Дорога Короля - Гринберг Мартин (книги бесплатно без TXT) 📗

Я вытерла детям мордашки, а Франче еще и перепачканные кашей руки и продолжала заниматься всякими необходимыми делами, однако гнев мой только усиливался.

С уходом ночи кончился и дождь. Остатки облаков ветром унесло к востоку. Выглянуло солнце, согревая мокрую землю, и в воздухе столбами и полосами повис туман. Скоро на току начнут молотить зерно, думала я. Пора туда и мне.

Однако я так и стояла в огороде, глядя поверх изгороди на серо-зеленую стену Большого леса. Одна из кошек все терлась о мои лодыжки, и я взяла ее на руки. Кошка довольно замурлыкала.

— Я знаю, куда ушла наша Прекрасная дама, — сказала я кошке. — На запад! Она ведь тогда так прямо и заявила. Да защитит ее Господь! Ведь больше никто и ничто не сможет защитить ее там, куда она направилась.

Услышав мои слова, кошка вдруг перестала мурлыкать, вцепилась когтями мне в руку, а потом стала вырываться, спрыгнула на землю, злобно зашипела и стрелой понеслась прочь, исчезнув за навозной кучей.

Я пососала исцарапанную руку; царапины проклятая кошка оставила глубокие. Тут из дома выскочила Селин и, как всегда, заверещала во весь голос, хотя я не раз пыталась шлепками выбить из нее эту дурацкую привычку:

— Мам, Франча опять плачет! И никак не перестает!

Нет, то, о чем я подумала, сущее безумие! Я, конечно же, должна пойти в дом и сделать все, чтобы успокоить Франчу. Потом нужно взять с собой детей и отправиться на ток.

Я опустилась на колени — прямо в грязь, между оставшимися на грядке подпорками для бобов, — и взяла Селин за плечи. Она перестала вопить и уставилась на меня.

— Ты ведь уже большая девочка, правда? — спросила я.

Она тут же вся подобралась и серьезно заявила:

— Конечно, я уже взрослая! Ты же знаешь, мам.

— Значит, ты сможешь присмотреть за Франчей? И за Перреном? Сможешь отвести их обоих к матушке Адели?

Селин нахмурилась.

— А ты разве с нами не пойдешь?

Ох, до чего ж она догадливая, эта моя Селин!

— Нет, мне нужно еще кое-что сделать, — сказала я ей. — Так сможешь отвести малышей к матушке Адели? И передай ей, что я вернусь за вами сразу, как только смогу.

Селин задумалась. Я ждала, затаив дыхание. Но в конце концов она согласно кивнула и сказала:

— Хорошо, мама, я отведу Перрена и Франчу к матушке Адели. И скажу, что ты скоро вернешься. А можно мне потом поиграть с Жанно?

— Нет, — быстро сказала я, но потом передумала: — Ладно, поиграй. И можешь оставаться у Жанно, пока я за тобой не зайду. Хорошо?

Она презрительно на меня глянула:

— Хорошо, хорошо. Я ведь уже взрослая, мам!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Потом поцеловала Селин в обе щечки — за обоих малышей — и еще в лобик.

— Ну, ступай, — сказала я. — И поторопись.

Дочка ушла, и я поднялась с колен. Через несколько минут хлопнула дверь, и я услышала, как Перрен во весь голос сообщает бабушке, что они идут к матушке Адели есть медовые пряники. Я быстро прошла на кухню, положила на салфетку хлеб, сыр, яблоки и ножик, тщательно завернув его в тряпицу, и все это завязала в узелок.

Бабушка Мондина уснула. До вечера, во всяком случае, с ней ничего плохого случиться не должно. А если я задержусь, то матушка Адель сразу обо всем догадается и кого-нибудь пришлет.

Я поцеловала старушку и на минутку прижалась к ее сухой морщинистой щеке. Она вздохнула, но не проснулась. Я быстро выпрямилась, взяла узелок и вышла из дома через черный ход.

Наш дом, можно сказать, самый последний, так что оградой нашему саду служит часть той стены, которую построил еще мессир Арно. Бобы у нас в огороде вьются прямо по частоколу, а моя виноградная лоза так и вовсе городскую стену переросла. Клодель тайком прорубил в стене калитку, и это вполне могло бы навлечь на нас немалые неприятности, если б мессир Арно прожил достаточно долго и успел о калитке узнать. Но милорд наш умер, а его наследники были далеко, да и калитка была надежно укрыта виноградными лозами и кустарниками.

