Великая оружейница. Рождение Меча (СИ) - Инош Алана (книги бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Эти встречи несли ей свет знаний. Свободу, конечно, учили грамоте и счёту домашние наставники, но Ворон рассказывал ей о том, как устроен этот мир. На любой её вопрос у него находился обстоятельный ответ, который она впитывала с безоглядной детской верой. При мыслях о нём ей приходил на ум облик дождливой ночи – прохладной, мудрой, целительной, располагающей к размышлениям. Сначала она называла его государем, но он просил звать его просто батюшкой, и вскоре в сердце Свободы поселилась дочерняя любовь. Она раскидывала над девочкой оберегающие крылья, с нею она чувствовала себя полновластной владычицей всего на свете. Ей принадлежала эта цветущая земля, ласковое солнышко и ветер, вольный и непоседливый, как она сама.
Эти встречи княжна хранила в самом сокровенном тайнике своей души, не рассказывая о них даже матушке. Матушка была солнцем, тёплым и живительным, а князь Ворон – луной, мудрой и загадочной. Эти два светила никогда не встречались друг с другом на небосклоне её жизни, но оба значили очень много для неё. А батюшка Полута понемногу отходил в сторону, становясь далёкой звездой.
Ей исполнилось восемь лет, но выглядела Свобода намного старше – в первую очередь, из-за необыкновенно высокого роста. Она всюду каталась на вороном скакуне по кличке Леший – коне с сильным, горячим норовом, но матушка не боялась отпускать её одну. Княжна с Лешим нашли друг в друге родственную душу. Чёрный красавец не давался в руки даже опытным конюхам, позволяя ухаживать за собой только Свободе. Княжна сама чистила его, купала, задавала корм и расчёсывала гриву, заплетая её в шёлковые косы. Леший отказывался засыпать в стойле, если юная хозяйка не пришла и не погладила его. Порой Свобода, выскочив из постели, бежала к нему в одной сорочке и сапожках на босу ногу, чтобы успокоить.
– Ну что ты, мой голубчик, что ты! – приговаривала она, гладя чёрную морду своего друга.
Конь клал голову ей на плечо, ласково пофыркивая и издавая тихое умиротворённое ржание, и закрывал глаза. Княжна стояла с ним в обнимку, пока он не засыпал.
Она носилась на нём быстрее ветра, ловя в объятия небо и луговой простор. Однажды, катаясь на вечерней заре, Свобода увидела незнакомку потрясающего роста. В её телосложении сочеталась тёплая и добродушная, но несокрушимая сила и кошачье изящество. Издали её можно было принять за мужчину, но очертания бёдер и проступающая под вышитым кафтаном грудь не давали ошибиться. Из-под шапки на спину незнакомки спускалась густая грива волос, столь же чёрная, как шерсть Лешего, и перевитая крест-накрест тонкой тесьмой.
– Ты кто? – спросила Свобода.
– Смилиной меня звать, – ответила та. – Я с Белых гор.
Её голос рокотал горным водопадом, а из очей лилась чистая голубая прохлада высокого весеннего неба. О женщинах-кошках княжна до сих пор знала только по рассказам, и вид гостьи поверг её в перехватывающий дух восторг, сравнимый по силе впечатления только с ночным полётом на спине князя Ворона. Статная, синеокая краса гостьи дышала спокойствием горных вершин.
Короткий разговор с женщиной-кошкой запал в душу Свободы. Всё в гостье – и голос, и очи, и ясная улыбка – влекло к себе, грело сердце жарким земным огнём. Наутро, выпив только кружку молока, княжна опять отправилась кататься, и эта кошка-великанша занимала все её мысли. Роднила их одна общая черта – рост, но и других, не менее ярких чёрточек, о которых хотелось думать, у кошки было немало. Большие сильные руки, которые запросто разогнули бы подкову, молочно-белые клыки, видневшиеся при улыбке, серебряная серьга в правом ухе… Но всё затмевал тот солнечный восторг, который накатывал на Свободу, лишь едва образ Смилины вставал перед её мысленным взором. Необыкновенная, замечательная гостья завладела её думами.
Вчера в княжеском дворце был какой-то званый обед; Свобода не присутствовала, домашние торжества казались ей скучным занятием и поводом для обжорства. Она больше любила охоту. Яблони в садах дрожали в своих душистых нарядах, озябшие на коварном вешнем ветру, а луга покрылись сочной травкой. Леший с удовольствием щипал её, а княжна бродила, пытаясь понять, что за чувства её одолевали.
