Каждая мертвая мечта - Вегнер Роберт M (первая книга TXT) 📗
В таком состоянии годы назад его отыскал Эаргон-лот-Менхе, Четвертая Крыса Норы, во времена Великой Войны с се-кохландийцами. Вернее, в таком состоянии ему представили Люво. Худого мальчишку — невозможно было угадать его точный возраст, — плакавшего и скулившего, едва ему сняли повязку с глаз. Но сумевшего слово в слово повторить содержание разговора, который он слышал, когда ему было пять лет, перемножить в уме восьмизначные цифры и разложить триста предметов в правильной последовательности, даже когда он успел всего лишь один раз взглянуть на них.
Задания. Они стали единственным, что в те времена удерживало его разум и не давало распасться на куски. Он должен был получить задание и выполнить его. Иначе окружающая реальность побеждала, а цвета, запахи, звуки и формы начинали атаковать его со всех сторон, придавливали, пытались затолкать в маленькую, тесную комнатку его головы и затворить в ней навсегда. Это лот-Менхе приказал самым умелым алхимикам и медикам Империи составить для него лекарство, микстуру, которая позволяла миру становиться серым, стерильным и тихим, но одновременно не сдерживала важнейшие умения разума Люво-асв-Нодареса: умения справляться с заданиями. Но он не мог пить его постоянно, поскольку побочные эффекты, такие как бессонница и понос, могли его убить. Так что он принимал лекарство, только когда его ожидала напряженная работа или когда он готовился выходить в люди.
Среди ближайших к нему персон только Второй и император знали об этой тайне. Псарню удалось убедить, что Люво употребляет легкие наркотики, чтобы подстегивать разум, благодаря чему Эвсевения относилась к нему несколько легкомысленно. Зато императору Первая Крыса мог доверять, пока оставался для него полезным — по крайней мере, так следовало из холодной аналитики Люво. Сейчас его отстранили от важных дел — но даже это было заданием, требующим от Люво использовать свой интеллект в полной мере. Салурин же проявлял слишком сильную подозрительность ко всему миру, чтобы выдать кому-то его секрет, предпочитая придерживать оный про запас, «на всякий случай».
Люво потянулся в кресле и раскрыл глаза. Чернота полок уже сделалась серостью темной, белизна книг — серостью светлой. Свет, вытекавший сквозь матовые стекла ламп, был нейтрален и равнодушен — ни теплый, ни холодный. Луво встал, принюхался: никаких запахов; причмокнул: вкус ванили и орехов исчез. В эту минуту он мог бы выпить кубок меда и кубок сока квашенной капусты — и не сумел бы сказать, что из них что. Ну, может, разве что мед все равно был бы гуще.
Его сознание даже подпрыгивало от нетерпения.
Еще минута, сперва требовалось закончить несколько дел.
Он потянулся к тайнику под креслом и вынул большую бутылку с лекарством. Наполнил и старательно закрыл фарфоровую фляжечку, после чего поставил оба сосуда на место. Это была порция, соответствующая его возрасту и весу, он уже много лет самостоятельно рассчитывал ее. В своих комнатах у него имелось несколько тайников с микстурой, а еще он всегда носил две бутылочки с собой. Каждая обеспечивала его пятью-шестью часами спокойствия, каждая была на весь золота.
Он потянулся и прошел в третью комнату своего царства, где чаще всего работал, читая рапорты и анализируя новости, собранные Норой. Это было его место и его жизнь. Эаргон-лот-Менхе стал его избавителем и наставником, мастером и богом, предложив ему работу во внутренней разведке. Благодаря этому мозг Люво регулярно получал задания, а задания для него были всем.
Чтобы войти в эту комнату, Первая Крыса всегда принимал лекарство, поскольку это помещение представляло собой царство хаоса. С порога открывался вид на огромный стол, заваленный документами, и на стены, к которым прикреплены сотни бумажек, рисунков, рукописных примечаний, портретов людей, богов или просто черных пятен, обозначающих неизвестных. Между всеми этими листками бежали линии, созданные из разноцветных веревочек или начертанные поспешными движениями трясущихся рук. Его разум порой требовал молниеносно принимаемых решений.
