Тёмный посредник 2 (СИ) - "Amazerak" (чтение книг TXT) 📗
— Померли.
— Родственники?
— Они далеко, и им не до меня.
— А зачем брат тебя продал?
— Нужны были деньги на наркоту. Все его дружки — наркоманы. У нас в квартире сейчас притон. Я не знаю, где жить.
— Паршиво, — вздохнул я. — А сама учишься или работаешь?
— Работала. В пиццерии. Я до шестого общего доучилась и пошла работать. У тебя закурить не найдётся?
— Не курю. Послушай, ты, конечно, извини, но у меня у самого проблем вагон. Вряд ли что-то смогу для тебя сделать, — произнёс я. — Понимаешь?
Девушка грустно кивнула.
Потом мы разговорились. Олеся рассказала, как брат подсел на наркотики полтора года назад. Поначалу это было почти незаметно, а странности в поведении списывали на дурной характер. Потом из дома стали пропадать вещи. Отец ничего не делал — он беспросветно бухал, отчего и скопытился, схватив сердечный приступ на пятидесятом году жизни. Мать померла ещё раньше — несчастный случай на производстве. Вскоре брата выгнали с работы, денег стало совсем мало, в квартиру всё чаще стали наведываться его дружки. И вот пять дней назад вечером пришли несколько дагестанцев и просто забрали Веру, отвезли сюда и заперли с другими девушками. Тут-то она и узнала, что это работорговцы, и её, скорее всего, перепродадут в какой-нибудь подпольный бордель.
— Они приходили к нам постоянно, — сказал Олеся, — и… — но дальше она недоговорила, лицо её приобрело страдальческий вид, и девушка снова чуть не расплакалась.
— Кто квартиру оплачивает? — перевёл я разговор. — Почему вас ещё не выгнали?
— Квартира наша, — объяснила Олеся, — у нашей семьи раньше был дом в пригороде, а пятнадцать лет назад, когда начали отстраивать район Северный, нам предложили обменять дом на квартиру в новостройке.
Пока Олеся рассказывала свою душещипательную историю, я не отрывал взгляда от дороги. На улице начало светать. В предутренних сумерках вырисовались дымящие трубы огромного предприятия поблизости. Вдали забрезжил свет фар.
— Спрячься, — приказал я, — пока не знаю, кого к нам принесло.
Впрочем, скоро стало понятно, что это ехал седан капитана Лаптева.
Машина остановилась, капитан вылез и осмотрелся. Я вышел навстречу.
— Зачистка местности произведена, — сказал я. — Противник ликвидирован, гражданские освобождены.
— Вот где эти сволочи спрятались, оказывается, — Лаптев задумчиво уставился на облезлые ворота. — Давай, показывай, что обнаружил.
Капитан осмотрел тела убитых, здание и территорию. Пересчитал пленников. Те толпились во дворе, наслаждаясь свободой. У некоторых на глазах блестели слёзы радости от осознания того, что их заточение в тесном вонючем бараке подошло к концу.
Когда Лаптев завершил осмотр, мы отошли за ворота, он достал блок дешёвых сигарет в белой пачке с невзрачным рисунком, закурил. Выглядел капитан помятым и уставшим. Только сейчас я заметил, насколько изношен серый костюм, в котором я его постоянно видел.
— Ты правильно сделал, что не стал вызывать полицию, — Лаптев выпустил в сторону сигаретный дым. — Тут, в Химках, полиция на подхвате у Гасана. По-хорошему, этим ИСБ должно заниматься, но, как всегда, у них руки не дотягиваются. Я дам им наводку. Этот случай должен подтолкнуть дело. Одна проблема: много следов демонического вторжения.
— В смысле? — нахмурился я.
— На некоторых телах не осталось повреждений. Сразу понятно, что их убил не человек. В следующий раз лучше пусти пулю в лоб. Про Веру узнал?
— Никто её тут не видел. Мамедов — тоже, и дел с людьми Куракина он никогда не вёл.
— Точно?
— Гарантировано. Ещё четыре трупа — в борделе: заведующая, Исхак и два его охранника. Зрелище, скажем так, не из приятных. Я его допросил.
— Это — ерунда. Полиции сейчас не до того. Знаешь, какая в городе кутерьма творится?
— Слышал в новостях.
