Черный дом - Кинг Стивен (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
Бернсайд выходит в коридор и направляется к холлу, оставляя за собой кровавые следы. Поскольку он должен пройти мимо сестринского поста, секатор он засовывает за пояс и прикрывает сверху рубашкой. Над стойкой на сестринском видны дряблые щеки, очки в золотой оправе и жидкие волосы старой карги Джорджетт Портер. Могло быть и хуже, думает он. С тех пор как она влетела в М18 и застала его в чем мать родила мастурбирующим посреди комнаты, Джорджетт Портер трясет, когда она сталкивается с ним.
Она бросает на него короткий взгляд, усилием воли подавляет дрожь и возвращается к прерванному занятию. Наверное, вяжет или читает глупый детектив, в котором кот раскрывает преступление. Берни приближается к стойке, подумывая о том, чтобы познакомить секатор с физиономией Джорджетт, решает, что не стоит зря тратить силы и время. Добравшись до стойки, заглядывает за нее и видит, что в руках у Джорджетт книжка, как он и предполагал.
Она подозрительно смотрит на него.
– Ты сегодня роскошно выглядишь, Джорджи.
Она бросает взгляд в коридор, в холл и понимает, что придется разбираться с Берни самой.
– Вы должны быть в своей комнате, мистер Бернсайд. Уже поздно.
– Не суй нос в чужие дела, Джорджи. Я имею право на прогулку.
– Мистер Макстон не любит, чтобы пациенты бродили по другим корпусам, так что, пожалуйста, оставайтесь в «Маргаритке».
– Босс еще на месте?
– Думаю, да.
– Хорошо.
Он поворачивается и тащится к холлу, когда она кричит вслед:
– Подождите!
Он оглядывается. Она встает, на лице тревога.
– Вы не собираетесь тревожить мистера Макстона, не так ли?
– Скажешь еще слово, и я потревожу тебя.
Одна ее рука поднимается к шее, и наконец она замечает кровь. Подбородок отваливается, брови взлетают.
– Мистер Бернсайд, в чем у вас шлепанцы? И штанины? Вы так наследили.
– Не можешь, значит, молчать, да?
Насупившись, он возвращается к сестринскому посту. Джорджетт Портер прижимается к стене, и прежде чем понимает, что ей надо бежать, Берни уже стоит перед ней. Она отрывает руку от шеи и выставляет вперед, в надежде, что его это остановит.
– Тупоголовая сука.
Берни выхватывает секатор из-за пояса, берется за рукоятки, легким движением, словно это веточки, отрезает ей пальцы.
– Дура.
Шок парализует Джорджетт. Она смотрит на кровь, текущую из четырех обрубков.
– Чертова идиотка.
Берни раскрывает секатор и вгоняет одно острие в шею Джорджетт. В горле у нее булькает. Она пытается схватиться за секатор, но Бернсайд выдергивает его из шеи и поднимает выше. Из обрубков хлещет кровь. На лице Бернсайда написано отвращение. Как у человека, который понимает, что придется очищать туалетный ящик кошки. Мокрое от крови лезвие он втыкает в правый глаз Джорджетт, и она умирает еще до того, как ее тело сползает по стене на пол.
В тридцати футах по коридору Батч Йеркса что-то бормочет во сне.
– Они никогда не слушают. – Бернсайд качает головой. – Стараешься, стараешься, а они не желают слушать, отсюда и результат. Доказывает, что они сами этого хотят… как те маленькие шлюхи в Чикаго. – Он выдергивает лезвие секатора из головы Джорджетт, вытирает оба лезвия о ее блузку. Воспоминания о маленьких чикагских шлюхах вызывают шевеление в его члене, который начинает набухать в штанах. «При-вет!» Ах… магия сладостных воспоминаний. Хотя, как мы видели, во сне у Чарльза Бернсайда частенько случается эрекция, в периоды бодрствования такого практически не бывает, так что ему хочется спустить штаны и посмотреть, на что он способен. Но вдруг проснется Батч Йеркса? Он же решит, что Берни возбудила Джорджетт Портер, вернее, ее труп. Вот этого не надо… совершенно не надо. Даже у монстра есть гордость. Лучше идти в кабинет Шустрика Макстона и надеяться, что его молоток не упадет до того, как придет время забить гвоздь.