Люво встал под стеной, центр которой занимало красное пятно, абы как поставленное на листке бумаги. Ана’бог, существо, рожденное из тысяч людей, связанных одной целью, для которых осью и сутью становилась душа несчастного. Крысы все еще немного знали о таком, чтобы делать какие-то конкретные выводы. Казалось, что сведения создателей Великого Кодекса, который описывал большую часть правил о религии и магии в Империи, были глубже и шире, но во время первых ста лет войн с религиозными фанатиками, владевшими континентом, когда Меекхан выковывал свою силу, множество оригинальных документов пропали или оказались уничтожены. Их же копии часто содержали противоречивую информацию.
В любом случае, это было одно из его заданий. Раскусить, какая сила стояла за событиями на Литеранской возвышенности и в Понкее-Лаа и что связывает их с восстанием рабов на Дальнем Юге. Тут и там присутствовали схожие черты, которые он не мог проигнорировать. Везде царило насилие, опирающееся на религиозные мотивы. На востоке верные Лааль Фургонщики сшиблись с почитающими Галлега се-кохландийцами, в приморской метрополии матриархисты встали против реагвиристов, причем — из самого фанатичного их крыла, а на юге кто-то попытался втянуть Владыку Огня в войну с Великой Матерью.
Хотя в упомянутых событиях дважды проявлялись почитатели Баэльта’Матран, Люво уже отказался от мысли, что это специальная атака против них — направленная на Империю. Но пока что он не делился этим выводом с императором, ведь тот наверняка захотел бы получить четкие доказательства, а их Первая Крыса не имел. Но знал, что матриархисты слишком многочисленны и разбросаны по всему миру, а потому, если бы некто искал религиозного конфликта, то попадал бы на них чаще, чем на остальных. Нет, тут дело в чем-то другом. А ему не хватало знания, не хватало информации.
На столе лежало несколько свежих рапортов с востока, в том числе и от шпионов, находящихся в самом Золотом Шатре, но Люво решил, что заглянет в них через некоторое время. Глядя на пятно красноты на стене и окружавшие его бумаги, он чувствовал, что нечто все еще ускользает от его внимания. Какая-то важная подробность, что соединяет все в логичное целое. Религия и война, кровь, смерть и неизбежное страдание, чтобы умирающее тело открылось для окружающих душ и начался процесс возникновения ана’бога… Но зачем? Для пантеона, да даже и для большинства местных племенных божков такое существо представляло бы если не угрозу, то по крайней мере серьезные проблемы.
Из того, что знал Люво — а у него имелся доступ к по-настоящему запретному знанию, — в большинстве случаев ана’бог был сущностью, лишь наполовину сознающей себя, обычно неспособной к логическим поступкам. Он странствовал, а скорее — буйствовал по миру как разрушительная сила и часто распадался на отдельные сущности, когда составляющий его конгломерат духов оказывался не в силах сохранять единство. Зачем бы тогда кому-то пытаться его создать? На востоке это почти удалось, если бы ту малышку не сняли с крюков — были бы проблемы.
А в Понкее-Лаа? Люво взглянул на листок, на котором с десяток дней назад он сам написал дрожащей рукою слово «стержень». На Литеранской возвышенности стержнем для молодого ана’бога стала Кей’ла Калевенх, верданнская девочка, а в портовом городе? Тут события обладали несколько иной — но одновременно очень схожей структурой. Схватки в городе достигли кульминационной точки, когда обе стороны уже готовились вцепиться друг другу в глотку и отослать тысячи душ… а собственно, куда?
Кем был тамошний стержень, готовый их поглотить? И не смерть ли (а может, конец страданий) этой персоны сделала невозможным возникновение полубога и прекратила религиозные стычки? Не потому ли те закончились так быстро? И кто же — согласно этой логике — станет стержнем на Дальнем Юге? И, прежде всего, зачем этот кто-то хочет призвать к жизни ана’бога?
Люво уже некоторое время перестал задавать себе вопрос «кто?». Для него было пока что рановато, слишком много потенциальных игроков за столом, слишком много интересов переплелось. Это задание придется выполнять последовательно; только когда он найдет ответ на вопрос «зачем», можно будет спрашивать «кто». А потом…