— Э, нет, в новостях всего не расскажут. Вчера весь день заявления поступали. В твоём районе несколько квартир разгромили, где живут семьи из Южной Азии. Армянам и грузинам тоже досталось. На улицах участились нападения. На Измайловском рынке вчера после обеда крупная драка произошла.
— Чёрнопетличники?
— Не только. Кто-то что-то услышит, мужики соберутся и пойдут громить.
— Не понимаю. Бред какой-то. Вот так просто сами?
— Может, и подстрекает кто. Я не занимаюсь такими делами.
Услышав про Измайловский рынок, я сразу подумал о супруге Маши. Интересно, Малик с его дядей не пострадали? Надо бы позвонить справиться.
— Теперь осталось проверить вторую зацепку, — докурив сигарету, Лаптев бросил окурок на асфальт и растёр ботинком. — Может, там найдётся след. Ладно, я придумаю тут что-нибудь, а ты езжай. Кстати… А ты молодец. Не ожидал, что так быстро сработаешь
Лаптев пошёл обратно к освобождённым пленникам, а я — к мотоциклу. Автомат я выкинул, а вот от пистолета избавляться не стал. Учитывая, что некоторые банды, не смотря на жёсткие законы, активно пользовались огнестрелом, оружие могло пригодиться. К тому же пистолет — не самое страшное, что хранилось у меня в квартире.
Завёл мотор. Забрался в седло и тут увидел, как ко мне направляется Олеся.
— Не оставляй меня здесь, — попросила она.
— Извини, не могу с собой взять.
— Пожалуйста. Я что угодно буду делать: готовить, убирать. Только не оставляй тут. Мне страшно.
Я вздохнул. Она смотрела на меня жалобным умоляющим взглядом, словно побитый щенок. И я не знал, что делать. Глаза слипались, и башка уже ничего не соображала после всего пережитого. Отправить к Лаптеву? Так у него самого сейчас забот полон рот.
— Садись, поехали, — сказал я коротко. — Отвезу домой.
Зарычал мотор, воняя выхлопами, которые сизой дымкой наполнили воздух вокруг, «Розенберг» покатил прочь от базы работорговцев.
Глава 7
В Северном районе было несколько кварталов, застроенных типовыми многоквартирными домами. Именно их я вчера и проезжал по пути в Химки. В свете дня огромные пятнадцатиэтажные здания выглядели не менее зловеще, чем ночью. Тут царило жуткое запустение: дворики заросли, детские площадки заброшены, а стены и витрины магазинов сплошь изрисованы граффити. Вроде бы всё, как обычно, но в совокупности со скопищем бездушных бетонных коробок, заполонивших своей выхолощенной одинаковостью огромные пространства, район этот навевал какую-то щемящую тоску.
Мы миновали недостроенный квартал на окраине Москвы. Десятка два домов стояли заброшенные, зияя сотами чёрных оконных провалов. Олеся рассказывала, что ещё пятнадцать лет назад тут находился посёлок, но потом власти решили расширить границы города. В окрестностях Медведково отстроили несколько заводов, рядом начали возводить жилые микрорайоны, а потому что-то пошло не так, и проект забросили. Тем не менее, северную часть, которую раньше занимали трущобы, всё же перестроили. Но трущобы никуда не делись. Наоборот, здесь стало только хуже: данный район считался одним из самых неблагополучных, и сюда, как поговаривали, даже полиция без особой надобности не совалась.
Впрочем, утренние улицы выглядели мирно и спокойно. Рабочие шли к станции метро и автобусным остановкам, открывались маркеты и прочие магазинчики, а всякий сброд ещё таился по своим тёмным загаженным норам где-то в череде одинаковых слепых окон.
Я заглушил мотоцикл перед подъездом, поставив его между двумя припаркованными малолитражками. Мы вошли внутрь. Самому было интересно, что такого ужасного творится у Олеси в квартире. По крайней мере, подъезд не сильно отличался от моего: такой же вонючий, мрачный и изрисованный.
Квартира находилась на десятом этаже. Старая деревянная дверь оказалась не заперта. Когда мы вошли, в нос ударил запах гнили. Словно здесь труп разлагался уже неделю. Нас встретили полчища мух, кружащие в прихожей. Их рассадник находился на кухне и сортире с распахнутой дверью, и было непонятно, откуда из этих двух мест воняло сильнее.
