Исповедь Стража - Некрасова Наталья (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
ГЛАВА 3
Месяц нарвайн, день 8-й
Изучаю ах'энн. Борондир сейчас для меня что-то вроде живого словаря. Но я быстро схватываю, да и язык в основе идет от того же корня, что и квэнья.
Поначалу мне просто было любопытно читать Книгу. Теперь я начинаю задумываться. И не нравятся мне мысли, которые начинают меня временами посещать.
Помоги мне, Единый, разобраться в сомнениях моих. Я не верю в правоту веры Борондира. Но я не могу не признать, что многое в его Книге и в его речах имеет смысл. Особенно если я поменяю местами Мелькора и Эру. А ведь правда — кто знает, как на самом деле было в самом начале? Я привык думать так, он — иначе. И никто не может сейчас ничего подтвердить или опровергнуть.
И еще — ах'энн. Этот язык, будь он проклят. Эллери Ахэ. Неужели все же это было? Но почему не осталось ни намека? Ни отзвука, ни отблеска? Или, может, на самом деле все было именно так, как написано в его Книге? Или вообще все было не так, как думаем мы оба?
И чего мне надо? Может, просто махнуть на него рукой — пусть хоть в рудники отправляют, а Книгу сохранить у себя как любопытный курьез? Постой, что это ты — в рудники? Я до сих пор не знаю, за что его, собственно, схватили. Может, его вообще держат здесь ни за что. Вряд ли, конечно. А может, ему так и так — в рудники?
Что-то мне этого не хочется.
Ночные мысли во время бессонницы — страшная штука. Я задумался о Пустоте — вот она, пожалуйста, пришла и ухмыляется. Нет уж, я тебя сильнее, я — живой. И пока я есть в тебе, живой или мертвый, — тебя нет. Ибо ты — не пуста. То-то. Я умный. Я в Аннуминасе учился.
На другой день я решил устроить себе отдых. Я ночевал дома. В уютной постели. Провалялся до полудня, ответил на кучу писем, после обеда снова спал, затем велел слуге оседлать коня и поехал прогуляться вдоль Андуина. Там, за рекой, стоит Белый Замок моего дальнего родственника Берегонда, Наместника Обоих Королевств, князя Итилиэнского. Мне ужасно захотелось уехать туда, снова ничего не делать, проводя время в беседах с родичем, — а он человек, каких мало сыщешь на свете. Начитанный, умный, веселый и невероятно добрый. Иногда эта доброта даже делает его каким-то беззащитным… Ладно. Все равно мне туда сейчас не попасть. У меня есть мое Дело. Да, дело… Дело, которое пытается расшатать мою веру. Помню, как-то я ненароком спросил у господина Линхира:
— Верите ли вы в Единого и Валар?
Он усмехнулся своей обманчивой улыбкой доброго старого дядюшки и ответил:
— Я верю в Королевство и ему служу, а остальное — дело мое и Единого, и когда мой черед придет, только перед ним я и буду отвечать.
Вот так.
Несколько дней я разбирался с Книгой без Борондира. Вернее, пытался разобраться. Мне во многом помогало его переложение, то, что было в списке, который он так и не закончил. Чтение продвигалось нескоро, но труды того стоили. Я решил читать все по порядку — то есть не сразу браться за Эллери Ахэ, а еще поразбираться в сказаниях о Творении.
Эта страница была обычным пергаментом.
…Кто-то написал наверху страницы одно слово -
ТХАСС — СТРАХ
В ту пору они не были врагами — не было и самого слова «враг». Мир был юн, и не было радости большей для юных богов, чем создавать новое.
…Ауле стоял и смотрел в огонь; перед глазами вставали еще неясные образы нового замысла. Черный Вала неслышно подошел и встал рядом.
— Пламя танцует…
— Ты… что-то видишь в нем?
— Да. Смотри — потрескавшаяся лава похожа на чешую, черную и золото-алую, а языки огня — крылья…
— Как ты угадал? — Ауле был обрадован. — Ну да, конечно! Знаешь — я только сейчас понял до конца, я же только что думал как раз об этом! Но разве живое может жить в огне?..
— Попробуй…
Старший из Айнур задумчиво чертил в воздухе какие-то странные фигуры.
— Что это? — заинтересовался Ауле.
— Танец пламени. Тебе тоже показалось, что это похоже на… письмена…
— Что это?
— Знаки, чтобы записывать слова, мысли, образы…
— Зачем?
