Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗
Тихомир посмотрел на детей с сомнением, покачал головой:
— А весной видно будет. Сдаётся мне, Миродар время упустил.
Доннер
Разве можно такое забыть и простить? Как же теперь управлять этими людьми?
Из воспоминаний вырвал окрик давешнего Ерша.
— Князь! Прости дурака за вчерашнее. Хватил лишнего, язык отвязался. При всех прошу — прости дурака! А?
— За что, Ёрш? — Мечислав улыбнулся, пряча сокровенное в дальнюю каморочку, как прячут самое ценное. — Прав ты: я-то пришёл, а куда вам деваться? Сдержу своё слово, на четвёртый день всех пристроим, кому смерть на скаку опостылела. А кому дорога дальняя на доле, тому княжий куль с серебром, да — дорога скатертью. Остальным — землю, плуг, да счастье житейкое. Вон его счастья сколько, с коромыслами ходит да зыркает. Выбирай, други!
Ёрш даже подпрыгнул от радости.
— Дык, и я о том же! Нашёл я своё счастье! Сегодня и нашёл. Остаюсь в Кряжиче, долю мою в казну забирай!
Окружающие кто присвистнул, кто удивлённо вскрикнул, некоторые захлопали в ладоши. Ёрш! Свободный словно ветер, чуравшийся казюков и насмехающийся над ними, теперь сам отдал свою долю в казну, помогая князю ставить новое государство.
К пятидесятнику подходили, громко хлопали по плечам, спрашивали, кто же его, Ерша, выловил, да на какую блесну. Руками без прикорма! Голыми руками выхватили, кричали другие. Да-да, руками, и не только руками, но точно — голыми. Друзья смеялись, посмеивались, насмехались и хохотали, но всем видом показывали, чтоб не принимал всерьёз, все рады за Ерша, что он наконец-то нашёл свой дом, своё счастье, корягу, под которой теперь спрячется и никто уже не достанет. Ну, что Ёрш, пришло время нереста? На новый взрыв дружеских подковырок пятидесятник раскраснелся, заулыбался глупо и неуверенно взъерошил соломенные волосы, Мечислав поднялся, похлопал друга по плечу.
— Молодец, Ершака! Будь боярином подкняжьим. Хочешь, соху дам, хочешь — молодь копью учи. Твоё копьё — лучшее в моей дружине. А война придёт, вставай в строй! Или десяток ершат ставь, на меньшее не соглашусь, понял?
Двор огласил новый взрыв хохота, Ёрш стоит счастливый, раскрасневшийся, словно рак, конопушки засияли тёмными звёздами на загорелом лице.
— И на свадьбу зови, — закончил князь так душевно, что молодец даже слезу смахнул.
— А как же?! Главным гостем приходи!
Дружинники поздравляли, отходили оглядываясь. Ёрш оказался первым, а ведь и у других в голове то же самое. Отвоевались. В походах князь столько раз обещал им кусок земли, дом, размером со свой терем, да тихий, спокойный труд.
Нет, не нужно сейчас спешить да торопить. Пусть дозреют.
Вторак подошёл неслышно, как всегда. Лишь зашуршала рубаха до колен. Длинные чёрные волосы волхв раскидал по плечам, пусть сохнут на утреннем солнце.
— Ты чего, княже, мамке такое посулил, что она от меня отвязаться не может? Женить меня на ней обещал?
— А, — Мечислав хлопнул себя по лбу, — забыл совсем. Девку битую в верхнюю комнату перенести надо, там света больше. И осмотри её, мамка грит — совсем плоха.
— Сделаем. Мамка ещё и на тебя жалуется, говорит, чуть не зашиб.
— Врёт. Я тарелку плашмя кидал, ни за что, не прибил бы.
— Твоё плашмя из неё последнее выбило.
— Да я в дверь попал! Полей, сапоги надену.
Вторак плеснул из ведра на ноги князя, смыл песок, рассмеялся:
— Ладно, шучу. Она и так глупа как пробка. Пошли, твою девку посмотрю. Да и перенести её надо, ты прав.
— А я-то зачем?
— Я, что ли её понесу? Я слабый, у меня пальцы чуткие, а ты вон сильный какой, старуху пожалел.
Мечислав связи не понял, посмотрел на волхва глупым сусликом.
— Князь! — окрикнули от порога, — Вот ты где! А я тебя ищу.
Твердимир подошёл, как договорились, с другого входа, дружина замерла в ожидании. Братья обнялись, весёлый гвалт возобновился с новой силой. Мечислав отстранился, посмотрел в озабоченное лицо брата:
— Что там ещё?
