Полночь мира (=Пепел Сколена) - Буркин Павел Витальевич (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Эленбейн напрягся - то ли собираясь возражать, то ли просто выругаться. Но вспомнил, что можно потерять и то, что осталось, и проглотил не родившуюся речь. Было с чего: формально он оставался при своем, и вроде бы ничего не терял, указ гарантировал, что других неприятностей не будет. Зато Морресту точно так же гарантировалось, что ему будет, где жить и работать, и даже комната, судя по всему, отлично подходит для дела. Новичок, едва приехав, тут же получает в свое распоряжение комнату прежнего хрониста - что может быть обиднее? А пока придется смириться: следует чуть склонить голову (все же это не король, лишь его указ) и произнести традиционно-казенное:
- Счастлив служить королю и королевству!
- Сейчас провожу, - от себя добавил мажордом. - До архива, конечно, далековато, но не очень. Зато, скажу вам по секрету, у вас будет даже своя рабыня, она будет убираться, готовить, стирать... А можно ее по-другому использовать, - вдруг подмигнул суровый старец. - Сколенка же, что с ней церемониться. Берите ключ... Сир Эленбейн, в соответствии с волей короля сдайте ключ.
Хронист покряхтел, но делать нечего. Он еще покажет королю, что этот выскочка много на себя берет. А пока пусть переночует там. Пусть даже попользуется глупой сколенкой - в конце-то концов, веселиться он будет в последний раз. Эленбейн нехотя протянул висевший на поясе футляр с железякой, больше похожей на монтировку. Весил "золотой ключик" все пять килограммов.
Лестница была не подарок: крутая, скользкая, похожая на сверло гигантского бура. Вместо перил - вбитые в каменную стену ржавые скобы. Жаль, лифтов тут еще не изобрели - и изобретут ли когда-нибудь, неизвестно. Он ведь даже не в альтернативной, а вообще в чужой истории. Если тут имеется магия, кто знает, как пойдет технический прогресс? Лестница закончилась крошечной площадкой, на которую сквозь узкие стрельчатые окна проникал свет и холодный осенний воздух. Мажордом вставил свою "монтировку" в едва заметное отверстие в двери, пошевелил, пока не встала в паз, и с силой повернул. Клацнул увесистый стальной засов, массивная дверь со скрипом открылась.
- Чтобы открыть или закрыть изнутри, достаточно отодвинуть засов рукой, - с хозяйской гордостью объяснял старик. - Если вставить сюда гвоздь - открыть снаружи будет невозможно. Располагайтесь, Моррест-катэ, а я пошел. Будет что нужно - пришлите рабыню. Всего доброго.
Моррест осмотрелся. Комнатка, конечно, мрачновата, но в углу напоминающая буржуйку печка, окна закрываются ставнями, при желании можно подоткнуть щели паклей. Ночью тут не замерзнешь. Сейчас окно было открыто, из него открывался изумительный вид на город в обрамлении скал и стен, гавань и море. Моррест не удержался, высунулся в окно: башня стояла на скале, выше остальных строений дворца, а тот, в свою очередь, на крутой скале. Комната Морреста возвышалась над городом метров на сто пятьдесят. Впечатление было такое, будто живешь в небоскребе. Мягко говоря, необычно для этого, едва вышедшего из первобытности, мира.
Внутри тоже оказалось неплохо. Задрапированные выцветшими и местами рваными, но в целом симпатичными гобеленами, стены неплохо хранили тепло. На гобеленах батальные и мифологические сцены (мифологией Миша особо не интересовался, да и мало о ней говорилось в "Сказании", почему и не смог узнать большинство сюжетов и персонажей). Вот этот старикан с посохом, похоже, Справедливый Стиглон, а этот седобородый с трезубцем, встающий из моря - явно Алк Морской. Ха, он напоминает короля-тритона из диснеевской "Русалочки", только выглядит куда грознее. А вон богиня любви Алха - от одного взгляда на грудь и правда воспламеняется кровь... и кое-что еще. Еще просматривался Барк Молния - в руках огненные клинки, лицо искажено яростью, край щита зажат в зубах. Небесный берсерк, мать твою... А кто вон тот, седой и величавый, держащий на плечах горы? Уж не Кетадр ли, которому молился, а может, и сейчас молится, настоящий Моррест? Нет, надо сегодня же ночью спуститься в архив и просмотреть все, что там есть насчет мифов. Ну, все, что успеет - если здешний архив составляет хотя бы тысячную долю ГАРФа, на это понадобятся годы...
