Стеклянный цветок (сборник) - Мартин Джордж Р.Р. (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Однако он не пропал. Когда скромные цели экспедиции были достигнуты, он решил не возвращаться на Авалон, а, подгоняемый любопытством, увидеть следующую звезду, и потом следующую, и снова следующую. Он уводил свой корабль все дальше и дальше. Мятежи, дезертирство, опасности — Клерономас справился со всеми трудностями. Будучи киборгом, он мог рассчитывать на длинную жизнь. О нем слагали легенды, и он все больше «обрастал» металлом. Говорят, на Ирисе, узнав о матричных кристаллах и встроив себе первый из своих металломатричных компьютеров, он на несколько порядков усилил свой интеллект. Эти байки недалеки от истины: Клерономас был одержим не только жаждой, но и сохранностью знаний. После подобных самоусовершенствований он мог уже не опасаться что-нибудь забыть.
Когда он наконец вернулся на Авалон, там прошло больше ста лет по обычному летосчислению. Из команды, улетевшей вместе с ним, не осталось никого; корабль привели потомки первого экипажа и те, кого набрали на других планетах. Экспедиция обследовала четыреста сорок девять планет и без счета астероидов, комет и спутников. Информация, добытая Клерономасом, легла в основу базы данных Академии человеческих знаний, а образцы инфокристаллов, подключенные к уже имевшимся системам, став хранилищами знаний, в конце концов превратились в грандиозный Искусственный интеллект Академии, в знаменитые кристаллобашни Авалона. Вскоре возобновилось широкомасштабное межзвездное сообщение, и междуцарствие завершилось. Сам Клерономас стал первым директором Академии и оставался на своем посту до самой смерти, которая наступила на сорок втором году Искусственного интеллекта, то есть через сорок два года по земному летосчислению после возвращения экспедиции. Я рассмеялась.
— Превосходно. Значит, наш — мошенник. Умер по крайней мере семьсот лет назад. — Я взглянула на Хара Дориана, чьи длинные кудри разметались по подушке. — Сдаешь, Хар. Он тебя провел. Хар проглотил кусок медового хлеба и ухмыльнулся.
— Как скажете, Мудрая. — Он ничуть не смутился. — Убить его?
— Нет, — сказала я. — Он игрок. В состязании разумов не смошенничаешь. Пусть играет.
Несколько дней спустя, когда план Игры был составлен, я пригласила киборга к себе в кабинет — огромную комнату, устланную темно-алым ковром, где возле окна, из которого открывается вид на стены замка и болота вокруг них, живет мой стеклянный цветок. Лицо киборга ничего не выражало. Ну конечно, конечно.
— Игра назначена, — объявила ему я, — Через четыре дня.
— Я рад.
— Хочешь посмотреть на призы? Я вызвала изображения на экран. Он мельком взглянул на них.
— Мне сказали, — продолжала я, — что в последние дни ты много бродил. По моему замку и за его стенами, по городу и болотам.
— Верно, — ответил он. — Я не нуждаюсь в сне, а знания мое хобби, моя страсть. Мне хотелось посмотреть, что это за место. Я спросила с улыбкой:
— Ну и что же это за место, киборг?
Он в силу понятных причин не мог ни улыбаться, ни хмуриться. Голос звучал ровно и вежливо:
— Мерзкое. Место краха и отчаяния.
— Место вечной, неумирающей надежды, — парировала я.
— Место душевных и телесных недугов.
— Место, где больные исцеляются.
— И здоровые заболевают, — добавил киборг. — Место смерти.
— Место жизни, — не сдавалась я, — Разве ты приехал сюда не за жизнью?
— И за смертью, — ответил он. — Я же сказал: это одно и тоже. Я подалась вперед.
— А я сказала, что это совершенно разные вещи. Ты резок в суждениях, киборг. От машины можно ждать отсутствия гибкости, но при чем здесь сантименты и мораль?
— Машина — только мое тело, — сказал он. Я взяла со стола папку.
— У меня другие сведения. Где же твоя мораль, когда ты лжешь? Да еще столь откровенно? Я получила несколько интересных докладов от своих апостолов. Ты был на удивление покладист.
— Если хочешь участвовать в состязании разумов, нельзя сердить госпожу боли. Я улыбнулась.
