Разящий клинок - Кэмерон Майлз (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Король подступил к капталю впритык.
Их взгляды пересеклись.
— Назад, капталь, — приказал он. — Я не такой же рыцарь, как все. Я твой король.
Установилось такое безмолвие, что стало слышно дыхание. Оба крутые здоровяки: король — старше, с более темного бронзового оттенка золотистыми волосами и с менее тонкими чертами лица, но в них безошибочно угадывалось родство, пускай и дальнее, и было видно, что эти люди не привыкли к слову «нет».
Прошла целая политическая вечность. Графу Приграничья, несмотря на его ярость, пришлось задуматься, чем обернется война с Галле и много ли им останется от Харндона; Гастон д’Э представил, каково быть покойником или лишиться доверия кузена, угодить в опалу и отправиться на родину.
— Хорошо, — молвил капталь. — Я занимаюсь богоугодным делом. Мой личный гнев не имеет значения. Я смиряюсь, ваше величество, и признаю, что женщины Галле не менее грубы, наглы и бесцеремонны, чем в Альбе.
Откровенная капитуляция капталя не столько нарушила, сколько всколыхнула тишину.
— Сьер де Рохан отлучен от двора на период Рождества, — продолжил король. — Как и леди Мэри.
Резкий вдох королевы прозвучал внятно, как щелчок сорвавшейся арбалетной стрелы.
Часом позже она набросилась на мужа:
— Милорд, два моих рыцаря мертвы, а вы изгоняете со двора моего лучшего друга? Да еще в Рождество?
Король сидел спокойно, сложив на коленях руки.
— Прости, любимая. Иногда дипломатия важнее правды — такова королевская участь. Галлейцы должны увидеть, что я беспристрастен...
— Так-то уж и должны? — вспылила она. — Почему бы не удалить их со двора, обнять Тоубрея, а капталя отправить домой — пусть плывет и больше нам не докучает?
Король медленно кивнул.
— Любимая, сказать тебе жестокую истину? — спросил он. — В весеннюю кампанию мы выстояли только благодаря рыцарям капталя. Дело решили триста закованных в сталь копейщиков. Без них я бы, наверное, погиб у Лиссен Карак, а это королевство раскололось бы надвое, а то и хуже. Я боюсь отправлять его домой. А он говорит, что послан Богом...
Она встала.
— Он бредит... все это ему нашептывает какой-то лживый демон. Он замечательный рыцарь, но ходит другими, не нашими, путями, а его люди — особенно новые — только и знают, что травят меня ядовитыми речами. Муж мой, у меня никогда не было любовника — только ты. Знай это. Знай, что они клевещут на меня денно и нощно.
Она тяжело дышала. Ей никогда не было так одиноко, и ее подмывало сыграть на своей беременности, но она помнила слова Диоты о том, что большинство выкидышей случается в первые три месяца. Она хотела предъявить королю округлившееся чрево — факт, а не предположение и катастрофу. Однако слухи о ее неверности были подобны яду, который отравляет дитя.
Он отвернулся.
— Он быстро согнул Тоубрея.
Королева склонилась к нему.
— А кончит тем, что согнет тебя и объявит себя королем, — сказала она.
Он помотал головой:
— Моя власть прочна. Сейчас мне нельзя выказывать слабость.
Дезидерата умолкла. Она была сама не своя от злости, и с губ чуть не сорвалось: «Если ты не можешь выказать слабость, значит, ты слаб».
Через час, еще пылая от ярости, она шагала под старым залом по длинному коридору в обществе Бекки Альмспенд. Леди Мэри находилась у отца и была недоступна.
— Ваше величество, вы уверены, что это разумно? — спросила Альмспенд.
— С меня довольно разума, — ответила королева.
Они миновали Зеленого человека на стене и камень, посвященный леди Тар. Затем дошли по коридору до места, где камни были холодны, и на этот раз задержалась Бекка. Она погладила почти стертую резьбу, потом — еще один камень с едва видимым начертанием.
— Здесь зарождается стужа, — сказала Альмспенд.
Королева скрестила руки на груди.
— Давай поспешим.
— Секунду, ваше величество. После прошлого посещения я призадумалась. — Альмспенд опустилась на колени и вынула из пояса серебряный карандаш. — Вам никогда не приходило в голову, что эти древние богослужения на что-то опирались? Должно быть, действовала природная магия.