— Чтобы сохранять знания. Ведь не все из тех, кто еще придет в мир, будут такими же, как Айнур. Им пригодится. Это будет называться — Къат-эр. Или — Къэртар…
Ни Вала, ни майя не сказал бы — «боги». И человек, писавший со слов Валы или майя, тоже так не сказал бы. Тот, кто писал, считал Валар именно богами — то есть теми, кому приносят жертвы и возносят молитвы в нарочито построенных для поклонения храмах… У нас и наших предков все же не так было. Нигде не говорится, чтобы Валар приносились жертвы и возводились храмы… А вот из «Речей Финрода и Андрет» известно, что до встречи с эльфами, в глубокую старину, у людей было такое. И поклонялись в том страшном храме скорее всего Мелькору. Значит ли это, что и позже Мелькору его последователи поклонялись как богу? Живому богу, который здесь — с тобой рядом, и ты приносишь ему жертвы… Не очень могу представить. Но слово — оно иногда куда как много может рассказать…
Все же это красиво…
…Гибкое чешуйчатое ящеричье тело он создал из огня, меди и черненого золота, крылья — из пламени, а большие удлиненные глаза — из обсидиановых капель. Черно-золото-алое существо с его ладони скользнуло в огненную круговерть, и Ауле ахнул и застыл в изумлении: существо танцевало, и в танце огня он узнавал те знаки, что чертил Мелькор. Основой танца была руна Ллах — Пламя Земли, и он подумал, что танцующая-в-огне так и должна зваться — Ллах.
Ауле счастливо улыбался, глядя на новое существо, представляя себе, как будет изумлен и обрадован Мелькор — он удивительно умел радоваться творениям других… Улыбка так и застыла на его лице, обернулась больным оскалом, когда что-то жгучее, похожее на незримый раскаленный обруч, сдавило его голову. Багровые и черные круги заплясали перед глазами, и со стоном он медленно повалился на землю, без голоса шепча — «за что, за что, за что…»
«Этого не было в Замысле».
Больше он уже ничего не слышал.
— Ауле… брат мой! Что с тобой… Очнись… что с тобой?!
Глаза цвета темной меди с крохотными точками зрачков. Неузнающие. Слепые. Мертвые.
Он приподнял Ауле — тело Кузнеца безвольно обвисло на его руках, — сжал его плечи, заглянул в глаза, повторяя, как заклинание: «Очнись…»
Медленно, медленно взгляд Ауле становился осмысленным, но теперь в его глазах появилось новое выражение — страха, всепоглощающего безумного ужаса.
— Что с тобой случилось? Тебе больно?
— Больно… — бессмысленно-размеренно, по слогам. — Значит, это и есть — боль. Я так больше не могу. Не могу.
Он повторял эти слова бесконечно — ровным неживым голосом, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. И Мелькор начал понимать, что произошло.
— Это… из-за твоего замысла? Руки Ауле дрогнули:
— Этого не было в Замысле. Этого не должно быть.
— Брат!..
Мелькор сильно тряхнул его за плечи. Ауле отчаянно замотал головой — и вдруг сбивчиво и горячо зашептал:
— Не могу это видеть, больно… Не хочу убивать… это ведь живое, — я умоляю тебя, сделай что-нибудь, ведь заставят уничтожить — это не должно существовать, а я не хочу, не могу…
— Идем со мной. Увидишь, у меня достанет сил защитить тебя.
— Нет, не поможет, ничего уже не поможет… я не хочу, чтобы — снова, чтобы так стало — с тобой… ты же не знаешь, как это больно… Поверь мне… знаю, ты сильный, ты знаешь и умеешь больше нас всех…
«Ты» — и «мы все». Это было странно и болезненно — Мелькор еще не отделял себя от всех.
— …но он сильнее… я прошу тебя, Мелькор, брат мой, — покорись. — С каждым словом в глазах Ауле все яснее читался — тот, недавний, непереносимый ужас, он говорил все быстрее и быстрее, захлебываясь словами: — Или — уходи, прячься, огради себя — пойми, все, все будут против тебя, все, даже я — да, да, и я тоже, потому что я не выдержу, не сумею — против всех, пусть ты проклянешь, пусть будешь презирать, но мне страшно, я знаю, что это — страх, я знаю, знаю, я понимаю все, но — останусь с ними… уже все равно, нет меня, пойми, нет, это — только оболочка, а в ней — ничего, кроме страха, нет; ты не поймешь, ты не знаешь, что это… А потом, когда-нибудь, — тебе не хватит сил, так спеши творить, ты все равно не умеешь по-другому, потому что тебя все равно настигнет эта кара, ты погибнешь, но все равно — пока можешь…