Берни засовывает секатор за пояс и одергивает мокрую рубашку. Доходит до конца коридора «Маргаритки», пересекает пустынный холл, добирается до двери с металлической табличкой, на которой выгравировано: «УИЛЬЯМ МАКСТОН, ДИРЕКТОР». Ее и открывает, вызывая из памяти образ давно умершего десятилетнего мальчика Германа Флэглера, прозванного Пуделем, одной из своих первых жертв. Пудель! Нежный Пудель! Эти слезы, эти рыдания боли и радости, это признание собственной беспомощности. Корочка грязи на ободранных коленях Пуделя, его нежные подмышки. Горячие слезы, струйка мочи из перепуганного маленького крантика.
С Шустриком такого блаженства ждать не приходится, но Берни уверен, что толика удовольствия ему все-таки перепадет. И не стоит забывать про Тайлера Маршалла, который, связанный и беспомощный, ждет в «Черном доме».
Чарльз Бернсайд, шаркая ногами, тащится по маленькой, без единого окна, комнатушке Ребекки Вайлес, а перед глазами стоит бледнокожая, с ямочками, попка Пуделя Флэглера. Он берется за следующую ручку, выжидает секунду-другую, чтобы чуть успокоиться, бесшумно поворачивает ручку. Дверь приоткрывается. Шустрик Макстон, единственный монарх этого королевства, наклонился над столом и карандашом делает пометки в двух стопках бумаг. На его губах играет улыбка, глаза поблескивают, карандаш перебегает с одной стопки на другую, оставляя крошечные пометки. Шустрик полностью поглощен этим важным делом и замечает, что он не один, лишь когда гость, войдя в кабинет, пинком закрывает за собой дверь.
Когда дверь захлопывается, Шустрик раздраженно вскидывает голову и смотрит на незваного гостя. Но выражение лица меняется, едва он видит, кто перед ним.
– Значит, там, откуда вы приехали, в дверь не стучат, мистер Бернсайд? – спрашивает он с обезоруживающим добродушием. – Просто врываются в комнату, да?
– Именно так, – отвечает гость.
– Ну и ладно. По правде говоря, я намеревался поговорить с вами.
– Поговорить со мной?
– Да. Проходите, проходите. Присядьте. Боюсь, у нас может возникнуть небольшая проблема, поэтому я хочу заранее все обсудить.
– Ага, – кивает Берни. – Проблема. – Он отлепляет мокрую рубашку от груди, бредет к столу, оставляя за собой красные, пусть и не столь отчетливые, как в коридоре и холле, следы, которых Макстон не видит.
– Садитесь. – Шустрик указывает на стул, стоящий перед столом. – Пришвартуйтесь и расслабьтесь. – Это выражение Френки Шеллбаргера, начальника кредитного отдела Первого фермерского банка, которое не сходит с его губ на заседаниях местного отделения клуба «Ротари», и хотя Шустрик не очень-то представляет себе, как швартуются, само выражение ему нравится. – Нам надо поговорить по душам.
– Ага. – Берни садится, спина, спасибо заткнутому за пояс секатору, остается прямой как палка. – По душам так по душам.
– Да, да, совершенно верно. Эй, у вас мокрая рубашка? Так и есть. Это не дело, старина, вы можете простудиться и умереть, а это никому из нас не понравится, не так ли? Вам нужна сухая рубашка. Давайте посмотрим, что я могу для вас сделать.
– Не стоит беспокоиться, гребаная обезьяна.
Шустрик Макстон уже на ногах и одергивает свою рубашку, но слова старика заставляют его застыть. Он, однако, быстро приходит в себя, улыбается и говорит:
– Оставайтесь на месте, Чикаго.
Хотя при упоминании родного города по спине бежит холодок, лицо Бернсайда остается бесстрастным. Макстон выходит из-за стола, направляется к двери. Бернсайд наблюдает, как директор выходит из кабинета. Чикаго. Где жили и умерли Пудель Флэглер, Сэмми Хутен, Фред Фрогэн и все остальные, благослови их Господь. С их улыбками и их криками. Как и все белые дети трущоб, с кожей цвета слоновой кости под коркой грязи, никому не нужные, всеми забытые. Тонкие косточки лопаток, грозящие прорвать прозрачную кожу. Детородный орган Берни шевелится и затвердевает, вспоминая прошлое. «Тайлер Маршалл, – воркует себе под нос Берни, – сладенький маленький Тай, мы с тобой славно поразвлечемся, перед тем как отдадим тебя боссу, да, обязательно поразвлечемся, обязательно».
