Ледобой. Зов (СИ) - Козаев Азамат (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Злобожье отродье! — потрясённо пробормотал Косоворот, утирая испарину — за мгновение вымок.
Чуть из князя дух не вышиб, уехала рука, брага прицел сбила. Ну, Косоворот, ну молодец! Не только сам на край пропасти выперся — всех в палате к обрыву притащил, едва не спихнул… Раз… два… три… Вроде тихо? Вроде обошлось? И чьи дружинные оказались бы скорее? Успели бы остервенелые отвадовские волки едальными ножами уработать в мясо или свои спасли бы?
— Я даже не видел! — Длинноус хлопал глазами. — Что это было?
— Плошка. Или миска. — Головач потянул ворот рубахи — дышать стало трудно, воздуха сделалось мало, ровно яростная выходка Косоворота весь выжгла, как в кузне.
— А ещё он бережёт князя пуще всяких бояр, — Отвада нарочито шумно отхаркался, вперил взгляд в хозяина и, не отводя глаз, плюнул на пол.
Не-а, не обошлось. Местные загудели, завыли, повскакивали с мест, и большая кровь встала на пороге. Ударила в дверь, затарабанила, «открывай». Безрод, сощурившись, дырявил взглядом свою троицу: этот обжора со вдавленным носом выпил куда больше других, но не качает его, не ведёт, стоит ровно. Опасный противник. Тот долговязый ножом балуется, ровно не пять у него пальцев, в шесть, перебирает всеми шестью, как чудесник на торгу, сейчас яйцо достанет из ниоткуда. Весь пир кружева плетёт, лезвие порскает, ровно ласточкины крылья, очертаний не видно, только отблеск в глаза прилетает. А тот с половиной уха лишь кажется увальнем, недавно чашу с брагой уронил — так не дал упасть, на ходу поймал. И ведь не всё расплескал, допил, что осталось.
Оглушительный свист угомонил всех, будто холодной водой в каждого плеснули. Косоворот показал своим «садись». Оправился от недавнего потрясения, взял себя в руки, хотя испарина на лбу ещё отдаёт мерзлятиной смерти. Угомонил дыхание, пристудил кровь в жилах, и полезло боярское из боярина, торговое из торгаша: «Мы умнее, сильнее, удачливее, и так хотят боги, в конце концов!»
— А я говорю, что место этому красавцу в чертогах Злобога! И равняться на него должны только душегубы и воры!
— Заговариваешься, брюхливый! — Отвада опасно пригнул голову, набычился. — В нём свету больше чем во всех, кого ты до сих пор встречал. Вот ты… да-да, ты, рыжий, ради незнакомых людей, готовых на ремни тебя распустить, полез бы в середине зимы в ледяное море без уверенности, что вернёшься?
Рыжий детина из середины боярского стола поглядел на соседа справа, повернулся к соседу слева, пожал плечами.
— Так это… говоришь, порешить меня хотели?
— Да. Проходу не давали. И плыть… плыть… плыть…
Рыжий покачал головой. Нет уж.
— А ты, чернявый?
— Если я сдохну, кто будет боярина беречь?
Дружинные грянули хохотом. Отвада, ехидно улыбаясь, кивнул Косовороту на его людей. Тот замотал головой и решительно затряс рукой.
— Светонос говоришь? Да очнись, ты, князь! Это Злобожьи проделки! Невозможно после такого выжить! И после таких ран зимой, на морозе остаться жить тоже нельзя! Если твой человек и был когда-то добрым и пушистым, после встречи со Злобогом ему верить нельзя! Он себе уже не принадлежит! И не от Ратника в нём силища, а от Злобога! А что это значит, известно всем от мала до велика!
— Врешь! В нём сила света и сила Правды! Это свет, который ты должен брать у других, если своего нет!
— А я говорю, этот молодчик знается не с тем богом. Из двух братьев не того себе в друзья взял. Наслышаны про его чудеса, — на какое-то мгновение Косоворот застыл и рот раззявил, будто привидение углядел в углу палаты, потом ожил — глазки забегали, челюсти сомкнул — взял со своего стола нож и швырнул через всю едальную. Безрод на всякий случай едва заметным подшагом встал перед Отвадой. Клинок впился в резной столб позади правого дружинного стола, прямо в изваяние волка, затрепетал, загудел. — А знаете что, дорогие гости? Жукан, Муха, спрячьте это в новом леднике. Если светонос, пусть найдёт без стороннего огня. Согласен, князь?
