Аленький цветочек - Разумовский Феликс (е книги .TXT) 📗

И Скудин, и Звягинцев об этом знали. Знали (не слепые же!) и о совершенно хулиганских приготовлениях своих подчинённых. Но друг с другом об этом не говорили и вообще делали вид, будто ничего не заметили. Хотя оба собирались в случае чего брать вину на – себя.

Андрей Александрович Кадлец, заместитель директора по общим вопросам, ходил на работу с серебристым кейсом ужасно авторитетного, ну прям-таки сверхсекретного вида. С пятизначным цифровым замочком. По непроверенным слухам, швейцарского производства. Скажи кому: «ядерный чемоданчик», – поверят. Что он в нём такого стратегического таскал, оставалось неведомо никому. Списки мётел и швабр? Документацию на унитазы?..

Ровно в шестнадцать сорок пять долговязый Веня Крайчик взял на руки Кота Дивуара и подсадил его в вентиляционное отверстие, загодя освобождённое от решётки. Кот принял свою долю как должное и по-деловому устремился вперёд.

– Бду, бду, бду! – напутствовала его Виринея. Её голова в нимбе рыжеватых волос уже склонилась над окулярами, в которых дёргалась и качалась картинка с «рыбьего глаза» маленькой видеокамеры. Альберт негромко диктовал маршрут, стоя рядом с листом бумаги и – для страховки – с ворохом синек. Кот Дивуар галопом мчался по воздуховоду. Его целью был замдиректорский кабинет. Кот знал это даже и без подсказок зеленоглазой Богини, чей голос звучал из крохотного динамика возле его уха.

Виринею же интересовало одно. Совпадут ли пять цифр, которые в итоге выдаст послушная техника, с теми, что она выудила, так сказать, прямо из головы Кадлеца нынче угром на проходной? Или не совпадут?..

Едва «Волга», уйдя с Московского, проехала полквартала, как двигатель стал троить, потом дёргаться… и наконец заглох. Самым бесповоротным и решительным образом.

– Смотрите-ка, Иван Степанович! Даже до перекрёстка не дотянули… – Невозмутимый Федя включил поворотник и, пользуясь инерцией тяжёлой машины, начал прижиматься к поребрику. – А раньше только иномарки здесь глохли, помните?

Скудин молча кивнул.

«Волга» одолела ещё с полсотни метров и остановилась…

Есть анекдот. Страдающий депрессиями мужик приходит к своему психиатру. «Доктор! – говорит он в восторге. – Вы представляете, сегодня я уронил бутерброд, и он шлёпнулся на ковёр… маслом вверх!!!» – «Э-э, батенька, – печально говорит врач, – это вы его намазали не с той стороны…» Ну так вот, нынче пресловутый закон бутерброда был явлен во всей красе. Исчерпав инерцию, «Волга» замерла посреди лужи. И какой лужи! По мостовой текла дымящаяся жидкость, в воздухе явственно отдавало сортиром. Где-то неподалёку прорвало магистраль…

– Ну такую мать! – Федя повернул ключ зажигания, надеясь выехать «на стартёре»… всё тщетно. Стартёр, как и двигатель, был бездыханно мёртв. Заодно с ними, по-видимому, накрылся и весь закон электромагнитной индукции.

– Ладно. Я ненадолго… – Придерживаясь рукой, Скудин завис на порожке машины, потом оттолкнулся так, что «Волга» присела и закачалась. Выпрыгнул на сушу и, не оборачиваясь, пошёл по направлению к пожарищу.

Посмотрев ему вслед, Федя обречённо вздохнул и, потянув носом воздух, сплюнул в окошко. Потом поднял стекло. В приёмнике, как и следовало ожидать, вместо радиостанций немузыкально шуршали помехи. И впереди маячила перспектива толкать машину из говённого разлива… «Ну и зарасти оно всё лопухами». Федя поудобней устроился на сиденье, всунул руки в рукава, потому что «Волга» необъяснимым образом выстывала, и принялся ждать. Ради Ивана Степановича он был готов и не на такое.

А Иван шёл по пустынной, словно вымершей улице и чувствовал себя неуютно. В точности как на мушке у снайпера. Ни прохожих, ни машин, ни светящейся мишуры киосков. Только мусор на асфальте, жухлая трава газонов да порванные, кое-где провисшие до земли провода. Всё какое-то блёклое, безрадостное… И осень тут по большому счёту была ни при чём.

Зато бетонная изгородь вокруг сгоревшего института пестрела всеми цветами радуги. Лозунги, призывы, политические бредни… свидетельства неудовлетворенных желаний… Скудин читать их не стал. Развернув целлофан, вытащил нежно-лососёвую розу и бережно опустил цветок в щель между каменными секциями забора. Глаза его непроизвольно отыскали окно, чёрную безжизненную пробоину на закопчённом скелете фасада. Окно, в которое когда-то смотрела Марина…

– Спи, родная… жди меня. – Иван вздохнул, собираясь возвращаться к машине… и тут ему вдруг показалось, что контуры здания начали расплываться, терять незыблемую железобетонную чёткость. Так бывает, когда на глазах слезы, но он-то и не думал пускать слезу! «Что за хрень?!» Скудин, выругавшись, моргнул, и башня сразу сделалась привычной, вновь превратившись в угловатый пятнадцатиэтажный огарок. Остов, сделанный из особо прочного бетона и бронированного стекла и оттого частично устоявший перед огнём… «Никак уже глюки пошли?» Иван тронул влажную плиту, почувствовал шероховатость бетона, с облегчением вздохнул… и вдруг услышал человеческий голос.

– Эй, а это кто там нужду в общественном месте справляет? Вот я тебя сейчас по мелочи!!! [154]

Орали с противоположной стороны улицы. Хриповато, начальственно. С некоторой долей иронии. Тембр голоса, артикуляция и интонация показались Скудину знакомыми. Усмехнувшись, он не торопясь повернулся… Он уже знал, кого конкретно увидит. И точно. Участковый майор Собакин был пьян ещё со вчерашнего, но улыбался и приветственно делал Скудину ручкой. На плечах его красовались новенькие капитанские погоны. «Капитанские?..»

– А я тебя сразу признал, даже со спины. – Милиционер перешёл улицу и протянул Скудину цепкую короткопалую ладонь:

– Ну, давай краба, гад ты ползучий, несчастье всей жизни моей.

Сказано это было с такой естественностью и прямотой, что Кудеяр, давно, кажется, отвыкший удивляться каким-либо человеческим проявлениям, не удержался:

– А чего это ты меня за гада-то держишь?

– Не «держу», ты и есть гад ползучий, – Собакин вызывающе оскалился в дружелюбной улыбке и начал обосновывать свою точку зрения. – Ты мне двух клиентов подкинул? Скажешь, не ты? Говорил, подполковника отвалят и начальником отдела сделают? Говорил! А они, едрёна вошь, депутатскими помощниками оказались. Слыхал, может, Хомяков такой? Всё за науку радеет?.. А потому мне за них отвалили не подполковника, а звездюлей. Вот, сделали капитаном… Хорошо, не педерастом. Клавдии Киевне через это дело не смею на глаза показаться, боюсь, презреет меня… Ну не гад ты ползучий после всего, а?