Сестренки - Пилипик Анджей (книга жизни .txt) 📗
— И какое же преступление я совершила?
Она слегка склоняет голову набок.
— Пользование фальшивыми документами, — выпаливает ее кузинка. — А так же, как мне кажется, применение препаратов, не допущенных к обороту Министерством Здравоохранения…
— Воспользовавшись, хмм… семейной солидарностью, осмелюсь сразу же спросить, не ведется ли против меня официальное следствие?
— Нет. Просто я злоупотребила доверием начальства, чтобы тебя найти… А при случае попала на одного твоего знакомого…
— Догадываюсь, о ком идет речь. И как же выглядит, назовем это так, состояние рода Крушевских?
Катаржина указала жестом собеседницу, затем коснулась ладонью собственной груди и показала два пальца.
— В принципе, совсем никак не выглядит, — сказала она.
В фойе прозвенел звонок. Сейчас начнется следующий акт… Девушки глядят друг на друга. Они уже «обнюхались» и теперь испытывают радость, которую способно дать обнаружение кого-нибудь, кто думает так же, как ты…
— Приходи в гости, — предложила Стася. — Адрес знаешь?
— Естественно. Как тебе будущая суббота?
Та кивнула.
— Хорошо. Быть может, часика в четыре вечера? Приятно было познакомиться.
Второй звонок.
— И который это уже раз? — не выдержала Катаржина.
— «Лебединое озеро»? — сестренка сразу же догадалась про смысл вопроса. — Честно говоря, не считала. Раз, наверное, тридцать… А ты?
— Первый, — спустила та голову.
Улыбка. Спокойная, дружелюбная.
— Тогда беги поскорее, а не то опоздаешь на начало третьего акта. А было бы жаль.
Они расстались.
Снаружи жилище подозрительным не выглядело. Старый, еще довоенный каменный дом, солидная дубовая дверь. Звонок… Катаржина нажала на латунную кнопку. Внутри раздался мелодичный гонг. Растягивающееся мгновение неуверенности. После того, как ее раскрыли, кузинка попросту могла сбежать. И все же — нет. Ключ проворачивается в замке. Двери открылись.
Станислава надела легкое льняное платье. Небольшой серебряный, инкрустированный рубинами крестик, тот же самый, что так замечательно был выписан на портрете, висел на шее. На ногах мягкие домашние шлепанцы. Она не была вооружена. Разве что попытается заколоть длинной шпилькой из своей китайской прически.
— Привет, — хозяйка поцеловала гостью в щеку, — проходи, пожалуйста.
Выходит, закалывать не собирается. Мебель новая, но стилизована под старину. На стене слуцкий пояс от кунтуша [27]… Две скрещенные сабли.
Девушки прошли в небольшую гостиную. Станислава достала коробку длинных, каминных спичек и развела огонь под стоявшим на подоконнике самоваром.
— Чай скоро поспеет, — пояснила она.
Они уселись в кресла. В принципе, говорить ничего было и не нужно. С первой же встречи в театре они почувствовали симпатию друг к другу. Стася чувствовала любопытство кузинки. Она сняла крестик с шеи. Отвинтила верх. Из углубления внутри высыпала на кусочек салфетки с десяток красных кристалликов.
— Философский камень, — сказала она. — Произведенный мастером Сендзивоем из Санока в конце XVI века. Нас было шестеро. Каждый получил одинаковую порцию…
— И с той поры…
— Одну порцию в столетие. Того, что осталось, недостаточно… Время догонит меня. Разве что… — Станислава с сомнением глянула на «родственницу», — разве что ты мне поможешь.
Катаржина удивленно глянула на нее.
— Каким образом?
— Очень просто. В Новом Сонче множество людей встречалось с духом алхимика… Ты понимаешь, что это может означать?
— Он до сих пор жив, — шепнула Катаржина.
— Именно так я и предполагаю. Во всяком случае, еще сто пятьдесят лет назад был жив. И он до сих пор скрывает тайну производства своей тинктуры… Конечно, тот еще был тип, злорадный и паскудный, но, быть может, еще раз он и пожелает поделиться своим изобретением… Нужно его найти и соответствующим образом придавить. Раз уж тебе удалось найти меня…
— У меня имелась зацепка. Твой портрет… А вот в его случае…
— Картину, изображающую Сендзивоя, написал Ян Матейко [28], правда, к сожалению, это всего лишь licencia poetica [29], — буркнула Станислава. — Так что, и вправду, хлопоты будут… Но ты должна его найти. Для меня. Для нас.