Я благополучно миновала калитку, лишь слегка оцарапавшись о колючие ветки, но на душе у меня было скверно. Виноваты, конечно, вчерашнее застолье и гнев, охвативший меня из-за Франчи, думала я, но, если честно, из-за Лиз я тоже сильно тревожилась. Все-таки она была моей гостьей, и если с ней случилось что-то дурное, то виноватой буду я.

К тому же я давно уже, с тех пор как забрали Клоделя, не выходила за городскую стену (если не считать работы в полях, конечно). Отчасти это было даже приятно: солнце светило мне в лицо, никто из детей не дергал за юбку, и воспоминания о «черной смерти» были уже далеко-далеко… Но я, разумеется, очень боялась того места, куда шла.

Еще бы! С самого раннего детства Большой лес внушал мне ужас. Однако трудно было по-настоящему бояться, когда на тропинке, по которой идешь, солнечный свет лежит широкими теплыми полосами, в листве что-то тихонько шепчет ветер и птицы вокруг распевают нежными голосами. Ступать по тропе было мягко: ее покрывал толстый слой опавших листьев. После дождя в воздухе сильно пахло травой и грибами. Мне попадались целые грибные семьи, и я собирала их в фартук, но специально грибы не искала, а срывала только те, что видела на ходу.

Вскоре Санси совершенно исчез из виду, скрытый плотной стеной деревьев. Тропа вилась меж стволами, не становясь ни шире, ни уже. Я даже пожалела, что не взяла с собой собаку моего соседа Аллара. Хотя одна спутница у меня уже была: следом за мной упорно бежала наша полосатая кошка, и я в ее присутствии чувствовала себя гораздо спокойнее, чем ожидала.

Так мы с кошкой заходили все дальше и дальше в лес. Запах грибов пропитал все вокруг, точно колдовские чары. Я даже засмеялась. Смех мой негромко прозвучал среди деревьев и угас. С наступлением осени листья буков стали совершенно золотыми, а дубы превратились в бронзовые изваяния. Ягоды рябины краснели, прячась за перистыми листочками; среди густых, покрытых шипами ветвей виднелись спелые ягоды терновника. Птицы пели по-прежнему, но кроме их голосов вокруг не было слышно ни звука.

Теперь кошка шла впереди и словно вела меня за собой, гордо задрав хвост и изящно изогнув спинку. Можно было подумать, что она тут бывала уже не раз.

Я-то сюда точно приходила, хотя так давно, что даже вспоминать об этом было грустно. И приходила я сюда по этой самой тропе, вот только грибов вокруг столько не было, а при каждом новом повороте тропы я только и делала, что крестилась. Наконец я миновала последний спуск, отчего-то показавшийся мне очень крутым, обогнула знакомые заросли терновника — должно быть, когда-то здесь была зеленая изгородь — и вышла на залитую солнцем поляну. Как и тогда, у меня после зеленого лесного полумрака даже голова закружилась и перед глазами поплыла пелена.

Часовня была на месте. Точнее, две целые стены и еще одна, наполовину разрушенная. Ворота тоже совсем развалились, хотя на арке еще была видна красивая резьба, изрядно попорченная временем и дождями. Верхняя часть креста отломилась. Богоматерь, сидевшая у подножия креста, утратила одну руку, некогда воздетую вверх, однако малютка Христос по-прежнему крепко спал у нее в объятиях. Да и улыбка Пресвятой Девы по-прежнему была доброй и нежной, как ни старались стереть ее время, ветер и дождь.

Я перекрестилась, глядя на нее. Пока что я не заметила, чтобы сюда залетали какие-то духи, хлопая крыльями и отвратительно визжа. Здесь вообще все застыло. Двигалась только моя кошка; она осторожненько преодолела порог и исчезла в глубине бывшей часовни.

Руки у меня вдруг похолодели. Я крепче сжала в руках узелок и неожиданно почувствовала страшный голод. Я уж и не знала, смеяться мне или плакать: оказывается, мой желудок жил своей собственной жизнью, и для него не имели ни малейшего значения ни мой страх, ни мой гнев.

Ну что ж, придется его покормить. Собрав все свое мужество, я шагнула под арку ворот, слегка пригнув голову, хотя высоты там было более чем достаточно. Но это было святое место, хотя, может, когда-то и посвященное совсем иному богу, чем тот, которого знала я.