Ожерелье королевы - Эджертон Тереза (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Наемная коляска прогромыхала по разбитой и изрезанной колеями улочке и остановилась у мрачной маленькой площади. Из нее вышли две женщины в черном под густыми вуалями. Та, что повыше, велела кучеру подождать, их дела не займут много времени.
Они прошли два квартала по грязи и отбросам, приподнимая тяжелые юбки, чтобы не испачкаться. Потом дорога пошла под уклон, и они оказались на обрыве, перед ними расстилалась широкая сеть запруд и мостиков, которая тянулась до самого Скара. Легкий бриз с реки колыхал их вуали.
Они спустились по крутой лестнице и пошли дальше по дорожке: мимо прогуливающихся моряков в коротких шерстяных куртках и высоких деревянных башмаках, мимо оборванных детей, игравших в мусорных кучах, которые замирали, уставившись на двух незнакомых женщин, спешащих непонятно куда. Воздух был наполнен вонью — несло бедностью, рыбой и гниющей рекой. Наконец Ис и ее воспитательница остановились около разваливающегося домишки.
Когда дверь лавки со скрипом отворилась и вслед за мадам Соланж Ис вошла внутрь, на нее вдруг нахлынула волна отчаяния. Она узнала это место: пыльные груды книг и бумаг, кривые кучи ломаной мебели. Она узнала и тошнотворный запах, который испускали стопки заплесневелой одежды. Все это она сотни раз видела в своих кошмарах.
Где-то в задней комнате звякнул колокольчик. В ответ скрипнула еще одна дверь и на пороге появилась сгорбленная фигура, четко обрисовавшись в свете рогового светильника. Когда хозяин проковылял внутрь, все его внимание сконцентрировалось на мадам.
— Итак… вы вернулись, — сказал древний горбач.
— Да, — подтвердила мадам, откидывая вуаль нервным жестом. — Хотя должна сказать, меня удивляет, что столько лет спустя ты все еще жив.
— Я и сам несколько удивлен. Я ожидал, что вы от меня избавитесь. Интересно, почему вы этого не сделали?
Мадам пожала плечами, как будто это было ей совершенно безразлично — как оно, скорее всего, и было.
— Возможно, я предчувствовала, что наступит такой день, как сегодня. — Она обернулась к Ис. — Узнаешь это место? Этого гоблина?
Медленно, неохотно Ис приподняла вуаль и удивленным взглядом обвела все вокруг.
— Я жила здесь, в этой грязи. А этот — вырастил меня, если так можно сказать, учитывая, что он совсем обо мне не заботился!
— Тогда ты и сейчас не до конца вспомнила. Ты была не таким ребенком, чтобы тебя можно было растить, ты была диким зверенышем, которого нужно было сломить и приручить. Так часто случается с осиротевшими чародеями, живущими в изгнании. Когда родители умирают, никто не в состоянии воспитать их, никто не знает, как это делается, и не обладает достаточной силой воли. Мне немало таких попадалось за эти годы; низшие гоблины, жившие по соседству, во всем им потакали и были слишком мягкосердечны, чтобы просто их истребить. И такие дети все равно обычно долго не живут. Они умирают, как жили, — словно дикие звери.
Ис прикрыла глаза руками. Воспоминания стремительно возвращались к ней, они обрушились лавиной, и эта лавина грозила поглотить ее.
— Нет, — шептала она, — нет, я никогда не была такой отвратительной, такой мерзкой…
— Именно такая ты и была, — сказала мадам, торжествуя. — Оборванная, грязная, одичавшая. И оставалась бы такой до сих пор, если бы не все то время и все те усилия, что я на тебя потратила. То есть если бы ты вообще, конечно, выжила.
Но Ис продолжала качать головой. Унижение было слишком сильным, слишком невыносимым.
— Нет, — повторяла она снова и снова. — Не может быть, чтобы из такой грязи я выросла в такую, как сейчас. Если это правда, я больше никогда не смогу поднять голову. — В отчаянии она повернулась и выскочила на улицу. Дверь захлопнулась за ней.
В тесной лавке на некоторое время повисла тишина, потом горбач заговорил:
— Так вы пощадили меня только для этого. Она ни за что не позволит мне жить, зная, что я помню, какой она была, что я видел, из какой грязи она вышла.
Мадам еще мгновение, озадаченно нахмурившись, смотрела вслед Ис. Потом повернулась к старому гоблину, ее блестящие темные глаза были тверже, чем когда-либо.
— Ты, несомненно, прав, — ответила она, пожимая плечами. — Но какая разница — ты с самого начала не представлял особой ценности.
43
Первые признаки весны появились и на севере. Когда лед растаял и солнце согрело землю, лиственницы покрылись нежной зеленью, а пурпурные камнеломки и полярные маки вспыхнули на полях. Но в Линденхоффе вместе с зимой угасал и король Джарред. Когда проклюнулась листва на лиственницах, он уже не мог вставать с кровати. Большую часть времени он спал, а когда бодрствовал, перед ним нескончаемой чередой проходили доктора.
— Кровь его величества находится в состоянии постоянного брожения, — сказал пожилой хирург, — нужны еще банки.
— Нонсенс, — не согласился самодовольный молодой терапевт, — причиной нынешнего состояния короля может быть только наличие множественных гнойников и последующее патологическое скопление соков, характерное для бубонной чумы. Пчелиный воск, кошачьи язычки и настойка опия — вот единственное лекарство.
— Не верно, — настаивал целитель из Валлерховенского университета, который, как большинство ученых, теорией владел хорошо, но не мог предложить никаких практических советов. — Его Величество страдает от раздражительности и беспорядочного гидропондиакального жара.
А король терпеливо сносил их всех, позволял им пичкать себя лекарствами, заставлять пропотеть, обклеивать нарывными пластырями, делать кровопускания, ставить горчичники, клистиры, пиявок, прикладывать свежезарезанных голубей, давать ему травы, слабительные, мочегонные и болеутоляющие средства, накачивать его горькими солями, каломелью, всяческими зельями и противоядиями. Ни одно из этих средств не приносило ему ни малейшей пользы.
Но однажды утром появился совсем другой человек. Это был пожилой врач, чьи проницательные серые глаза и резкие манеры внушали Джарреду… некое слабое подобие надежды. Доктор привел с собой странного ассистента: жуликоватого вида старика с волосами чернее воронова крыла, с красной разбойничьей повязкой на глазу, кривым белым шрамом, пересекавшим всю щеку под серой трехдневной щетиной. Эти двое представляли собой такой разительный контраст — аккуратный врач и его сомнительный помощник, — что Джарред слабо улыбнулся, несмотря на слабость.