Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана (книга жизни .txt) 📗
Нет, не то чтобы Закарис не любил женщин. Он просто их не понимал.
Не понимал, зачем нужно постоянно хихикать и закатывать глаза, зачем придавать самым простым словам двусмысленную загадочность. Не понимал, зачем нужно так много лгать. Особенно же не понимал он маленьких женщин. Тех, которые вроде бы еще дети, а вроде бы как бы уже и нет.
Детей Закарис любил. И отлично знал, чего от них ждать. Дети не врут. Во всяком случае — врут не так часто и зло. Детское вранье почти всегда беззлобно и основано на «А вот у меня дома есть…» или «А вот мой папа однажды…» Слушатели восторженно ахают, все довольны и никому не обидно. С детьми вообще очень просто — сунул медовый пряник, выдержал несколько липких поцелуев в бороду, ну, может быть, на ноге немного покатал — и свободен! Если бы с женщинами было так же легко…
Взять хотя бы эту Атенаис.
Такая милая вроде бы девочка… И — ни слова в простоте. А еще врала, что лошадей любит.
Когда она первый раз назвала Аорха лошадью — Закарис было подумал, что она просто в терминах путается. Женщина, к тому же — еще совсем юная, что с нее возьмешь? Но во время прогулки выяснилось, что она действительно считает закарисовского жеребца кобылой. Только на том основании, что у него ресницы длинные и «вообще морда очень милая».
Как вам это, а?! Аорх всю оставшуюся дорогу шел, как в воду опущенный, и не знал, куда глаза девать от такого позора! И устал он невероятно — ездить избалованная королевская дочурка предпочитала исключительно шагом, а от медленного и степенного вышагивания хороший боевой конь устает куда больше, чем от самого быстрого галопа. И в седле ведь держится совсем неплохо, вот ведь что самое-то обидное! Просто «ах, что вы, что вы, прическа растреплется, это же так неприлично!»
Не далее как сегодня утром он наивно полагал, что подружиться с этими сестренками будет не так уж сложно, но теперь понимал, что повторения подобной прогулки может просто не выдержать. Вот и прятался, выжидая. Кстати — где эти нерадивые наставницы? На месте Конана он бы давно уже выгнал к песьей матери всех этих дур, явно не справляющихся со своими обязанностями и позволяющими ребенку одному шляться, где ни попадя. И конюхи куда-то запропастились, надо будет обязательно указать Мордохию, чтобы поставил охрану. Лучше — стражника, а то упьются сегодня вечером все, мало ли что… Это же конюшня, в конце-то концов, не самое безопасное место для прогулок. Лошади и так-то животные крупные, могут и зашибить ненароком. А тут ведь не простые лошади — конюшня гвардейская. Кроме Аорха здесь сейчас еще шесть боевых жеребцов содержатся и две кобылы — тоже, между прочим, бою обученные. Но, конечно же, Аорх— самый роскошный. Равных ему не найти не только в Асгалунских конюшнях…
Пока Закарис прятался в темном углу у входа, размышляя о том, куда же могли провалиться местные и приезжие слуги и служанки, вырвавшаяся из-под опеки девица неторопливо шла по проходу, ведя рукой по жердинам загородок и внимательно рассматривая лошадей. То ли младшая действительно разбиралась в них чуть получше старшей сестрицы, то ли просто ее потрясла мощь огромного темно-серого закарисовского жеребца, но она замерла как раз напротив его стойла, запрокинув голову и восхищенно уставившись за загородку. Постояв так какое-то время, она воровато огляделась, словно опасаясь — не видит ли ее кто. Но Закариса не заметила и успокоилась. А потом она сделала то, от чего у ко всему, казалось бы, привыкшего за свою жизнь военачальника волосы встали дыбом, а сердце рухнуло куда-то поближе к печенке.
Она раздвинула две жердины загородки и ловко скользнула внутрь стойла.
***
Закарис не заорал благим матом только потому, что, даже находясь в крайней степени ужаса, отчетливо понимал — лошадей пугать нельзя. Ни в коем случае. Даже боевых.
Тем более боевых…
Он пролетел отделяющее его от стойла расстояние единым махом, буквально на цыпочках. Стремительно — но почти бесшумно. Он все время с замиранием сердца ожидал услышать глухой удар и короткий вскрик, означавшие, что он опоздал. Может быть, даже и без вскрика — Аорх огромен, а много ли этой крохе надо?..
