Запрещённый приём (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей (книги полностью .TXT, .FB2) 📗
У нас была вода и содовая — мы захватили их из магазина внизу, где кофемашина старалась изо всех сил, пытаясь сварить кофе. Она издавала тихие и печальные звуки, а запах был таким слабым, словно о нормальном кофе в этой гостинице никто не парился. Почти все взяли себе воду. У меня был Powerade (спортивный напиток, у нас продается в обычных супермаркетах — прим. переводчика), потому что на этом настоял Никки. Он также предложил мне протеиновый батончик, от которого я отказалась, но он посмотрел на меня красноречивым взглядом из числа тех, который важные друг другу люди дарили еще до возникновения письменности. Взгляд говорил о том, что я веду себя неразумно, и после того, что произошло в клубе, он был прав. Полезные батончики мне никогда не нравились, а вредные… если честно, вы можете просто слопать сладкий батончик и получить аналогичный эффект, но я взяла тот, что мне дали. Никки развернул обертку с одной стороны и протянул его мне. Теперь он знал, что я не засуну этот батончик в карман, чтобы напрочь забыть о его существовании. Никки слишком хорошо меня знал. Обертка утверждала, что это была вкусняшка с тройным шоколадом, но вкусняшкой она не была, хотя и ужасной тоже. Уж точно не такой ужасной, как очередная потеря контроля. Я откусила еще один кусочек от батончика и глотнула свой Powerade — это помогло. На вкус было как шоколадный торт и напитки из тех, которые разводят в воде на детских праздниках в честь дней рождения… ладно, не совсем так, но я посмотрела на Олафа, сидящего на диванчике, и представила, что потеряю контроль в тот момент, когда он окажется ближайшей ко мне закуской. Батончик я смолотила за считанные секунды.
Олаф глотнул воды и посмотрел на меня. Он как будто ждал, что я что-то скажу. Что я пропустила, пока пялилась в окно?
— Я извиняюсь, правда. Не в моем стиле вот так витать в облаках.
— Пей свой Powerade. — Напомнил Никки.
— Я плотно пообедала.
— Ты недостаточно сегодня ела, Анита.
— Да хватит уже надо мной трястись.
— Ты правда хочешь, чтобы Никки перестал трястись над твоим здоровьем и благополучием? — Спросил Итан.
До меня дошло, что именно я ляпнула.
— Прости, Никки. Я не в том смысле, что хочу, чтобы ты перестал обо мне заботиться. Если забота означает, что ты будешь надо мной трястись, то так тому и быть.
— Спасибо, Итан. — Поблагодарил его Никки.
— Ты на самом деле перестал бы трястись над Анитой, если бы Итан не вмешался? — Спросил Олаф.
— Это был прямой приказ, так что — да.
Олаф дернулся так, что про кого угодно другого я бы сказала, что он вздрогнул. Никогда не видела большого парня таким обеспокоенным.
— Я не могу поверить, что ты счастлив быть Невестой Аниты.
— Спроси ты меня об этом раньше, я бы сказал, что ни хрена я не буду счастлив, но сейчас мне так спокойно. Как я и говорил, я счастливее, чем когда-либо.
Олаф покачал головой.
— Не думаю, что буду счастлив быть чьим-то рабом.
— Он мне не раб. — Возразила я.
Олаф сосредоточил на мне свой тяжелый пещерный взгляд.
— Он вынужден подчиняться каждому твоему слову. У него нет личной воли. Твое счастье значит для него больше, чем свое собственное. Если это не рабство, то я не могу подобрать другого слова.
— Иногда, если любишь кого-то, их счастье становится для тебя важнее своего собственного. — Подал голос Эдуард.
— Тогда любовь — это просто еще один вид рабства.
— Это не так. — Возразила я.
— Это правда не так. — Согласился со мной Эдуард.
— Любовь чудесна. — Заметил Итан.
— Она может быть лучше, чем практически все, что угодно. — Послышался голос Миллигана со стороны стены.
— Лучше, чем находиться на поле боя вместе со своими боевыми товарищами? — Спросил Олаф.
Миллиган улыбнулся.
— Я сказал «практически».
— Была б здесь твоя жена, ты бы по-другому запел. — Подколол его Кастер.
Миллиган покачал головой.
— Нет, не запел бы. Она все понимает. Как раз поэтому мы и женаты уже десять лет.
