Радужная Нить - Уэно Асия (читать книги .txt) 📗
— И вкусненьким, — пробормотал совёнок. Зверёк, будто в ответ, выгнул спину и зашипел на мальчика.
— Фуу-тян, ты отправляешься, как только стемнеет! — распорядился я. Вот и дополнительная причина сплавить его на Гингати! Если наш птенчик поживится даже самой облезлой из кошек, столь почитаемых в этих местах, беды не миновать. Надо же, с какой подозрительной лёгкостью парень готов расстаться с «сестрёнкой»! А я-то боялся расстроить…
— Госпожа Коюки, вы тоже обознались. Это питомец правительницы. Как там его звать… Янтарь! Правда, малыш?
Тот, успокоившись, прогнулся под моей рукой. Не замечал, чтобы кошки выказывали мне подобное расположение. Матушкина не выделяла меня, и вообще была со странностями. Что ж, повезло — так повезло! Если бы не этот рыжик…
— Вас все животные любят, господин Хитэёми? — поинтересовалась Коюки, оставив попытки уговорить котёнка перебраться к ней.
— Достаточно вспомнить кое-кого из присутствующих, чтобы получить ответ на этот вопрос, — рассмеялся я, искоса глянув на хмурое лицо Фуурина. — Определённо, не все!
— А за что мне вас любить? — буркнул тот, отворачиваясь.
— А за что ты любишь Ю? — спокойно спросил я.
— Ки-рин — наше божество, хранитель с начала времён! Его невозможно не почитать. Он — сама природа! Можно подумать, ты сам…
— Он мой друг — и, разумеется, дорог мне. Но вовсе не потому, что божество и тому подобное. Скорее, вопреки.
— Как это? — Фуурин весь подобрался, впиваясь глазами в моё лицо. Коюки молчала.
— При первой встрече, — пояснил я, медленно подбирая слова, — догадка о его истинной сути была подобна вспышке света. Она ослепила меня, и я перестал видеть. Образно выражаясь. Я не замечал, что, несмотря на всю свою божественность, на всю мудрость и могущество, он — такой же, как и я. Живой. Впрочем, это продолжалось недолго — однако заслуга в том его, не моя. Потом я упорно закрывал глаза на многочисленные особенности нового приятеля, приписывая их чему угодно, но не его природе. Очень упорно. И тоже был слеп. Лишь много позже, в Северной Столице… я смог принять его в полной мере… настоящим.
— За это я и ненавижу тебя, — внезапно прервал мои объяснения мальчик.
— За что, "за это"?!
— Ты говоришь так, будто равен ему. Какая наглость… Я бы никогда не посмел!!! Чтоб тебя кошки задрали!
С этими словами парень ветром вылетел из комнаты. Юки, пытавшаяся было остановить его, на бегу крикнула "Я принесу еды, господин!" и выскочила следом. Затем вернулась.
— Не переживайте, Хитэёми-сама, — тихо сказала она. — Он боится, что вы отнимете его. Глупыш совсем не понимает, что равенство и обладание — несовместимые понятия.
— Какая мудрость для столь юной особы, — горько заметил я. Не думал, что прощальная выходка Фуурина так меня ранит. Собирался ранить его сам, и оказался не готов к обратному.
— Благодаря хорошим учителям, — мягко улыбнулась она. — А теперь я действительно сбегаю за едой. Что вам принести?
— Яду, — пошутил я. — Но повкуснее! И… если вдруг засну, лучше поставь у изголовья. Не буди. Хорошо? Что бы я без тебя делал?..
Разумеется, я не сомкнул глаз. Упал на футон, задумчиво поглаживая рыжего нахала, примостившегося на груди. Потом вернулась Коюки — я уклонился от беседы, изобразив храп. Особых причин для этого не было, просто сейчас разговор казался бессмысленным. Вот узнаю, как там дела у Ю, и каковы дальнейшие планы… Девушка тихонечко поставила поднос на скамейку и затворила фусуму. Янтарь немедленно променял тёплое ложе на радость обследования мисок — пришлось заняться трапезой, пока не опередили.
Насытившись, зверёк предоставил меня самому себе, заодно показав, каким образом проник в комнату. Одна из деревянных планок фусумы легко отодвинулась под его лапкой, и котёнок скользнул в образовавшийся проём. Интересно, все ли двери оборудованы подобными лазами, и по чьему распоряжению?
