Черный дом - Кинг Стивен (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
Обо всем этом Джек думает не больше пары секунд. Он хочет увидеть, что Рыбак и мистер Маншан сделали с Генри, должен увидеть, выбора у него нет. Печаль этого требует, а если он не повинуется желанию печали, то никогда более не станет самим собой.
Печаль, которая, как стальной сейф, упрятала внутрь себя любовь к Генри Лайдену, ведет его в глубь гостиной. Джек движется медленно, выбирая места, куда поставить ногу, словно человек, переправляющийся через речку по торчащим из воды камням. Выискивает чистые участки пола. Со стены большие, длиной восемь дюймов, красные буквы насмешливо наблюдают за его успехами:
Подмигивают ему, словно неоновая вывеска:
Ему хочется ругаться, но печаль не позволяет Джеку произнести слова, которые просятся на язык. В начале коридора, ведущего в студию и на кухню, он переступает через длинный кровавый след и поворачивается спиной к подмигивающему неону. Свет из гостиной проникает в коридор на три или четыре фута. В кухне – непроницаемая тьма. Дверь в студию приоткрыта, верхняя стеклянная панель поблескивает отраженным светом.
В коридоре все залито кровью. Приходится наступать на нее, но он продвигается вперед, не отрывая глаз от приоткрытой двери. Генри Лайден никогда не оставил бы ее в таком виде; он всегда закрывал дверь, если находился в студии. Генри был аккуратистом. По-другому просто не мог: оставь он дверь приоткрытой, наткнулся бы на нее, направляясь в кухню. Кровь, беспорядок, оставленный убийцей, выводят Джека из себя, хоть он и не хочет этого признавать. Джек в ярости: как Рыбак посмел посягнуть на его друга?!
Он добирается до двери, прикасается к ней, открывает шире. В воздухе висит концентрированная смесь аромата духов и запаха крови. В студии лишь на самую малость светлее, чем на кухне, Джек различает только контуры пульта управления да прямоугольники колонок, закрепленных на стене. Окно в кухню – черное, непроницаемое полотнище. Держась рукой за дверь, Джек приближается к порогу и видит, ему кажется, что видит, спинку стула и очертания человеческой фигуры на нем. Только сейчас до него доносится шипение вращающейся бобины.
– Боже мой, – выдыхает Джек в одно слово, словно ожидал увидеть совсем другое. Звук перематывающейся пленки окончательно убеждает его, что Генри мертв. Печаль Джека берет верх над неистовым желанием выскочить из дома и позвонить всем копам Висконсина, чтобы они помогли ему повернуть выключатель в студии. Он не может уйти, он должен засвидетельствовать случившееся, как в случае с Ирмой Френо.
Его пальцы находят выключатель, замирают на нем. К горлу подкатывает тошнота. Он щелкает выключателем, вспыхивает свет.
Генри сидит на кожаном вращающемся стуле, наклонившись над столом, держась обеими руками за свой антикварный микрофон. Он по-прежнему в черных очках, но одна из тонких металлических дужек погнута. Поначалу Джеку кажется, будто все окрашено в красное, ибо кровью залита вся поверхность стола и стоящее на нем оборудование. Со стола кровь капала на брюки Генри. Часть щеки Генри откушена, на правой руке недостает двух пальцев. На взгляд Джека, который фиксирует все детали, основной источник кровопотери – рана на спине. Она скрыта пропитанной кровью одеждой, но большая часть крови попала на пол, когда лилась со стула. Должно быть, Рыбак разрезал какой-то внутренний орган, а может, повредил артерию.
Совсем немножко крови, если не считать клавиш управления, на студийном магнитофоне. Джек с трудом вспоминает, как он работает, но ему не раз доводилось видеть, как Генри меняет бобины местами, так что Джек помнит, что нужно делать. Вставляет ленту в щель головки, свободный конец закрепляет на пустой бобине, нажимает клавишу «REWIND». Лента плавно скользит, перематываясь с одной бобины на другую.
– Ты сделал эту запись для меня, Генри? – спрашивает Джек. – Готов поспорить, что да, но, я надеюсь, ты умер не для того, чтобы сообщить мне уже известное.
Пленка останавливается. Джек нажимает клавишу «PLAY» и ждет, затаив дыхание.
Из динамиков гремит голос Джорджа Рэтбана: «Девятый иннинг, и наша команда готовится отправиться в душевую. Но игра не ЗАКОНЧЕНА, пока ЖИВ последний СЛЕПОЙ!»