— По-моему, милая, ты рискуешь впасть в ересь. Что ты делаешь? — спросила королева. — Мне здесь не нравится.
— Проверяю небольшое подозрение, моя королева. — Альмспенд, нахмурившись, написала короткое заклинание. Она воспользовалась буквами огня, но они сразу побледнели и погасли, и она с трудом выговорила слова.
Камень вспыхнул, и на короткий миг слова, вырезанные две тысячи лет тому назад, стали видны даже там, где их уничтожило зубило.
— Это не в почитание Зеленого человека, — проговорила Альмспенд вдруг севшим голосом. — Это во имя сущности куда более темной.
Женщины прочли имя, и королева поднесла руку к горлу — затем воздела ее и излила на камень незамутненный солнечный свет. Камень, казалось, почернел. Королева сделалась выше ростом, кожа приобрела замечательный бронзовый оттенок, а волосы внезапно стали будто из чистого металла.
Бекка Альмспенд попятилась.
— Дезидерата! Остановись!
Королева доросла почти до потолка. Камень был черен, как ночь, земля дрожала.
Камень щелкнул, как раскаленная печь.
А королева приняла обычный вид.
— Что это было? — спросила Ребекка.
— То, что давным-давно следовало увидеть архиепископу. Туннель, который необходимо закрыть. — Королева взялась за голову. — Я проявила беспечность.
Ее трясло, и Альмспенд подставила ей плечо.
— Идемте, в кладовой есть скамья.
Королева тронулась с места, но покачала головой.
— Я больше не хочу ничего знать. По-моему, мне известен ответ, и я не выдержу... если окажусь права.
— Что было, то прошло, — возразила Альмспенд, для которой история имела силу закона. — Что бы ни делал король, это происходило до вашего знакомства.
Королева кивнула. Она осталась при своем мнении, но опустилась на скамью, когда Альмспенд сняла свои герметические запоры и распахнула огромную, обитую железом дверь.
Альмспенд зажгла магический светильник, затем второй. В первый приход они только наскоро составили список бумаг. Библиотекарь в Ребекке Альмспенд принудил ее привести в порядок все стопки и прошерстить их, сортируя бумажные и пергаментные свитки по датам и авторам: Гармодий, Гармодий, Планжере — перебирали ее пальцы. Лицо королевы порозовело, голова вскинулась.
— О! Я же нашла бумаги Планжере за шестьдесят четвертый и сорок второй, — улыбнулась Альмспенд. — Это оказалось несложно, по-моему, он был аккуратнее, чем старый Гармодий.
— Я и не подозревала, как остро буду тосковать по Гармодию, — сказала королева. — Мне его не хватает. — Она встала. — Бекка, я была неосторожна и почти обессилела. Пойдем наверх, к свету, пока не явилось какое-нибудь зло.
— Дикие? — встрепенулась Альмспенд.
— Старше и гораздо злее. — Королева воздела свои амулеты. — Идем!
Альмспенд смела все частные заметки Планжере за год в древнюю плетеную корзину и сказала:
— После вас, миледи.
В коридоре лежали густые тени. Слишком густые. Казалось, что сам свет отхлынул от краев туннеля, несмотря на факелы, которые обе зажгли на ходу.
— Здесь что-то гнусное, — сказала королева. — Пресвятая Мария, не оставь меня.
Она подняла руку, и та снова окуталась мягким золотистым сиянием. Тени отступили.
— Что происходит? — спросила Альмспенд.
— Понятия не имею, — сказала королева, и они быстро пошли по коридору, гонимые страхом.
Но что-то шептало в темноте, а факелы позади гасли сами собой. Темнота за спиной стала кромешной и начала смыкаться.
Королева развернулась и взяла себя в руки.
— Fiat lux! — воззвала она по-латыни. — Да будет свет!
Свет, призванный ею, разжегся вокруг нее, как сплоченное войско.
Альмспенд положила левую руку на правую королевы и отдала ей всю потенциальную силу, какую наскребла. Правой же она выставила прочнейший заслон против готовой обрушиться тьмы.
Тьма пала, как ночь, и нечто, чем бы оно ни было, врезалось в магический барьер — местами согнуло его, местами смяло, обрушило одни чары, обошло другие...