За окном постепенно темнело. Я немного полюбовался на яркие южные звёзды, в надежде, что Фуурин прилетит попрощаться. Конечно, он этого не сделал. Гордый! Но злиться на него — себя не уважать: молокосос, даром что пернатый. И всё-таки, его показательная непримиримость не перестаёт меня задевать. Привык, понимаешь ли, к всеобщему обожанию! Что ж, справедливость восторжествовала: кошки любят, птички — нет! Вон, дядюшкин любимчик, павлин Кадзи, так и норовил клюнуть, стоило утратить бдительность… должно быть, не простил… Я бы тоже обиделся, если бы меня в честь Левого Министра… назва-а-али…
— Как жизнь? — поинтересовался Ю столь будничным тоном, словно мы сидели за чайным столиком в Кёо.
— Удалась. Поел, теперь сплю. Я отправил тебе подкрепление! Ты как? И где именно?
— Как обычно, два вопроса по цене одного, — ки-рин усмехнулся, но как-то невесело. — Подкрепление — это что?
— Не что, а кто! Твой пернатый обожатель. Думаю: а не предложить ли ему поразмять крылышки, пока он всех кошек в тоске не передушил? А тот и рад избавиться от моего общества!
— Снова повздорили?
— А мы и не переставали. Он с трудом меня терпит, так зачем мучить пташку? Пусть летит к тому, кто ему во сто крат милее.
— Ревность, как приятно…
— Но не с моей стороны. Ладно, шутки в сторону: что там у тебя творится?
— Взгляни, если хочешь.
Обычная темнота, скрывающая собеседника, рассеялась, и я ахнул.
Комната казалась огромной, но рассчитать её площадь в татами было невозможно: их закрывали тела, да так, что и стыки не проглядывали. Одни лежали, наваленные поверх других. Чьи-то ноги слабо подёргивались, кого-то рвало, а совсем рядом стонали тоненьким голоском. Женщина. Даже скорее, девочка. Её лицо покрывали тёмные пятна, отливающие мертвенной синевой. Губы полопались под пересохшей коркой, и кровь запеклась в уголках — лишь одна струйка алела на бледной коже.
А ещё был звук. Сначала я не сумел определить его источник, но потом распознал и содрогнулся. Умирающие дышали в такт, словно младенцы в утробе. Какое нелепое… нет, жестокое сравнение!
Я принялся озираться. Где лекарь? Почему их оставили без присмотра, вывалив в общую комнату, словно кучу отбросов?!
— Потому что некому, Кай. Этих людей уже не спасти, и их слишком много, чтобы провожать за порог каждого.
— Ты сам-то где?!
— Оглянись. Теперь… можешь.
Ожидая увидеть самое страшное — тело друга — я обернулся. Ки-рин стоял в дверном проёме, солнечные лучи золотили радужные чешуйки и восхитительную гриву. На фоне окружающего безумия смерти он казался самой жизнью.
— Что ты здесь делаешь? Пытаешься им помочь? — воспрянул духом я.
— Я уже помог, в некотором смысле. Сейчас ночь, ты не забыл? И на Островах Млечного Пути — тоже. Перед тобой оттиск с печати — как тогда, в Оваре, когда ты подслушивал нашу с императором беседу. Учишь его, учишь — а всё без толку…
Я пропустил мимо ушей привычную воркотню.
— Так эти люди… ты их уже исцелил?
— Кай… Поразмысли, пожалуйста! Тебе известно, сколько сил требуется, чтобы повернуть вспять судьбу живого существа?
— Ну… а такое возможно?
— К чему я и клоню. — Он поманил меня рогом, и я, стараясь наступать только на одежду, пробрался к выходу. — Их слишком много, понимаешь?
Кажется, я и впрямь понимал. Значит…
— Да. Всё, что я мог — дать им лёгкую смерть. Даже это истощило меня настолько, что сейчас я не отважусь переступить порог снова. И всё же, я не жалею. Сон, уводящий в небытие нежно, словно материнская рука — это лучше, чем… — он опустил голову, и я погладил шёлковую гриву.
— Вам с Фуурином зараза не угрожает? — спросил я.
— Нет. А вот ты поступил правильно, оставшись на Хикко. Не смей соваться на Гингати, слышишь?!
Обеспокоенный, он поднял ко мне морду.
— Значит, им неоткуда ожидать помощи?
Мы отошли в сад, вся земля которого была покрыта пеплом. Что здесь горело? Потом я догадался — стоило лишь вдохнуть поглубже. Самовнушение или нет, но запах погребального костра всегда вызывал у меня тошноту.