Оказалось — много.
Она стояла у левой передней ноги, держалась правой рукой за стремя, а левой пыталась достать уздечку. Она собиралась на него залезть!
Росту в ней было — хорек наплакал, а Аорх — зверюга крупный, она до его холки не могла дотянуться, даже на цыпочки встав и всем своим щупленьким тельцем на него буквально навалившись. Несчастный Аорх хрипел, вращал выпученными глазами и изо всех сил затруднял ей эту задачу, задирая голову как можно выше. Но почему-то не спешил оприходовать нахалку по затылку мощным копытом. Более того — в его вытаращенных глазах плескался беспомощный ужас и какая-то совсем уж непонятная обреченность. Он даже слегка присел на задних ногах, словно испуганный жеребенок.
— Иди сюда! — прошипел Закарис. Он не помнил, как ее зовут, эту младшенькую, а так и рвавшиеся с языка многочисленные эпитеты предпочел благоразумно опустить. — Только медленно.
Она обернулась, вздрогнув, и на какой-то ужасный миг ему показалось, что она сейчас начнет спорить — слишком уж характерное выражение было написано на ее азартно-недовольном личике. Он хорошо знал такие выражения. Они обычно предвещали сильную нагрузку на уши в виде скандальных воплей «ХОЧУ!!!» И даже внутренне сжался, готовясь прыгнуть вперед, проламывая хлипкую загородку, и выволочь ее оттуда. Сразу же, как только испустит она первый свой вопль, а хорошо обученный боевой конь отпрыгнет назад и встанет на дыбы, метя копытом ей…
Но его ждала новая неожиданность — вредная девчонка вопить не стала. По её лицу словно прошла тень, она поморщилась обиженно и вздохнула, но этим выражения своего недовольства и ограничила. Отпустила стремя, мимоходом как-то очень привычно проведя ладошкой по серой шкуре — Аорх еще больше глаза выкатил, смотря на хозяина с немой мольбой, — и нехотя шагнула к загородке, протягивая Закарису руку.
Он выдернул ее из стойла одним движением, отшвырнул за спину и аккуратно положил жердь на место. Аорх фыркнул и шумно вздохнул. И Закарис мог бы поклясться, что вздохнул он с явственным облегчением.
— Славный конь, — раздался из-за спины тонкий голосочек. — Для боя обученный, да?
Хорошо, хотя бы «милой лошадкой» не обзывает. Закарис обернулся.
— Он мог тебя убить.
— Не-а! — Она помотала головой. — Он же умный. И добрый. Просто хорошо обученный, а это — другое. И он знает, что убивать надо только плохих, а я же хорошая. Чего бы ему меня убивать? Он ваш, да?
Закарис кивнул. Желание немедленно выпороть эту мелкую заразу постепенно становилось не таким уж острым и нестерпимым. По мере того, как сходил на нет пережитый им только что ужас. Как же ее зовут-то? Впрочем, какая разница! Вряд ли их общение продлится настолько долго, что ему придется как-то ее называть. Надо просто отволочь маленькую паршивку к баронессе или другой какой дамочке из конановской свиты, пусть получше приглядывают за своей подопечной и сами с нею общаются.
Светло-соловая кобыла Хьяма по кличке Бестия неслышно подошла к самой загородке и теперь пыталась цапнуть Закариса за то, до чего получалось дотянуться. Пока дотянуться у нее получалось только до отворота старой и довольно-таки грязной куртки, но она не отчаивалась. Странно, но на стоящую в пределах ее полной досягаемости девчонку она совершенно не обращала внимания.
Девчонка мимоходом погладила Бестию по оскаленной морде и вздохнула, снова глядя через хлипкую загородку на огромного серого жеребца.
— У папы тоже есть боевой конь. Он черный. — В голосе ее неожиданно прорезались тоскливые нотки. — Вороной то есть. А мне даже старую глупую Рыжуху — и ту не подарили.
— У тебя совсем нет своей лошади?
Закарис не хотел с ней разговаривать, но вопрос вылетел как-то сам собой, он даже не понял, как такое получилось. Девчонка явно смутилась, пожала узкими плечиками, глянула виновато.
