Дорога Короля - Гринберг Мартин (книги бесплатно без TXT) 📗
Я все еще болезненно переживала отсутствие Клоделя. И особенно плохо мне стало, когда его место в постели заняла эта незнакомка. И мне все хотелось ее коснуться, почувствовать ее тепло, ее дыхание, словно это прикосновение могло переменить ее обличье, превратить ее в того, кого я так хотела бы видеть рядом с собою. В конце концов я сжала непослушную руку в кулак и сунула ее под голову, а сама изо всех сил зажмурилась и приказала рассвету наступать как можно скорее.
Рассвет наступил. Потом пришел и второй рассвет, и третий, а Лиз все оставалась у меня в доме. Небо, которое до сих пор было таким ясным, начало хмуриться, и нам нужны были все рабочие руки, чтобы успеть убрать урожай, прежде чем начнутся дожди. Даже я вышла в поле, хотя матушка Адель и посматривала на меня сердито, когда я взялась за серп. Но я глаз не отвела, и ей первой пришлось опустить свои гневные очи. Лиз жала в соседнем со мною ряду. Все работали молча. Мы молчали и весь этот день, и следующий, спеша успеть до начала дождей.
Наконец с поля были убраны последние снопы ячменя, и тут с неба упали первые капли дождя. Выйдя из амбара, мы стояли под дождем, слишком уставшие и слишком измученные той гонкой, которую выдерживали так долго. Потом кто-то усмехнулся. Кто-то пошутил. И вскоре все уже улыбались. Мы все-таки добились своего! А ведь в селении остались только женщины да дети. И еще старики, которые были слишком слабы или слишком стары, чтобы сражаться с врагом. Мы, женщины Санси-ла-Форе, сумели спасти весь урожай!
В тот вечер мы устроили пир. Повар матушки Адели забил бычка, и каждая из нас принесла то, что сумела найти в кладовой или быстренько приготовить. Мяса с избытком хватило на всех. А еще на столе были и медовый пирог, и яблоки из собственных садов, и даже немного вина.
Мы сидели у монахинь в трапезной, слушали, как стучит дождь по крыше, и ели, пока не наелись досыта. И тогда хромой Бертран принес свою свирель, а Раймонда — свой барабан. У нашей глупышки Гийеметт голосок точь-в-точь как у реполова — чистый да звонкий. Так что, когда она запела, кое-кто из молодых даже принялся танцевать.
Я видела, как Пьер Аллар поглядывает на Гийеметт. Вот ведь: совсем еще мальчишка! Только-только разрешили ему самому за овцами ходить. Весной-то он, видно, слишком юным и малорослым людям графа показался, вот они его и не забрали. А он взял да за лето вон как вымахал! И теперь нашей хорошенькой дурочке глазки строит, точно и в самом деле мужчиной стал.
Я, наверно, выпила больше, чем нужно, только и мне вдруг танцевать захотелось. И все почему-то этому обрадовались. Тогда-то у меня и ножки были еще хоть куда, стройные, аккуратненькие, да и Пьер Аллар оказался хорошим танцором, мне под стать.
Но танцевать со мной, конечно же, должен был бы Клодель. Не такой уж он красавец, мой Клодель, да и ростом лишь немного выше меня, но танцует легко, точно листок из волшебного леса на ветру! И петь он любил со мной вместе, и смеяться, и на руки меня подхватывал, когда у меня от танцев голова начинала кружиться…
А теперь некому было подхватить меня, унести прочь и лечь со мной под открытым небом или в теплом хлеву на соломе, рядом с коровами и подальше от любопытных детских глаз. Да, в такую ночь, как эта, в хлеву было бы лучше всего…
Я вскоре ушла; танцы были еще в самом разгаре. Дождь ровно шумел и оказался совсем не таким уж холодным, хотя скоро я промокла насквозь. Но это было даже приятно. Ноги мои сами отыскивали дорогу в кромешной тьме, сами несли меня по тропинке вдоль ограды монастыря к реке и под темными деревьями к дому.
Запахло коровьим навозом, но это был навоз моих коров. В приоткрытую дверь просачивался неяркий свет: так светятся головни в очаге, когда почти все прогорело, но поддувало закрывать еще рано. У огня дремала бабушка Мондина. Она совсем плохо видела и почти ничего не слышала, но все же улыбнулась, когда я поцеловала ее в лоб.
— Жаннетт, — пробормотала она растроганно. — Красавица моя!
И погладила меня по руке, лежавшей у нее на плече, а потом снова задремала.