— То есть…
— Если добудем запас, присоединяйся ко мне. Будем вместе скакать через века. Одиночество… — Неожиданно на ее лице появилось выражение крайней усталости. Скука от жизни, продолжающейся чуть ли не половину тысячелетия. — Если, конечно же, посчитаешь, что стоит. Ведь нигде не будет возможно пригреть местечко больше, чем на несколько лет. Я брожу по миру, вечно удираю… И гляжу, как человечество постепенно идет псу под хвост.
— Тем не менее, некоторые догадываются… — заметила Катаржина. — Как те тогда, в школе.
— О-о, ты и вправду много обо мне знаешь, — заявила Станислава. — Они не первые и не последние. Четыре раза встречались мне психи с осиновыми кольями…. Если пойдешь со мной, тоже с ними повстречаешься.
— Нужно идентифицировать Сендзивоя… А вот скажи, его философский камень позволяет производить золото?
— Да.
— У ЦСБ имеются концы в учреждениях и банках, торгующих благородными металлами. И если он находится в Польше, он ведь должен с чего-то жить.
— Этого исключить нельзя, — в глазах Стаси мелькнуло удивление и признание. — Думаешь, он всякий месяц изготавливает себе новый брусочек?
— Раз для него это не проблема… Если мои предположения правильные, они могу привести нас к нему.
— Так что, за дело… — улыбнулась хозяйка.
Она открыла бутылку с красным грузинским вином.
— За последующие пять столетий, — очень серьезно произнесла тост Станислава, поднимая бокал.
И сестренки чокнулись.
Миколай Секлюцкий, преподаватель биологии, перелистывает старый телефонный справочник. У рассыпающегося тома, спасенного из макулатуры, нет ни обложки, ни титульной страницы, но, судя по формату, издан он в средине восьмидесятых годов. Многие листы в средине тоже отсутствуют. Но раздел с адресами и телефонами аптек сохранился. Самое простое сопоставление данных дает понять, что около трех десятков храмов фармации за последние пятнадцать лет перестало существовать.
Биолог тщательно записывает адреса. Надевает тяжелые десантные ботинки и кожаную куртку. В рюкзак сует фомку и ножовку по металлу. Проверяет состояние батареек фонарика. Быть может, ему повезет уже в первую ночь?
Над Краковом поднимается прохладный и сырой рассвет. Конец сентября, дождит. Моника Степанкович просыпается на неудобной кровати в одном из детских домов. Серая, ничем не выделяющаяся комната, в которой вместе с ней проживают еще три девушки. Мебель не самая паршивая, но уже хорошо попользованная, подаренная спонсорами. Матрац неровный. Эй это не мешает. За последние несколько лет она уже отвыкла от подобной роскоши. Теперь лежит, вытянувшись поудобнее под тонюсеньким одеялом. Золотистые волосы рассыпались по подушке. Синие глаза задумчиво всматриваются в потолок. Голубая краска на нем уже заметно посерела…
Неудобства, отсутствие личного места и времени, поношенная одежда, которая ей мала где-то на половину номера, никакого значения для нее не имеют. Сейчас главное только одно. Безопасность. Девушка вслушивается в ровное дыхание соседок. Ее здесь не любят, но это тоже неважно. Да, носки узлами завязать могут, но и не прирежут во сне. Вот это как раз отличие весьма приятное. Впервые за очень долгое время девушка наслаждается покоем. Не нужно бежать, скрываться… Здесь никто о ней не слышал. Она анонимна, может спрятаться среди людей, не опасаясь использовать свое истинное имя и фамилию, смело гулять по улицам.
В маленьком бумажнике с календариком лежит поляроидная фотография, на которой двадцать три солдата польского батальона КейФОР. Это храбрые, отважные и благородные люди. Чувство благодарности вовсе не чуждо Монике… Ничего, как-нибудь еще попробует отблагодарить. Но дрожь еще осталась. Каким-то чудом ушла от смерти.
