Повелители Небес - Уэллс Энгус (книга регистрации TXT) 📗

Я пошел за ним через заснеженный двор по коридорам, в которых замерзла просочившаяся со стен вода, крысы скользили по покрывшему плиты пола льду. Мы вышли в роившуюся снежным маревом ночь и спустились по дорожкам, — он уверенно, как хозяин, я крадучись, как вор, — к пещерам, где жили драконы.

Было холодно, и я, трясясь от озноба и опасаясь выдать себя стуком зубов, пожалел, что не захватил плащ. Но Беллек не заметил слежки и, лишь на секунду задержавшись перед входом, исчез внутри.

Я последовал за ним и остановился у аркообразного прохода, ведущего в пещеру, в котором сидел на страже своего гарема Тазиэл. Крылья его были сложены, клыки торчали наружу. Он посмотрел на меня, и я, как учил нас Беллек, молча обратился к нему с просьбой:

«Я пришел с миром, не тая зла. Ты величественный и могучий, и я смиренно прошу тебя позволить мне войти и насладиться созерцанием твоего восхитительного семейства».

Получив милостивое соизволение, я, следом за Беллеком, вошел в пещеру.

Я не мог не откликнуться на посыл Дебуры, как не мог ранее совладать со своим любопытством. Мне бы следовало подумать об этом, но я был еще новичком в подобных отношениях. И как любовник, медленно познающий все тонкости запретного и дозволенного, я еще не ведал, сколь многое может сказать мне моя чудовищно-величественная возлюбленная.

Она обрадовалась мне. Я погладил ее по лоснившейся щеке, по извилистой шее, вырвал кусок — ломоть! — причинявшего неудобства мяса, застрявшего между зубов. Дебура поблагодарила меня; я любил ее столь же сильно, как Рвиан, хотя и иной любовью. Я спросил Дебуру, как себя чувствует ее яйцо. (Мне очень хотелось бы узнать, зачем так поздно пришел сюда Беллек, но существует своеобразный этикет во взаимоотношениях с драконами, столь же незыблемый, как и при дворе любого наместника. Драконы живут долго, и время течет для них медленнее, подгонять их может лишь голод. Если имеешь дело с драконами, то всегда приходится платить, но, как я считаю, это того стоит.)

Она сказала мне, что с яйцом все в порядке. Я потрогал его скорлупу и, радуясь за Дебуру, ощутил гордость самца. Я ощущал пульсацию сердца внутри яйца. Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы вспомнить, зачем я оказался здесь. Я спросил Дебуру.

Я съежился от охватившей меня скорби. Я еще не изведывал горечи такой утраты.

Мой взгляд заскользил по пещере, и я увидел Беллека, коленопреклоненного перед гнездом, вернее перед тем, что от него осталось. Старик благоговейно касался останков яйца, как гладил я скорлупу плода Дебуры, под которой билось сердце не явившегося еще в этот мир существа.

Властитель драконов смотрел в прошлое, я — в будущее.

Я удивлялся, почему на насесте не было самки.

Дебура сказала мне, что она умерла.

Самка эта была старой, древнее даже самого Беллека, но сумела в этом возрасте воспроизвести яйцо. Я чувствовал, что Дебуру радует мое появление в Тартаре, и понял, хотя и очень смутно, что кладка яиц каким-то образом связана для драконов с присутствием Властителей, что я неким образом причастен к ее способности воспроизводить потомство. Этот посыл утешил меня, помогая легче переносить скорбь Беллека. Это была гордость за наше яйцо, хотя я едва ли, даже сейчас, могу понять, каким образом плод чрева дракона может оказаться в зависимости от доверия к нему человека, Истинного или Измененного. Я испытал огромное сочувствие утрате Беллека.

Тогда я едва лишь вкусил силу, которой связаны дракон и Властитель, но все равно чувствовал боль Беллека, хотя и не понимал в полной мере, что она означала. Словно обнаженный клинок рубил мою душу.

Я понял, что вскрикнул, лишь тогда, когда Беллек повернулся ко мне. Ширина пещеры разделяла нас, но в исходившем от стен свечении я видел слезы, блиставшие на его щеках, наполнявшие его глаза и бежавшие через край. Такой скорби я еще никогда не видел.