Проголодавшись, она повернула коня домой. По пути она заметила пахотный участок, которого ещё вчера не было в окрестностях дворца. И пахала его Смилина, тащившая ярмо на плечах вместо пары волов!.. А неподалёку под открытым небом стояли столы с яствами, за которыми восседал князь Полута со своей свитой. Он уплетал рябчиков и лил себе в рот мёд, настоянный на клюкве, а могучая женщина-кошка, упираясь ногами в пашню, волокла плуг. Жилы вздулись на её лбу и шее, пот тёк ручьями, пропитав рубашку и привлекая слепней.
– Батюшка, что это такое? – вне себя от возмущения, поскакала Свобода к отцу. – Ты пахать на нашей гостье вздумал?
А тот, снисходительно ухмыляясь, ответил:
– Это такая забава. Смилина не задаром пашет, а за уговор. Езжай себе, доченька, катайся.
Хороша забава – пахать на живых людях вместо скотины!.. Со сжавшимся сердцем Свобода наблюдала за работой гостьи. Солнышко пекло Смилине голову, мухи докучали, да и проголодалась она, наверное. Княжна решительно помчалась на кухню, где раздобыла комок свежего творога, калач, мёд и молоко. Крынку она закупорила поплотнее, чтоб не расплескать в дороге.
И снова синие яхонты глаз сверкнули, пронзив сердце. Сейчас они, правда, были слегка затуманены усталостью, а на густых чёрных бровях блестели, скатываясь со лба, капельки пота.
– Я тебе покушать принесла. – Свобода раскладывала на траве снедь, опять до мурашек заворожённая размерами белогорской гостьи.
– А водички нет? – Смилина, отдуваясь, разминала натёртые плечи.
Княжна, отправляясь на прогулку, всегда брала с собой воду в кожаном бурдюке – хватало и умыться, и напиться. Она проворно отцепила бурдюк от седла и протянула Смилине.
– Вот…
– В самый раз. – Та принялась стаскивать с себя пропотевшую рубашку. – Благодарствую. Ты умница.
Часть она выпила, а остатки вылила себе на шею и грудь, утёрлась платком. Расстелив рубашку на траве сушиться, Смилина уселась и принялась уплетать за обе щеки творог с калачом. Своего обнажённого туловища она нимало не стеснялась, а вот Свободе стоило больших усилий не пялиться на неё. При виде потёртостей на её плечах княжна ожесточённо сжала губы.
– Что за уговор, за который ты пашешь? – спросила девочка.
– Да угораздило меня уродиться такой большой. – Смилина откусила творог, потом калач, прихлебнула молоко. – Вот и захотелось твоему батюшке моей силы попытать. Кто, дескать, быстрее поле вспашет – я или шестеро холопов? А я ему условие поставила: вспашу, коли он тех мужиков на волю отпустит. На том и уговорились.
Свобода поднесла к её рту ложку мёда.
– Тяжко ведь тебе, – проговорила она. – А батюшка мой забавы любит – хоть хлебом его не корми.
– Непросто, – сдержанно кивнула Смилина. – Но, думаю, по силам. Пущай князь потешится – всё не впустую. Шестерыми свободными людьми на свете станет больше.
Она училась кузнечному делу и жила у Одинца. Глядя на её огромные руки, Свобода думала: «Ей и молота не надобно. Кулаком ударит – и готово». Сердце согрелось, точно к нему подгребли кучку дышащих жаром углей.
Подкрепившись и отдохнув, Смилина поднялась и натянула просохшую рубашку.
– Ну, княжна, благодарю тебя за хлеб-соль, – улыбнулась она Свободе с высоты своего исполинского роста. – Выручила.
Она снова вскинула ярмо на плечи, крякнула, потянула – и из-под плуга пошла, отваливаясь, полоса вспаханной земли. Когда княжеский слуга, норовя облегчить ей труд, уменьшал глубину, женщина-кошка оборачивалась и говорила ему:
– Паши как следует, не давай мне послабления. Я сдюжу.
Свобода наблюдала за ней, как прикованная. Сердце и обливалось горячей болью от сострадания, и вздрагивало от восхищения этой выдающейся силой. Княжна ехала шагом следом за Смилиной, и та, повернув голову в её сторону, подмигнула. Свободе пришла мысль подложить под ярмо что-нибудь мягкое, дабы оно не врезалось и не тёрло женщине-кошке плечи так сильно. Во весь опор она помчалась во дворец, взяла там два полотенца, а также наполнила бурдюк свежей водой.