— Не так-то легко меня рассердить. — Я полистала доклады, — Доктор Лаймен полностью тебя просканировал и выяснил, что ты — хитроумная конструкция, изготовленная исключительно из металла и пластмассы. В тебе совсем нет органики, киборг. Или лучше называть тебя «робот»? Интересно, способны ли компьютеры участвовать в состязании разумов? Впрочем, скоро мы это узнаем. Я вижу, у тебя их три. Маленький, в том, что у тебя вместо черепа, отвечает за моторику, сенсорное восприятие и внутренний контроль. Второй, куда мощнее первого, в нижней части туловища, и кристаллическая матрица в груди. — Я оторвала взгляд от бумаги, — Это твое сердце, киборг?
— Мой ум, — ответил он, — Спросите доктора Лаймена, он расскажет вам о других подобных случаях. Что такое человеческий ум? Воспоминания. Воспоминания — это данные. Характер, личность, воля индивидуума? Это программа. И данные, и программу можно записать на кристаллическую матрицу компьютера.
— И запечатлеть душу в кристалле? Ты веришь в душу?
— А вы?
— Не могу не верить. Я хозяйка состязания. Положение обязывает. — Я вернулась к отчетам. — Дейш Грин-девять обследовал твой интерфейс. Он отмечает, что у тебя сверхсложная система взаимодействия органов, проводимость цепей намного превосходит проводимость нервных волокон, а значит, и скорость мышления гораздо выше. В твоей библиотеке материалов несравнимо больше, чем мог бы хранить мозг человека, даже заполнив весь свой объем памяти; и, наконец, ум и память, заложенные в кристаллическую матрицу, принадлежали Иоахиму Клерономасу. В этом мой апостол клянется. Киборг не ответил. Вероятно, улыбнулся бы, если бы умел.
— С другой стороны, — продолжала я, — мой исследователь Альтак-Нар уверяет, что Клерономас умер семьсот лет тому назад. Кому верить?
— Кому хотите, — равнодушно ответил он.
— Я могла бы задержать тебя здесь и запросить на Авалоне подтверждение, — ухмыльнулась я. — Подождешь шестьдесят один год, киборг?
— Столько, сколько нужно, — ответил он.
— Шайалла говорит, что ты абсолютно асексуален.
— Я утратил сексуальность с того самого дня, когда меня переделали. Мой интерес к этой стороне жизни продержался еще несколько веков, но наконец пропал. При желании я могу воспользоваться всем диапазоном эротических переживаний тех дней, когда носил органическую плоть. Они свежи, как в день их закладки в память компьютера. Заключенные в кристалле, воспоминания не блекнут, не то что в человеческой памяти. Они на месте и ждут, когда их вызовут. Но уже несколько столетий я не испытывал желания вызывать их. Я была заинтригована.
— Так ты не умеешь забывать!
— Я могу стереть воспоминание или приказать себе не вспоминать.
— Если ты окажешься в числе победителей нашей Игры, то снова обретешь сексуальность.
— Знаю. Это будет занятно. Быть может, я даже захочу вернуться к своим старинным воспоминаниям.
— О! — Я пришла в восторг. — Ты вернешься к ним и тотчас забудешь — и так снова и снова. Проигрыш дает не меньше острых ощущений, чем выигрыш.
— Проигрыш и выигрыш. Жизнь и смерть. Я же сказал вам, Сириан, они неразделимы.
— Позволь не согласиться, — возразила я. Это противоречило всему, во что я верила, чем я была. Его повторная ложь вызвала у меня раздражение. — Брейдже говорит, что на тебя не действуют лекарства и возбудители болезней. Ничего странного. Но тебя можно сломать. Несколько моих апостолов предлагали тебя убить. Стоило лишь приказать… Похоже, мои инопланетяне особенно кровожадны.
— У меня нет крови, — сказал он. Ирония, или мне просто показалось?
— Тебе достаточно и смазки, — сухо заметила я. — Тр-кннру хотелось бы проверить твои болевые ощущения. Аан Терг Луночет, мой птенчик-гверн, предложил сбросить тебя с большой высоты.
— Это тягчайшее преступление закона гнезда.
— И да и нет. Гверн, рожденный в гнезде, пришел бы в ужас при мысли о таком надругательстве над идеей полета. Но здесь лоснящимися крыльями хлопает полусумасшедший с Нового Рима. Здесь ведь Кроандхенни. Мы не то, чем кажемся.
