Зиэль - О'Санчес (Александр Чесноков) (книги без регистрации .txt) 📗
Еду по ночной лесостепи, любуюсь во тьме запахами увядающей природы, а самого не то чтобы грызет, но тихонечко точит легкая досада: все-таки, дешево отделался Тузавар, мягко ускользнул. Ведь я для него приготовил кое-какую игру, довольно забавную для одной из сторон, в той забаве участвующих. Игра придумана мною давным-давно: отлавливаю, скажем, разбойника, или вражеского лазутчика и начинаю допрашивать. Главное, чтобы он попался с оружием в руках, при попытке покуситься — предположим, тать, жаждущий в ночи зарезать меня, сонного, ради пары сапог, или лазутчик, приползший из кустов, чтобы тихо убрать караульного ратника, то есть, того же меня.
— Кто тебя послал? Кто тебе приказал меня убить?
Бедный злоумышленник, который до сего злосчастного дня и знать не знал о моем существовании, начинает жалобно огрызаться — никто, мол, случайно так вышло… А я ни на чуточку ему не верю и дальше продолжаю с пристрастием выяснять истину:
— Скажи — кто? Не запирайся, смерд, все равно ведь узнаю!
И, естественно, подпытываю всякими подручными средствами: петлями, огнем, железом, грызунами… Попадались такие упрямцы и тупицы, что… А только я бываю всех тупее и упрямее. Рано или поздно, мой пытуемый ломается и начинает наобум измышлять правду, ища передышки от мук: такой-то, дескать, приказал. А я, само собой, начинаю уточнять, задавать проверочные вопросы…
— Соврал, дружок. Отчего солгал, что скрываешь, кого покрываешь? Зачем тебе лишние муки принимать ради того, или ради тех, кто тебя обрек на такие страдания? Облегчи душу, покайся, скажи мне правду.
Бедолаге куда деваться, откуда ему другую истину-то выкопать? Он давай иное выдумывать, между воплями и стонами, а и это новое — проверки не выдерживает… Оно конечно: горло перерезать или в спину стрелу воткнуть куда как проще, нежели рассказать несуществующую правду, да еще когда тебя при этом мучают.
— Отвлекись на миг от искомой истины, дружок, сверим впечатления: самому пытать — небось, приятнее, нежели пытуемым быть? Я ведь знаю, ты пытал многих. А?
Некоторые не выдерживают сего уровня задушевности и прерывают беседу бешеными воплями, угрозами, богохульствами… Потом опять сникают и вновь начинают давать признательные показания. Не часто, но иногда случалось и такое: где-нибудь к утру, я и мой неудавшийся покуситель-злоумышленник, такую гладкую да подробную былину сложим, что комар носу не подточит, впору самим в нее верить! Да, да: истинное произведение искусства — любо дорого внимать! Вот и этого Тузавара Лу я намечал под подобное представление, а он возьми и ускользни. Вероятно, я смог бы его оживить и сызнова размотать наше с ним взаимодействие, но это было бы уже совершенной нечестностью с моей стороны по отношению ко мне же: упрыгнул в вечность — так тому и быть, обратно за ноги не буду втягивать, выправлять с помощью силы оплошности собственного разума. Вдобавок, сие сродни искусной, однако же, подделке. Серебряный вертел — а была в нем полная весовая пядь! — я сжег магическим огнем и темноватый пепел по ветру развеял, — говорю же: иногда мне очень нравится быть расточительным, а не только бережливым. Но при этом и жадность, скопидомство потешил: захватил с собою шесть редчайших свитков из библиотеки колдуна! Зачем они мне? Во-первых, сам сегодня на ночь почитаю, привольно развалясь на походном ложе, например — "Образцы глинистых и кварцевых почв в северных и северо-западных предместьях города "Большой Шихан". Любопытно, я ведь там лично «дикое» золотишко мыл, на тайных приисках, и почвы те хорошо помню. А во-вторых, когда прискучит мне чтение и само обладание свитками, отдам их кому-нибудь… Тому же Санги Снегу. Он аж затрясется, как увидит эти пергаментные сокровища, уж кто-кто, а он знает им истинную цену! Но может и не принять: Снег с превеликой настороженностью относится ко всем моим подаркам и предложениям, и почти всегда отказывается от них… когда у него выбор есть. Лишь однажды, довольно давно, он согласился на мою помощь — и с тех пор раскаивается, считает эту свою пустяковую слабость смертным грехом. Ох, уж мне эти людишки: обязательно изыщут в себе и для себя потраву из мучений, душевных, телесных, нравственных. Но свитки — действительно прелесть, все шесть как на подбор! Остальные, не такие ценные, я тоже превратил в пепел, вместе с содержимым пещеры.
Пусто вокруг, на долгие локти — ни одного хоть сколько-нибудь опасного демона или зверя. То ли повезло, то ли я так неосознанно возжелал… Впрочем, почему бы и не быть простому везению: места тихие, ухоженные, прополотые от нечисти и хищников теми, кто их гораздо преужаснее — то есть, человеками, это не Пригорья какие-нибудь. Степь, ровная и низкорастущая, даже кустарники, сейчас невидимые обычному взору, отбежали к далекому окоему, звезды повисли надо мной, как мелкая светящаяся роса, дерзко проступившая на ветвях мрака. Отчего-то я недолюбливаю звезды, словно бы ревную к их спесивому равнодушию по отношению к Вечности… Но издалека смотреть на них мне нравится. Защитный купол сегодня прозрачен во все стороны, однако же, кроме как на звезды — глазеть не на что: новолуние. Нет, не читается мне сегодня! Попытался, было, и про глинистые почвы, и про то, как достославный паладин Аламаган играл в прятки с богиней Ночи… нет. Долой светильник, умерим костерок: будем созерцать небо, коли так пришлось. Оно почти пустое, если не считать звезд и стремительных прочерков небесных огней. Не беда, для насыщения ума мне и звезд более чем достаточно: я взором своим сгоняю их в сочетания… в созвездия, и даю им имена, о которых они и не подозревают. Спать я лег на голодный желудок, но это ничуть меня не беспокоит: в отличие от смирного и прожорливого Горошка моего, которому сегодня перепало от хозяйских щедрот свеженького овса, я могу не есть и сутки, и двое, и неделю, и даже месяц. Однажды я пропостился без еды, питья и женщин, пожалуй, и без сна — лет триста подряд… а может пятьсот… а может тысячу… только скитался в странных и мертвых пределах, недоступных даже земным богам… да созерцал, да постигал… И прелесть может быть угрюмой… Вот где я набрался мудрости и смирения по самые брови!.. Потом, как водится, одиночество мне прискучило и я вернулся в мир, с песнями на пьяную голову, с плясками на сытый желудок, с жаркими войнами, с изнурительными любовями… И это мне надоест когда-нибудь, придется придумывать что-нибудь еще. А я не против! Но, к счастью, ныне я по уши в делах и заботах, того и гляди поседею от оных. Спит Горошек и до утра не шелохнется, разве только я не пожелаю иного, и мне пора спать.