Дети лежали на кровати и спали. Но рядом с ними я не заметила знакомой женской фигуры. Когда я зажгла лампу, свет ее отразился в глазах Франчи, опухших и покрасневших от слез; на ее щеках протянулись грязные дорожки.
Я хотела сказать ей, что Лиз скоро придет, что она просто немного задержалась у матушки Адели, но что-то удержало меня. Лиз действительно пировала со всеми вместе и была там, когда громко протестующих детей отправили по домам и они всей толпой вывалились наружу. А вот когда начались танцы, я ее уже не видела. Я еще тогда подумала, хотя ни о чем по-настоящему думать была не способна, что Лиз, должно быть, решила пойти домой.
В такой темноте да еще под дождем тому, кто наших мест не знает, заблудиться ничего не стоит. От монастыря до моего дома, конечно, не очень далеко, около мили, но и этого вполне хватит, чтобы с пути сбиться.
Отчего я сразу подумала о Большом лесе, не знаю. Может, вспомнила, что Лиз тогда сказала матушке Адели, а может — то, как впервые увидела ее на опушке леса. Или же на мысли о лесе меня навели размышления о ее необычности, хотя как я ни старалась представить себе лицо нашей Прекрасной дамы, но сделать этого не могла: лицо ее в памяти моей словно дымкой было подернуто.
Я присела на кровать и попыталась успокоить Франчу. У нас в Санси много чего рассказывают об обитателях леса. Об известных и неизвестных людям животных, о живых тенях, которых ни одно живое существо не отбрасывает, о тропинках, которые сами уводят человека все глубже и глубже в чащу, а потом вдруг заканчиваются там же, где и начались; и о королевстве, что находится в самом сердце леса, за стеной туманов и страхов. Королевством этим правит бессмертный король…
Я заставила себя встряхнуться. Ну что мне до этой капризной странницы? Явилась к нам в Санси, помогла урожай убрать и исчезла!
Правда, для Франчи ее исчезновение оказалось настоящим горем. Нет, этого я Лиз никогда не прощу! Не знаю уж, почему наша маленькая немая так безоглядно полюбила Прекрасную даму, только счастья Франче это не принесло. А теперь она не позволяла даже прикоснуться к себе, забившись в самый дальний уголок кровати.
А когда я легла и попыталась ее приласкать, она стала так вырываться, что я побоялась разбудить остальных детей и сдалась. Закрыв глаза, я лежала на самом краешке постели, а Франча по-прежнему жалась к стенке. Но если б она вздумала сбежать, ей пришлось бы сперва через меня перелезть.
В какой-то момент мне показалось, что зря я так сильно тревожусь из-за этой девчонки, и почти тут же услышала крик нашего рыжего петуха. Вскочив с постели, я принялась за привычные утренние дела, но все валилось у меня из рук. Лиз по-прежнему не было. Господи, она ведь ничего с собой не взяла! Неужели так и ушла — в том, что на ней? А может, ее и вовсе здесь не было?
Я разожгла огонь в очаге, потом подбросила туда дров, налила воды в котелок и повесила его над огнем. Потом подоила корову и заодно нашла в хлеву два куриных яйца, которые, по мнению нашей черной несушки, были отлично спрятаны. Покормила свиней, почесала спину старой свиноматке и пообещала ей, что она целый день будет лакомиться желудями в Большом лесу, если мне удастся убедить Бертрана взять ее туда вместе со своим собственным выводком поросят.
Затем я сварила кашу и покормила бабушку Мондину, добавив ей в тарелку ложку меда; затем накормила кашей с медом детей. Перрен и Селин быстренько выскребли свои миски и попросили еще, а Франча есть вообще не стала, а когда я попыталась покормить ее с ложки, как делала это в первое время, когда взяла ее к себе, она выбила ложку у меня из рук. Зато Перрен и Селин очень обрадовались добавке, а наши кошки с наслаждением принялись слизывать разлитую кашу со стены и с пола.
Я вздохнула и принялась убирать со стола. Франча сидела, точно замкнутая на все замки, и я поняла, что сегодня мне ее ничем не пронять. И возможно, она будет переживать еще несколько дней. Так что про себя я проклинала свою незваную гостью: пришла, околдовала бедную девочку с изломанной судьбой и исчезла, ни слова никому не сказав! А вдруг Франча теперь заболеет? Вдруг она станет чахнуть и, не дай бог, умрет? Она ведь чуть не умерла тогда, оставшись одна, и теперь у меня в доме только-только начала отходить…