Из мебели в комнатке имелся изящный столик для еды и питья - его легко было придвинуть к широкому, годящемуся и для сна, и для любовных утех, ложу - и есть, как римские патриции, лежа. Наконец, был еще шкаф (внутри обнаружилось какое-то тряпье), местные "удобства" в виде ночного горшка и какого-то совочка, и старая, ободранная метла. Был и другой стол, заваленный свитками и пыльными фолиантами. Наугад открыв один из них, он прочитал: "Деяния божественные, как они есть, писанные Моррестом ван Вейфелем, что из земли Кетадринской". Ух ты, оказывается, он "знаток" по мифам. Надо срочно изучать, чтобы не сесть в лужу...
Надоевшие башмаки - долой, дорожную одежду - тоже. Пол укрыт толстым, теплым ковром - можно разуться. С нескрываемым наслаждением Моррест стянул сапоги, размотал пропревшие портянки - до такой простой вещи, как носки, тут не додумались. Пришлось осваивать армейскую премудрость - хорошо хоть, на галере не надо далеко ходить... А ведь тут и простыня есть, и одеяло, и подушка. Чудо после галерных удобств. Книжку в руки - и читать, разбираясь в хитросплетениях местных букв. "Си хэ аппре кои вашадх нэ, ааве хэ калаи радхимэ..." - "Сколько бы лет не прошло с тех пор, сколько бы не выпало снегов в горах..." Поначалу читать было тяжело, но постепенно он втянулся, перестав замечать что-либо вокруг.
Чтение прервал странный звук, какой-то глухой хриплый стон.
- Кто здесь? - от удивления он спросил по-русски, повторил по-сколенски, и только потом попробовал составить фразу по-алкски. Вскочил и как был, босиком подошел к письменному столу. Схватил масляную лампу и пошел на звук.
Оказывается, тут была еще комнатка, совсем маленькая, с большой выемкой в полу посередине и подвешенной на цепях исполинской, литров на сто пятьдесят, лейкой. Бочка, сбоку у нее торчит труба, а на ней насадка, как у лейки, только из тонкой дощечки с просверленными дырками. Внутри холодная вода - но в углу, отгороженная от мойки деревянной ширмой, небольшая печка, рядом с ней стопкой сложены дрова и солома - на растопку, а на печке стоят два ведра с водой. Нагреть до кипения, подняться по стремяночке - вон она, рядышком - и залить в бочку. Парочка вёдер, потом ещё парочка - и уже можно мыться, чуть качни- и вода потечет, как в душе. Хочешь горячей воды - грей ещё два. Всё предусмотрено для счастья. Даже ил и песок для мытья есть, какие-то склянки с бальзамами в углу. Есть и огромное медное корыто - аналог ванны.
До джакузи этой кустарщине далеко, но ведь здесь и такой душ - роскошь. Чаще-то просто в реке моются, если, конечно, не считают, что смывающий грязь - смывает свое счастье. "А, не так все и плохо, - подумал Моррест. - Если меня оставят в должности..."
Потом взгляд упал в дальний угол - и будущий придворный летописец чуть не выронил лампу. К вмурованному в пол и потолок столбу была привязана трогательно-беззащитная женщина лет двадцати пяти - тридцати, полностью обнаженная. Веревки впились в щиколотки и запястья. Наверняка Эленбейн оставил ее, когда вышел встречать нового хрониста. Лампа давала совсем немного света, но даже так были различимы рубцы, избороздившие спину и ягодицы. На гвозде чуть сбоку висело орудие избиения - довольно-таки измочаленная плеть. "И ты еще переживаешь, что занял чужое место, парень? - сказал себе Моррест. - Да ты его под топор подвести должен!"
- Господин Эленбейн не велел отвязывать меня до возвращения, - на всякий случай предупредила девушка.
- Теперь я тут господин, - храбро ответил Моррест, не прибавляя, что господин он тут, возможно, только на ночь. - А этот твой Эленбейн завтра крупно огребет.
Она попыталась оглянуться, но была привязана слишком прочно. Где лежит нож, Моррест не знал, но узлы были не очень изобретательными - видимо, Эленбейн ничем, кроме бумагомарательства и садизма, не занимался. Довольно скоро он освободил руки, а потом и ноги девушки. Пошатываясь на затекших ногах, она выпрямилась, повернула заплаканное лицо. Живое свидетельство унижения и позора - нет, не одной ее - целого народа. Точнее, вдруг подумал Моррест, его мужчин. Ведь если женщин народа угоняют в рабство, насилуют и бьют плетью, других виновных тут нет...