Долгие секунды мы смотрели друг на друга. Меня охватило смущение от того, что я вторгся в чужие переживания. Потом старик провел рукавом по своему лицу и высморкался. Раздался тонкий свистящий звук, едва различимый на фоне вздохов и всхрапываний драконов, но я слышал его ясно, как крик раненого существа. Я сказал:

— Простите.

Расстояние между нами было слишком большим, чтобы он мог расслышать, что я сказал, но Беллек понял, и я услышал, как он произнес:

— Не важно.

Я понял, что эти слова относятся не к соболезнованию о его утрате, а к принесенному мной извинению. И то и другое было искренним, и он знал это. Мы пользовались словами, но обмен мыслями шел через сознание драконов. Он поднялся, расправил плечи и, вздохнув, спустился вниз и направился ко мне.

Я стоял, прижавшись к Дебуре, наблюдая за тем, как он приближался. Меня вдруг охватил какой-то неосознанный страх, словно в тумане увиделось мне мое собственное будущее. Я стану таким, как Беллек, старым человеком с измученной душой, полусумасшедшим. Но моя милая сказала мне, что до этого еще далеко.

Беллек остановился около насеста Дебуры:

— Теперь ты кое-что понял, это и есть та цена.

— Но вы не сказали нам этого, — произнес я.

— А вы не спрашивали.

Я пожал плечами, поглощенный мыслями Дебуры.

— Нет, тогда это не имело значения. — Вот и все, что я ответил.

Он улыбнулся. В Канун Танноса, мы, Дары, надеваем личины и пируем напролет всю ночь в честь Бледной Подруги, смерти. Празднества эти не слишком одобряются Церковью, так как считаются отголосками языческой старины. На масках изображены оскаленные черепа или лица прекрасных женщин, каждое из этих воплощений представляет собой Бледную Подругу, подсчитывающую свой урожай. Лицо Беллека напоминало мне эти маски смерти.

Без всякого предисловия он сказал:

— Ее звали Аийлра. Она была прекрасна, настоящая королева.

Хриплый голос его звучал глухо, без интонаций, что позволяет скорбящему мужчине избежать унизительной демонстрации своей слабости. Я понимал, каково Беллеку, и рефлекторно положил ему на плечо руку. Я по-мужски обнял старика, и он, прижавшись ко мне, плакал не таясь. Рубаха моя намокла, я чувствовал, как плечи его содрогаются под моими руками.

— О Давиот, — сказал он упавшим голосом. — Она была столь прекрасна. Она произвела на свет Катанрию. Только благодаря ей я могу летать на Катанрии. И Дебуре, хотя… — Беллек рассмеялся сквозь слезы и сказал, как отец говорит о любимом ребенке: — Хотя Дебура, как и мать ее, — горда. Она допустит к себе лишь одного седока. Установит связь лишь с одним Властителем. Она не позволит мне летать на ней. Только тебе. Ты хоть понимаешь, Давиот?

Я только начинал чувствовать это. Я ощутил гордость и страх. Я сказал:

— Я не уверен…

Беллек ответил:

— Ты любишь Рвиан, так ведь? Какие бы опасности ни подстерегали нас в скором будущем, ты же хочешь, чтобы она была рядом, и никто иной, так?

— Да, — ответил я и послал сигнал Дебуре: «И ты».

— А если бы ты потерял ее? — спросил он.

— Я и потерял ее, — сказал я, — но вновь обрел. Думаю, я предпочел бы умереть, чем потерять ее теперь.

Он произнес:

— Это еще хуже.

— Как? — спросил я, не представляя, что может быть хуже, чем потерять Рвиан.

Беллек отстранился от меня, потирая глаза. Он выглядел очень старым и усталым, как Триман в той легенде про гиганта, который в качестве наказания держал на своих плечах мир.

— Драконы и те, кто связан с ними, живут дольше, чем люди. Это и есть расплата. Это и любовь.

— Что вы мне такое говорите? — спросил я, объятый страхом, лишь наполовину понимая, что он сказал.

— То, что, если вы хотите победить в этой войне, все вы должны стать Властителями драконов, а став ими, свяжете свои души с душами ваших скакунов.

Я произнес:

— Мне это понятно. Вы говорили нам, и мы согласились.

Он возразил:

— Но я не говорил вам всего.

— Я догадывался, — проговорил я. — Но мы все равно согласны.

Беллек покачал головой.

— Скажи я вам все до конца, вы, наверное, не стали бы принимать этого с такой готовностью.