— Мои поздравления. — Сказал Эдуард.
— Ага, Милли у нас в группе единственный старый женатик. — Подтвердил Кастер.
— Десять лет — это приличный срок для того, кто работал в спецслужбах. — Заметил Эдуард.
Миллиган улыбнулся и кивнул, принимая комплимент.
— Олаф, если для тебя любовь — это рабство, то почему мы вообще затеяли этот большой разговор? — Поинтересовалась я и глотнула свой Powerade. Хотелось бы мне чего повкуснее, но я все равно бы остановилась на каком-нибудь легком напитке.
— Я предлагаю секс, а не любовь. Мы затеяли этот «большой разговор», как ты выразилась, потому что ты боишься заняться со мной сексом.
— И ты меня в этом обвиняешь?
— Нет, но я предлагаю тебе просто секс, а не тот, которым я занимаюсь обычно.
— Что еще за «просто секс»? — Переспросила я.
— Обычный ванильный секс.
— Нам надо прояснить термины. — Сказала я. — То, что для одного — обычная ванилька, для другого будет ухабистой горной дорогой с карамельной посыпкой.
Олаф нахмурился и пригубил свою бутилированную воду.
— Я не знаю, как на это отвечать.
— Некоторые мужчины называют ванилькой секс в миссионерской позе без прелюдии, которым занимаются во имя Господа и зачатия младенцев. — Пояснила Эйнжел.
Олаф поморщился, как будто вода вдруг стала мерзкой на вкус, но, очевидно, это была реакция на слова Эйнжел.
— Нет, нет, это не то, что я имел в виду.
— Вот почему я сказала, что нам надо прояснить термины. — Заметила я и прислонилась задницей к оконной раме, попивая свой почти вкусный спортивный напиток.
— Если наши понимания этих терминов настолько отличаются, то — да, нам действительно нужно обсудить, что означает «ванильный» секс.
— Почему ты так зациклен на ванильном сексе? — Поинтересовалась Эйнжел.
— Возможно, я выбрал не то слово.
Я покосилась на Эдуарда и приподняла брови, надеясь, что он поймет, что мне тут помощь нужна.
— Анита вообще-то не занимается ванильным сексом. — Сказал он.
— Чем она занимается? — Спросил Олаф.
В обычной ситуации я бы потребовала, чтобы Олаф не говорил обо мне так, словно меня здесь нет, но, если честно, я не хотела отвечать на этот вопрос. Я вообще не хотела обсуждать с ним свои сексуальные предпочтения.
— Ну, во-первых, несколько партнеров одновременно. — Начал Эдуард.
— Я знаю, что большинство ее мужчин предпочитает, чтобы в постели с ней находился еще один мужчина. — Голос Олафа звучал неодобрительно, почти с презрением.
— Звучит так, словно все мужики мечтают о том, чтобы, когда они в постели с женщиной, с ними был еще один мужик. — Заметила я.
— Ты хочешь сказать, что это твоя идея?
— Зависит от мужика. Иногда это идея Жан-Клода, иногда моя. Иногда Натэниэла.
— А иногда моя. — Добавил Никки с такой дерзкой улыбкой, что это был почти оскал.
— Ты способен просить о том, чего хочешь? — Уточнил Олаф.
— Ага.
Олаф посмотрел на меня.
— Как это возможно, если у него нет собственной воли?
— Я стараюсь давать Никки столько свободной воли, сколько могу. — Ответила я.
— Она чувствует вину за то, что подчинила меня навсегда. — Сказал Никки. — Так что она правда старается позволить мне оставаться собой.
— Ты социопат и наемник, который брал деньги за пытки и убийства людей. — Заметил Олаф. — Как Анита может позволять тебе оставаться самим собой?
— Я больше не занимаюсь пытками и убийствами за деньги.
— И ты не скучаешь по этому? — Спросил Олаф.
— Не так сильно, как я думал, что буду скучать.
— Чего тебе не хватает больше всего?
— Возможности драться в полную силу, без ограничений, и выбивать дерьмо из других парней.
— Ты же дома тренируешься с другими охранниками. — Возразила я.
Никки покачал головой.
— Это не то же самое, Анита.
— Когда ты говоришь, что хочешь выбить из кого-то дерьмо, ты же не имеешь в виду всякие там смешанные боевые искусства с правилами и рефери? — Уточнила я.
