Аленький цветочек - Разумовский Феликс (е книги .TXT) 📗
Подумав про Глеба, Кудеяр даже остановился и зло топнул по асфальту ногой. Не каркай, гад, не каркай, не смей!.. Чтобы Глебка вот так запросто позволил какой-то нечисти себя загубить?!! Да он сам – Мутант, он сам – Вирус, он сам всегда говорил, что его зараза сильней!.. И Женька Гринберг костями рассыплется, а положит его в лучшую клинику, с врачей шкуры спустит и сам последнюю рубашку продаст – а Глебу всё мыслимое и немыслимое, что может потребоваться, обеспечит…
Так говорил себе Скудин, старательно не давая звучать колоколу обречённости, глухо звонившему в потёмках души, и стремительно шагал вдоль шоссе по велосипедно-пешеходной дорожке. В нормальную погоду здесь можно было встретить любителей дальних прогулок и бега трусцой, велосипедистов и неутомимых собачников. Однако ветер и холодный дождь всех сделали домоседами – до самой площади Победы Иван не встретил на дорожке ни единой души. Спускаясь в метро, он поймал несколько сочувственных взглядов и только тут ощутил, что полностью вымок. Ну и чёрт с ним. Десять пройденных километров всё-таки сделали своё дело. Иван размялся, и, как это бывает, его мысли вырвались из горестного круга, и даже колокол обречённости начал понемногу смолкать. «Может, в самом деле ещё всё обойдётся…»
В полупустом вагоне метро гулял зябкий сквозняк. Кудеяру вдруг захотелось жестоко простыть, заболеть и лечь помирать рядом с Глебом. «Мысль вызвала кривую усмешку. Он знал, что этого не случится. Доехав до „Проспекта Просвещения“, Скудин поднялся наверх и опять же пешком, игнорируя трамвай, потащился к себе на Тимуровскую. Милый дом встретил его вонью подъезда, выломанной дверцей почтового ящика и крупно намалёванным призывом: „Русский, бей кавказца!“». Попадись Ивану автор этого лозунга, он сообщил бы пачкуну, что слово – не воробей, и предложил бы для начала поколотить служебную кавказскую овчарку с пятого этажа. А потом – чемпиона города дзюдоиста Чесебиева с четвёртого. Или наоборот…
В квартире царил несколько пыльный, но всё же порядок. Даже серебряный череп гиббона никто не упёр. Иван забросил в угол рюкзак, переоделся в сухое и первым делом отправился к соседке снизу, сердобольной старушке, согласившейся на время его отсутствия присмотреть за Жириком.
– Уж ты забирай его, батюшка, побыстрее, – сказала Скудину соседка и, плюнув, троекратно перекрестилась:
– Да рази ж это у тебя птица Божия? Как есть Навуходоносор с клювом! И матерится, и дерьмо своё, то есть кало, гребёт нещадно и на стороны мечет. Меня костерит, кошку костерит, невестку кроет по-чёрному! Да мы-то что, мы уж ладно, так ведь внучка моя, она ж вообще девочка нецелованная, ей такое и слушать-то несовместно…
Имелась в виду та самая «фройляйн Ангелика», что загорала на балконе без лифчика и чьи костлявые ключицы оскорбляли мужские чувства Ивана.
– Спасибо превеликое, Дарья Дмитриевна. – Кудеяр, смущаясь, взял клетку с попугаем и начал поспешное отступление. – Не держите сердца, пожалуйста. Он не со зла…
– Не со зла, не со зла! – Жирик на прощание подкинул помёта и дружески махнул крылом:
– Старая сволочь! Старая сволочь!
– Я тебя, гад! – Скудин так тряхнул клетку, что попугай испуганно поперхнулся.
– Да ты, батюшка, так его заикой оставишь, – тотчас вступилась за квартиранта старушка.
– Извините ещё раз, Дарья Дмитриевна, – смиренно покаялся подполковник.
Жирик обиженно нахохлился и для разнообразия промолчал. Поднимаясь к себе, Кудеяр совестливо косился на пернатого матерщинника: «Может, я его действительно..?» Он представил, как будут выглядеть различные перлы словесности в исполнении попугая-заики, и ему стало смешно.
Следующий визит его был к соседу сверху, морскому капитану в отставке, взявшему на. себя заботу о декоративной крысе Вальке.
Вот тут его ожидало настоящее потрясение. Животное, приветственно потянувшееся к нему из коробки, было, вне всякого сомнения, Валькой. Но, Боже правый, до чего изменившейся! Во-первых, бывший подводник так её откормил, что она сделалась как минимум вдвое крупней прежнего. Во-вторых, крыса по какой-то таинственной причине перелиняла, капитально сменив масть, и из нарядной декоративной превратилась в самую классическую чёрную, холерно-чумную. А в третьих… Вальку окружал многочисленный приплод, и бусинки смышлёных глаз крысы блестели материнским счастьем.
– Ты, Иван Степаныч, не серчай, не доглядел я. И где только кавалера нашла?..
Подводник был лысый, как колено. Он жил бобылём, деля квартиру с отставным корабельным котом. С того же атомохода и тоже лысым. По словам капитана, кот был особой голой породы – «донской сфинкс», а что касается его самого, то у них в роду все мужчины рано лысели. Так что пресловутая радиация была решительно ни при чём. «Ну да, верю я тебе, как же. Сам небось в темноте светишься, вот и Вальку мою облучил…»
– Не иначе, кавалера ей твой кот в зубах приволок. – На полном серьёзе чувствуя себя дедушкой, Иван поблагодарил подводника и, уже окончательно попав домой, основательно забрался под душ – слава Богу, горячая вода не пульсировала и была нормального, без преобладания ржавчины, цвета. Кудеяр мылся долго и с наслаждением. Потом отварил пельменей, поел, разобрал вещи, вытер пыль, почистил клетку Жирику… Старательно загружал руки, чтобы думать поменьше. Получалось плоховато. Запустив стиральную машину, Кудеяр вернулся на кухню и включил телевизор. Будем развлекаться.
По первой программе передавали новости: «Убили… взорвали… теракт… резня в Македонии…». Иван хмуро надавил кнопку дистанционника. Зазвучал женский эквивалент «козлетона»: по второй программе шёл сольный концерт киноактрисы Сидоровой. Скудин, ни эстрадой, ни кино вообще-то не увлекавшийся, конкретно Сидорову не любил до смерти и не мог взять в толк, кто первый придумал; будто она – большая актриса. Не говоря уже о певческих данных.
Третья программа осчастливила его мыльным сериалом. «Ты знаешь, Ракель, твоего Альберто вчера видели в ресторане с…»
И вот так – все четырнадцать каналов, чтоб их разорвало. Только на одном Ивану попался древний, очень милый советский мультфильм. Да и тот кончился через минуту.