Джек приваливается к стене.
Голос Генри Шейка заполняет комнату и говорит ему о том, что надо звонить в «Макстон». Прорезается Висконсинская крыса и кричит о «Черном доме». Шейк, Шейк, Шейк и Джордж Рэтбан о чем-то спорят, и Шейк берет верх. Джек этого не выдерживает; он не может остановить поток слез, даже и не пытается. Пусть текут.
Последний репортаж Генри потрясает его до глубины души. В этом весь Генри. Генри Лайден боролся за жизнь до последнего, переключаясь с одной своей личности на другую, и они сделали все, что требовалось. Это была верная и надежная команда, Джордж, Шейк и Крыса, и они пошли на дно вместе с кораблем, впрочем, выбора у них и не было. Голос Генри Лайдена появляется вновь и слабеет с каждой фразой. Умирающий голос Генри говорит, что он прожил прекрасную жизнь. Голос понижается до шепота, чтобы произнести последние два слова: «Привет, Жаворонок». Джек слышит в этих словах улыбку.
Плача, Джек выходит из студии. Ему хочется плакать и плакать, пока не останется слез, но он не имеет права подвести ни себя, ни Генри. Он плетется по коридору, вытирает глаза, ждет, пока гранитная печаль поможет ему справиться с горем. Она поможет ему и в решительной схватке с «Черным домом». Печаль не позволит ему потерпеть поражение. Она укрепит его в решимости победить.
Призрак Генри Шейка шепчет: «Джек, эта печаль никогда не покинет тебя. Ты к этому готов?»
– И не хочу, чтобы было иначе.
«Не покинет никогда. Куда бы ты ни пошел, что бы ни делал. В любом из миров. С каждой женщиной. Если у тебя будут дети, она достанется им. Ты будешь слышать ее в музыке, видеть в книгах. Она станет частью твоей еды. На веки вечные. Во всех мирах. В «Черном доме».
– Я – эта печаль. Она – это я.
Шепот Джорджа Рэтбана в два раза громче шепота Шейка, Шейка, Шейка: «Ну что, сынок, могу я услышать, как ты говоришь Д’ЯМБА?»
– Д’ямба.
«Как я понимаю, ты знаешь, почему пчелы обнимали тебя. Не пора ли тебе позвонить?»
Да, пора. Но он больше не может оставаться в залитом кровью доме, он должен выйти в теплую летнюю ночь. Ставя ноги куда попало, Джек пересекает залитую кровью гостиную и выходит за дверь. Печаль шагает вместе с ним, ибо он – это она, а она – это он. Огромное небо раскидывается над его головой, все в звездах. Из кармана появляется верный сотовый телефон.
И кто снимает трубку в полицейском участке Френч-Лэндинга? Естественно, Арнольд «Ручной Фонарь» Храбовски, с новым прозвищем и только что возвращенный на службу. Новость Джека приводит Храбовски в состояние крайнего возбуждения. Что?
Господи! О нет. В это невозможно поверить! Что? Да, сэр, я займусь этим немедленно, можете не беспокоиться.
И пока бывший Бешеный Мадьяр, борясь с дрожью в руках и голосе, набирает домашний номер чифа и сообщает ему информацию, полученную от Джека, последний уходит от дома Генри, уходит от подъездной дорожки и пикапа, от всего, что напоминает ему о людях, уходит на луг, в высокую желто-зеленую траву. Печаль ведет его, ибо печаль лучше знает, что ему сейчас нужно.
Прежде всего ему необходим отдых. Сон, если он сможет спать. Место на уровне земли, подальше от перемигивания красных огней, воя сирен и яростных, энергичных полицейских. Подальше от всей этой безнадеги. Место, где человек может лечь на спину и видеть небо. Отмахав полмили, Джек находит такое место, между кукурузным полем и скалистым склоном холма, вершина которого поросла лесом. Опечаленный рассудок приказывает утомленному телу лечь. Тело повинуется. Над головой звезды словно дрожат и вибрируют, хотя, разумеется, настоящие звезды в знакомом, реальном небе так себя не ведут, а потому все это – оптическая иллюзия. Джек вытягивается во весь рост, и полоска травы и земли под ним принимает форму его тела. Это, конечно, тоже иллюзия, поскольку настоящая земля твердая, не податливая, не упругая. Опечаленный рассудок Джека Сойера говорит утомленному телу, что надо спать, и, хотя это кажется невозможным, оно засыпает.