Отвада переглянулся со Стюженем. Ворожец нахмурился, поджал губы, еле заметно пожал плечами: «Не знаю, что он задумал». И долго, неотрывно смотрел на боярина, глаз не отрывал, будто дыру буравил взглядом. Будет дыра — полезет наружу потаённое.
— Согласен. Найдёт — отдаёшь пахарям их земли. Вы оба тоже. Слышали?
Троица переглянулась, бояре одновременно кивнули, ровно к одной верёвочке их бородами привязали, да дёрнули.
косиц
— Всё! Спрятали!
Жукан и Муха на пороге едальной сбивали шапками снег с верховок. В бороды тоже намело препорядочно, хоть полотенцами утирайся, лица мокрые, будто оба только что умылись.
— Ну ветрище буйствует! — Муха, маленький, чернявый и резкий в движениях махнул за спину, — зима седмицу силу копила, ровно обезумела. Только за порог сунулись — всю морду залепило.
— Ты бы накинул что на плечи, — Жукан покосился на Безрода, — хоть и знаешься со Злобогом, но шутить с зимой лучше под крышей, да около печки. Там же валит, как из худого мешка.
— Твой храбрец ещё шагу наружу не ступил, уже трясётся, чисто зайка, — Косоворот сошёл с возвышения, весомо и значимо попирая пол, подошел, презрительно скривился.
Сивый поймал встревоженный взгляд Стюженя, едва заметно кивнул — да, потряхивает. Старик потянулся было вставать, да замер на середине, углядев знак от Безрода. Опустился обратно на скамью, закачал головой, поджав губы. Сивый ему подмигнул, получил кулак в ответ.
— И руки ему завяжите! — вдруг процедил Косоворот, брезгливо ёжась.
— Может ещё и глаза завяжем? — Перегуж не утерпел, выскочил из-за стола.
— Точно! И глаза! Да не повязкой, а мешком! Делайте, как воевода говорит!
— Пусть вяжет, — шепнул Безрод Отваде, уже было готовому вспылить и выпустить ярость вовне, — становится всё интереснее.
— Ты о чём? Ты хоть понима…
— Парнишка. Слагай, — Сивый оборвал князя, еле заметно обозначил кивок и протянул руки. Жукан, ехидно улыбаясь, показал — нетушки, за спину.
Безрод завёл руки за спину, и Муха сноровисто исполнил на запястьях три узла, мотая верёвку толщиной с мизинец. Проверил, подергал, уважительно покосился на кулаки и запястья Сивого, намотал и четвёртый. Отвада на Муху не смотрел вовсе, острым глазом перебирал у дальней стены дружинных отроков, подносивших еду и питье, Слагаянашёл быстро. Остальные отроки друг с другом шептались, на столы показывали, ну понятно, о чем юнцы языками чешут — какие опаснее, свои или княжеские, одолеет ли кто-нибудь из пришлых рыжего Семиволка, а Безрод, тот что с князем пришёл, жуть какой страшный — и только Слагай столбом стоял, собеседника не слушал, в раскрытый рот летучая мышь влетела бы без труда, а за такие огромные перепуганные глаза девки душу продадут да без всякого торга. Отвада пристально посмотрел на Стюженя, дождался ответного взгляда, еле-еле кивнул на парнишку, тревожно покачал головой.
— Если позволишь, светлый князь, начнём? — низкий голос Косоворота просто маслом сочился, только горчит такое масло, голова от него болит. Князь, Перегуж и Стюжень, не сговариваясь поморщились.
Отвада молча кивнул. Посмотрел на лужицу, что осталась после Жукана и Мухи, досадливо покачал головой. Эх, будь небо ясно, сам во двор вышел бы, но теперь ничего не увидишь, да и простоишь снаружи недолго — вон, ветер окном играет, снег в палату горстями швыряет. Глаза в два счёта залепит. Ничего, не абы с кем взялись играть. Гремляш накинул на плечи Сивому верховку, участливо хлопнул по плечу, наклонился поближе — Безрод что-то сказал едва слышно. Давний соратник ещё по «застенкам», выслушал, отпрянул, недоверчиво покосился, ровно впервые увидел, но Безрод тихо, спокойно моргнул. Просто моргнул. И зашагал к двери, у которой ждали Муха и Жукан даже не с мешком, а с кожаным мехом для воды — на днище прокручена пара отверстий чтобы не задохнулся, да верёвка змеится в прорезях через всю горловину. Ещё ножами ковыряют последние резки, верёвку продевают. Толстая, с палец толщиной…