— Ключница за мной увязалась, с тобой спутала. Что-то о девке и светлице бубнила.
— Да. Идите с волхвом, перенесите её наверх. А мне тут ещё надо Ерёмку найти.
— Зачем? Сдался он тебе.
— Хочешь сам казну считать? Вот, то-то. Идите.
***
Вымытый, чистый, как ясно солнышко, князь принял брата на завтрак в палате, где проснулся. Девки, пока умывался, прибрались, проветрили, хотя, после свежего воздуха почуял, что в палате и правда, больно мужитятиной спёрло. Ничего, для этого благовония есть. Уселся в своё кресло, плотник всё утро приставал спинку заменить, пришлось выгнать. Пусть бояре помнят о силе княжьего гнева. С Твердимиром и Втораком договорились узнавать о Змее исподволь, раз уж вчера разговор толком не заладился. Вторак — человек нужный, надо подкормить его тараканов. Да и то, теперь понятно, что все дела нужно было решать не сходу, а устроить пир горой, всех принять да обласкать, в баньке попарить да подмышками пощекотать. С места лишь в атаку хорошо, а дела государственные спешки не любят. Может и с клеймёными зря так с ходу разобрался.
— Нет, — возразил брат, — с ворами ты правильно так. — Пришёл, решил и забыл. Это верно.
Мечислав возился с тушкой запечённого рябчика, покрутил в руках, бросил на блюдо, схватился за квас:
— Может и верно, а может и… знаешь, братец. Пора Опоре сообщить, что моё дело — военное, а боярином городским у нас ты будешь. Тебе и в делах этих разбираться.
— Не рано? — глянул Тверд с подозрением.
— Завтра поздно будет. Примут меня и всё, весь наш уговор насмарку.
— Мне наш уговор поперёк горла, брат. Если ты сладишь с хозяйством, так я в тень уйду. А первые твои шаги мне нравятся: и власть показал и милость свою.
— Ну, нет. Держи слово иначе. Мне войско — тебе город. Ты младше, но умнее — всегда в шашки обыгрывал.
— Это потому, что ты поля целиком не видишь. В натиске ты силён, да на засаду слеп.
— Знаю-знаю, ты мне сто раз уж об этом толковал.
— А ты учись! Прибьют меня или отравят, кто тебе сечи придумывать будет? Змей Горыныч?
Мечислав покачал головой, снова схватился за квас — в горле словно Степь.
— Учусь я, учусь. Четвертака вон как разыграли — сотни воинов не потеряли убитыми!
— Да, с Четвертаком у нас славно вышло. А теперь надо бояр да Змеева сотника разыграть. А это — народ жжёный, крепкий, под дождём не размокнет.
— Не размокнет, — раздалось за спиной Мечислава. Вторак вошёл через маленькую дверь, ведущую в самую верхнюю комнату терема. Руки держат тряпку, мнут, пальцы находят малейшие пятнышки, трут до блеска. Мечислав всегда удивлялся этим длинным полированым пальцам, что больше похожи на женские, намазанные маслом. Но как они вправляют вывихи. Да не людям, люди слабые — лошадям!
Волхв кинул тряпку в угол, девки приберут, схватился за квас, кадык заходил вверх-вниз. Наконец отлип от кружки, вытер рукавом подбородок, серые глаза недобро полоснули по столу. Пальцы ловко вырвали грудку завёрнутого в тонкое сало тетерева, отправили в рот. Жевал задумчиво, словно проверял, в достатке ли орехов да брусники, кивнул, повторил ожидающим братьям:
— Нипочём не размокнет. Такие под дождём лишь крепчают да деревенеют, как дубы. Я вчера их лиц толком и прочитать не смог.
Мечислав поднял бровь — не часто услышишь от волхва, что он кого-то не «прочитал». Видно, городские битвы сильно отличаются от честного боя, где всё ясно, как на этом вот столе со снедью. Впрочем, это понятно: бывало, в соседних городах люди так различаются, что волхву приходилось целую неделю разбираться в местных обычаях. Да что в городах! В одной деревне люди от простой шутки схватятся за животики, а в соседней от неё же не раздумывая — за вилы!
Князь кивнул в сторону двери:
— Как она там?
Волхв пожал плечами:
— Спит, бредит. Хочешь послушать?
— Чего там слушать…
— Не скажи, мыслю я, непростую птицу ты подбил.
— Ладно, пошли. Брат, идёшь?
— Идём. — Твердимир поднялся, облизал и вытер ладони об штаны, но, повинуясь взгляду Вторака, пошел к серебряному тазу на табурете в углу, где Мечислав уже натирал руки сильно разбавленным щёлоком.
