Двадцать пятая руна (СИ) - Громов Антон (читать полную версию книги .TXT) 📗

— Что за колёса, Снежана? Зачем ты их приволокла?

— Хантил. Синтетика. Одна таблетка и ты на сутки улетаешь. Попробуй, амиго.

Мне ещё наркотиков не хватает для полного и безмерного счастья. Я достал из блистра три из шести оставшихся таблетки, бросил их в стакан, налил в него текилы.

— Пей, Марк, пей. Попробуешь отказаться, и..

Я кивнул в сторону открытого нараспашку окна. Бармен выпил, потом полез в карман халата за сигаретами и зажигалкой. Приторно-сладкий дым плотно оккупировал мои лёгкие, в голове запели райские птички. Взгляд Марка расфокусировался, на лбу появились глубокие морщины-складки, глаза провалились. Не такой ты и молодой, Марк, каким мне всегда казался. Допускаю, что ты даже старше пеня, лет на пять на шесть.

— Они просили передать, что ты найдёшь свою подружку там. Где это «там», они не сказали, Олег, — прохрипел бармен.

Я узнал всё, что хотел, но от этого на душе стало серо и богомерзко. Лучше быть убитым здесь, чем попасть в рабство там, за Гранью. Я посмотрел в глаза Марку, оскалился и услышал, как на пол льётся струя… хм… Это надо же так перепугаться, чтобы надудонить на пол?

— Эх… Марк, как же ты дошёл до такой жизни? Наркотики, алкоголь, падшие женщины, жажда больших денег. Как итог, в свои тридцать пять, ты полный импотент с больной печенью и без денег. Все твои хрусты уходят на наркоту, и так по замкнутому циклу. Но кто такой для тебя я, Марк? Так, случайный эпизод из твоей никчемной жизни. Я, скорее всего, гораздо хуже тебя, но во мне нет того, что проело тебя насквозь. Коррозия со временем дырявит стальные листы, Марк. Во мне нет гнили и я никогда не отступлю от своего принципа: умри, но не предай. Теперь, надеюсь, ты понял, почему Орхидея всегда бледнела, когда слышала моё имя? Мы с ней как одно целое и нам не чуждо чувство сопереживания, забота о человеке, который похож с тобою по духу. Марк, Марк..

Я, с бутылкой текилой в руке, вышел в прихожую, розоволосая Снежана стояла возле зеркала, приводила в порядок своё смазливое кукольное личико.

— Я пойду с тобой, амиго.

— Интересно, даже очень интересно, куда это ты со мной собралась идти, милая?

— Хоть на край света, лишь бы подальше от… — она кивнула в сторону кухни. — Да и помочь тебе дойти до дома будет не лишним. Как считаешь?

Я не ответил, вышел на лестничную площадку, оперся о перила. Подъезд потерял привычные очертания, углы исчезли, ступени лестницы превратились в ступени эскалатора. Мимо мелькали разноцветные пятна, кожу холодил холодный ветер, ноги так и хотели обогнать своего хозяина. Они разъезжались в сторону, а тротуар почему-то всё время норовил больно ударить по лицу. Меня кто-то поддерживал, держал под руку, о чём-то говорил. Возможно, рассказывал непристойные истории. Я иногда смеялся, иногда надолго замолкал, смотрел по сторонам и не мог понять: где я, с кем я, почему я, зачем я, когда я. Многоэтажные дома, как кроны деревьев, смыкались где-то там, наверху, заслоняя от людей серое осеннее небо, а по ночам — звёзды. Люди придумали себе города, чтобы спрятаться от звёздного неба, от облаков и жгучих лучей Солнца. Люди стали ближе к небожителям, но они до сих пор не поняли, что их богам до людей нет никакого дела. Великие и первозданные созидают новые миры, разрушая другие. Боги ажигают одни звёзды, чтобы потушить другие.

— Ты весь горишь, амиго..

— Да и хрен с ним, этим огнём. Куда мы идём?

— Ходим вокруг дома и ты никак не можешь вспомнить номер своей квартиры. В какой подъезд нам зайти?

— Олег?

— Что, Олег? — я попытался сфокусировать зрение на новом действующем персонаже, но кроме ярко-красного пятна ничего не увидел. То ли на голове у женщина шляпка красного цвета, то ли это у неё губы такие яркие. В голове крутилось имя Лора, Лара, Лира, Мира, Кира… Я тряхнул головой, шестигранные кубики легли на зелёное полотно игрального стола, я выбросил двенадцать из двенадцати возможных: вспомнил девушку, точнее, её имя. Лана! Что она здесь делает, интересно? А может, это я что-то делаю не в положенном месте, где-то далеко от дома?

— Боже, да у тебя жар, Олег!

Лана прикоснулась рукой ко лбу и внутри моей головы выросла огромная сосулька. Талая вода, как клюв дятла, выбивала из головы кусочки льда, которые превращались в обжигающую глотку жидкость. Странная жидкость, со вкусом текилы и с запахом илан-илана.

