твоя искра под ударом.
- Какая неприятность... Придется хитрить, с вами иначе нельзя... - Эрвин двигает несколько фишек. - Владыка Адриан - проницательный человек, сир Уильям. Вы не сможете долго скрывать свое мнение о его войске.
Генерал бросает острый взгляд исподлобья.
- Я ничего такого не говорил, Ориджин.
- И не нужно. Полгода назад вы получили шесть искровых полков и с каждым месяцем становитесь все мрачнее. В чем дело? Эти солдаты хоть чего-нибудь стоят?
- Искровая пехота Короны - лучшая на свете.
- А мой лорд-отец говорит, что пехота Ориджинов - лучшая в мире. Вы оба - люди чести. Не может же кто-то из вас лгать!
Сир Уильям усмехается и сбивает одну за другой две подковы северян.
- Хочешь мое мнение? Вот что я думаю, Ориджин. Искровики насадят ваших кайров на копья, поджарят, как поросят на вертеле, и сожрут, а греями закусят вместо лука.
- Весьма недвусмысленно, сир Уильям.
Ответным ударом Эрвин отсекает авангард генеральского войска. Уильям Дейви хмурит брови.
- Да, милорд, сожрут и закусят. Ни косточки не оставят. Ни за что вам не победить нас: ни на маневрах, ни на параде, ни на дворцовом построении! Мы - непревзойденные мастера этих дел.
Эрвин склоняет голову с лукавым любопытством:
- Простите меня, сир Уильям, за такой странный вопрос: что если вдруг - мало ли, как жизнь сложится, - искровикам доведется встретить врага на поле боя?..
- Никогда не говори таких слов, Ориджин, - генерал назидательно вздымает палец, - никогда, ясно? Битва в полях - это ересь. Имперская пехота не занимается такой чушью. Вы, индюки-феодалы, всегда готовы грызть друг другу глотки. Если Короне требуется извести одного индюка, ей достаточно натравить другого. Никогда не приходится марать свои руки... то бишь, копья.
- Политика, политика... Династия преуспела в этом. И все же вернемся к вопросу: отчего вы угрюмы, сир Уильям?
- Вчера я ехал во главе парада, Ориджин. В задницу моей кобыле дышали четыре тысячи солдат. Сверкали во всем блеске, как ты выразился. Так вот, из этих четырех тысяч от силы две сотни когда-то бывали в настоящем бою. Знаешь, меня немного тревожит этот факт.
- Понимаю, - без тени сарказма кивает Эрвин и поднимает кубок. - Выпьем же за славное войско, созданное для парадов! ...Кстати, если ничего не придумаете, через два хода вы проиграли.
- Вот же северный черт!
В землянке сыро, темно, пахнет плесенью, как в заброшенном погребе. Вход закрыт деревянным щитом, волк вряд ли сможет отодвинуть его и войти. Это хорошая новость. В щите прорезано квадратное окошко - единственное отверстие, впускающее в землянку свет. Днем света мало из-за облаков, ночью - и вовсе нет. Черная тьма сменяется серой тьмой. Можно считать сутки - было бы желание.
Лекарь сказал бы: перевязки нужно делать дважды в день - утром и вечером. Лекари любят привязываться к утрам и вечерам, Эрвин хорошо это знает со времен простуженного детства. Но утро и вечер потерялись из-за сумрака. Эрвин просыпается под звук воды: она журчит, когда дождь, и сочится капельками, когда дождя нет: клап-клап-клап. Он делает себе очередную перевязку. Свет почти и не нужен, кисточку и ветошь легко найти на ощупь, мази - различить по запаху. Рана на ощупь - такая же, как и была: огненно болезненная и скользкая от сукровицы. Кажется, края слегка припухли. Приходится раздвигать их пальцами, чтобы проникнуть кистью внутрь.
Лекарь бы сказал: рану нужно зашить, иначе в ней может поселиться хворь. Но другой бы сказал: нужно оставить открытой, чтобы рана дышала, иначе под швом она непременно загноится. Эрвин чуть не воет от боли, прикасаясь к разрезу мягкой кисточкой. Страшно представить ощущения от иглы. Поэтому он верит второму лекарю - тому, кто не велит зашивать.
Третий лекарь сказал бы: нужно хорошее питание. Рана отбирает силы, их нужно восстанавливать. Хорошо подойдет пшенная каша, куриный бульон. В распоряжении лорда Ориджина нет подобных лакомств. Есть сухари, несколько задубевших лепешек, полдюжины луковиц, шмат вяленины и кусок безумно соленого сыра. Почти все те запасы, с которыми он покинул разгромленный лагерь. Аппетит пропал на второй день. Внимая лекарю, требующему питаться, Эрвин старался впихнуть в глотку что-нибудь съестное. Сухомятка становилась поперек горла. Какое-то время он боролся с собою, потом плюнул. Довольно того, что я терзаю себя мазями и кистью. В конце концов, насильственная кормежка пойдет только во вред. Наверняка найдется лекарь, кто скажет именно так.
А вот пить хочется часто. Куда чаще, чем прежде. Это мешало бы и доставляло неудобства, если бы не порывисто налетающие дожди. Среди дюжины щелей в потолочном настиле есть одна особенно приятная: от нее до лежанки - всего фут. Протяни руку, подставь кружку - через пять минут будет полна. Можно перелить воду в бурдюк, про запас, и поставить кружку снова наполняться. Пожалуй, даже нужно. Только лень шевелиться: так удобно лежать на спине!.. Эрвин пропустил один дождь, не пополнив запасы. После промучился жаждой всю ночь, язык и губы превратились в пергамент. Но все равно не заставил себя подняться и пойти к ручью - трудно, больно, лень. А к жажде можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть, на самом деле. Если уж привык к путешествию!.. Он пролежал ночь и полдня, равнодушный к жажде и начинающейся лихорадке...
Хлынул новый дождь, наполнил сосуды. Водою из миски Эрвин промыл рану и затрясся от холода - лихорадка набирала сил. Воду из кружки выпил залпом. Пожар во рту не угас, но веки приятно отяжелели. Мазь... кисточка... Эрвин притронулся к груди, вздрогнул, устало опустил руку. Лень... и так все идет хорошо, рана заживает... хочется спать. Отчего не спать, если хочется?
Во сне выздоравливаешь - так говорят...
- Что мы будем делать, когда доберемся в Беломорье? - спрашивает Иона София Джессика.
Ей двенадцать, Эрвину четырнадцать. Они лежат на соломенных тюфяках в комнатушке постоялого двора. Темно. В кабаке внизу кто-то горланит "Слепого лучника".
- Сядем на корабль, конечно.
- Какой?
- Откуда мне знать? Милая сестрица, по мне, так каравелла от брига отличается лишь количеством букв.
Иона хихикнула и ткнула его кулачком в плечо.
- Нам хватит денег?
- Мы взяли, сколько могли. Должно хватить.
- А если не хватит?
- Продадим лошадей.
- А если и тогда не хватит?
- Иона, ты говоришь, как купчиха. Деньги - чушь! Что-то придумаем.
Сестра довольно хмыкнула, поскольку желала именно такого ответа.
- А куда поплывем?
- Моряки говорят: пойдем.
- А я говорю - поплывем! Так куда?
- Ты знаешь, куда.
- Я все ответы знаю наперед, милый братец. Но слушать-то приятно!