— Олег, я вызываю скорую!

— Смерти моей хочешь? В районе лопатки у меня дырка от пули, в крови не знаю сколько промилле алкоголя. Да меня сразу же в морг определят. Домой! Ты знаешь где я живу, Лана?

— Ты забыл, что мы вчера с тобой были в твоей квартире, Олег? Обопрись о меня, постарайся не падать и держи тело в вертикальном положении. Хорошо? Тогда — пошли. Боги всемогущие, да у тебя вся куртка в крови!

Голос Ланы был где-то далеко-далеко, вокруг летали райские птицы. Мимо, с ужасающей скоростью, пролетали звёзды и планеты. Солнце, огромный шар жёлто-красного цвета, прицелился и съездил пудовым кулаком мне по макушке. Свет погас, исчезли звёзды, появилась затёртая кинолента. В ней, похожие на рисунки комиксов, появлялись и исчезали рисунки из моего совсем недалёкого прошлого, переплетённые с историями, которые произошли со мною совершенно недавно:

Доктор Мазкин, посмотрев на меня, встал из-за стола, подошёл к окну. Открыв форточку, он достал из кармана халата пачку сигарет, зажигалку.

— Курите, молодой человек? Забыл ваше имя..

— Олег. Меня зовут Олег.

— Да-да, конечно. Вы курите, Олег? Если да, то..

Доктор щёлкнул зажигалкой, я прикурил, закашлялся. Нет, не моё это, не моё: выпить что-то горячительное — всегда пожалуйста, а вот с курением проблема.

— В математике можно ошибиться, Олег, и потом ошибку исправить. Пересмотреть решение того или иного уравнения и найти момент, в котором ты свернул не в том направлении. Я верю анализам и снимкам. Вы и сами на них увидели до каких размеров разрослись метастазы. Мне очень жаль, но вашей маме осталось жить два-три месяца. Почему вы к нам раньше, хотя бы год назад, не обратились?

— Мама ни на что не жаловалась. Иногда говорила, что накатывает какая-то слабость и сонливость. Но она сильная женщина и старалась от меня скрыть всё плохое, оградить от ненужных переживаний. Сами понимаете, доктор, мама есть мама…

— Понимаю. Я свою маму похоронил, когда в школе учился. В восьмом классе. Она умерла из-за рака. Может, поэтому я стал тем, кем стал. Двадцать пять лет стараюсь хоть что-то хорошее сделать для людей, облегчить их страдания, но… Люди пока не придумали универсального лекарства от этой болезни, Олег. А то, что я рассказал вам правду..

— Вы всё правильно сделали, спасибо, — перебил я Мазкина.

— Да было бы за что… Я бы вам рекомендовал обратиться за помощью в отдел социальной защиты. За мамой нужен ежедневный уход и этим должна заниматься женщина. Почему, вы понимаете, да?

Я кивнул и отвернулся: по щеке покатилась слеза, за ней вторая.

— А вот этого вам делать сейчас никак нельзя, Олег, — покачал головой доктор, похлопав меня по плечу. — Вы должны быть сильным. Слабыми пусть будут враги. Если они есть, конечно.

— Извините. Просто обидно. Обидно за маму. Ей, всего-навсего, пятьдесят пять и..

— Умирают и молодые, что ещё обидней, — произнёс доктор, затушив сигарету в горшке с денежным деревом. Я последовал его примеру. Потом, сложив документы в полиэтиленовый пакет, сделал шаг в сторону двери, но остановился, услышав:

— Нам остаётся верить только в чудо, Олег. Это то, что у человека никто и никогда не отнимет. Вера в чудо и вера в исцеление. Странно такое слышать от врача, верно? Да, чуть не забыл: вот визитка, если что..

— Хорошо, я позвоню. Спасибо, доктор.

После ледяного дождя, о котором синоптики предупредили заранее, городские улицы были похожи на каток. Деревья превратились во что-то хрустальное. На вид нарядное, но очень хрупкое. Одинокие пешеходы скользили по тротуару, останавливаясь возле фонарных столбов, чтобы перевести дыхание и собраться с силами. Машин на дорогах было очень мало, и я представил, какая в метро сейчас давка. На часах почти четыре, до работы два часа и проведать маму, при всём моём желании, я никак не успевал. Хорошо, что тётя Лиза, мамина родная сестра, приехала в гости. Узнав о болезни мамы, она перебралась к ней в квартиру, чтобы… Я тряхнул головой, отгоняя мысли о скорой смерти человека, которого любил больше всего на свете. Человеческая жизнь — книга с чистыми листами бумаги. Каждый в неё вписывает историю своего недолгого пути. Хорошего или плохого, это вопрос третий или даже тридцать третий. Многие люди пишут каллиграфическим почерком, вплетая в повествование аккуратные слова, фразы, предложения. Есть те, кто ведёт повествование небрежно, не утруждая себя расстановкой знаков препинания, а окончание отдельных и законченных историй не обозначают точкой. Из-за этого их жизнь полна неопределённостей и получается весьма запутанной.