"Фантастика 2023-143". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Кликин Михаил Геннадьевич (книги txt, fb2) 📗
– Нет, Эва. Мы разные. Я и мой народ… Сложно объяснить. Меня тянет к ним, тянет домой со страшной силой, и не только потому, что я должен возвращаться. Но каждый раз, вернувшись, я не нахожу себе среди них места. – Мастер меча трет переносицу, отводя взгляд, и ощущение неловкости наваливается на меня с еще большей силой, отчего я снова накрываю голову руками, утыкаясь лбом в стол. – Не грусти, принцесса. Каждый из нас на своем месте, что бы ты там себе ни придумывала. – Харакаш легонько постучал мне пальцами по рукам. – Слушай, мы нашли следы нашего чародея. Они появились в сорока пяти шагах от деревни. Там кровь, не то чтобы много, но есть, и чуть подтаявший снег. Он появился, упал, пролежал десятка три ударов сердца, после чего встал и пошел. Кровь перестала капать через пятнадцать шагов, сами шаги к этому времени стали менее тяжелыми. Я прошел за ним шагов тридцать, после чего вернулся.
– Он залечил рану и, видимо, старается тратить Ато как можно меньше. Он практически раздет, на улице не жарко, так что каждую крупицу силы он будет беречь для сохранения собственного тепла.
– Раньше времени не сдохнет? – Харакаш задумчиво покосился на обглоданные гусиные кости, потом, встав, принялся убирать со стола, складывая объедки обратно в корзину.
– Надеюсь, что нет. – Я поежилась. Мне совершенно не хотелось в один момент обнаружить в конце следов присыпанное снегом окоченевшее тело.
Островитянин, неопределенно поведя плечами, ловко завернулся в свое пончо.
– Тут под домом с обратной стороны сука живет. Кажись, ощенилась недавно, да щенки передохли все от холода, ни одного не нашел. И выбрала ж время… – Голос Харакаша звучал скрипуче, недовольно и укоризненно. Однако он медлил, так и не выйдя из дома и вынуждая меня поднять взгляд. – Пойдешь?
Несколько раз глупо моргнув, я кивнула, схватила свой плащ, закалывая его фибулой на ходу, и выскочила из дому следом за островитянином, уже на улице подтягивая завязки стеганки.
Мы обогнули дом, пройдя по огороженному забором внутреннему двору туда, где скрывался хозяйский огород, сейчас засыпанный снегом, и деревянная добротная сарайка с отдельным входом.
– Кто бы тут ни жил, скота им не оставили. Альвин поставил туда Гаратэ. Сена там вдоволь, места ему и того больше, да и щелей в стенах нет… Осторожнее, она не особо добрая. Эй, тью-тью-тью! – Островитянин перехватил корзину в левую руку, придержав меня правой за локоть, и я увидела, что из-под дома выглядывает рыже-черная, скалящая клыки собачья морда, которую переливистый свист Харакаша, казалось, только раззадорил.
Островитянин сделал еще пару шагов в ее сторону, опустился на одно колено и бросил к морде первую кость.
– Жуй, злыдня, когда тебе еще перепадет… – Собака, поведя носом, скалиться не перестала, но медленно, настороженно потянулась вперед, показывая тело. Харакаш верно заметил положение суки – отвисшие соски явно намекали на то, что у той не так давно были щенки. Но сама собака была настолько тощая, что ребра определялись даже через свалявшуюся средней длины шерсть.
Выбравшись из-под дома и припадая животом к земле, зверюга добралась до кости и, схватив ее, сдала задом, делая пару шагов назад, закрывая своим телом нору под домом. Пока сука жадно дробила неожиданное угощение, что одно за другим подкидывал ей Харакаш, я прислушалась.
Когда-то давно в нашем дворе появилась сука. Она была маленькой, толстой, до смешного неказистой, лопоухой и коротконогой. А еще удивительно доверчивой для уличной собаки. Мы, позабыв всякую вражду, что имелась у дворовых детей, таскали ей из дому кашу и куски зачерствевшего хлеба, которые размачивали в воде. А потом наша толстая подружка оказалась не толстой, а беременной, и узнали мы об этом, найдя ее однажды с пятью хвостатыми колбасками у живота. Щенки попискивали, тыкая слепые мордочки в брюхо своей мамки, вызывая волны умиления и жалобное «мам, давай возьмем домой, когда подрастут» у всей детворы. Та история закончилась хорошо: когда щенки подросли, их действительно разобрали местные жильцы. Забрали и их мать.
Но сейчас, смотря на тощую, напряженную собаку, что давилась костями, я, прислушиваясь, слышала только треск от ее челюстей.
Однако же она что-то закрывает под домом…
Легко перейдя на второе зрение, я охнула, потом тихо выругалась, возвращаясь к нормальному.
– Харакаш, под домом ребенок, не младенец, но совсем маленький, и щенок, кажется. – Я сделала шаг в сторону дома, и собака, тут же забыв про еду, оскалилась, напружинилась и приготовилась атаковать.
Мастер меча, хмыкнув, встал.
– Надо вытаскивать, раз нашли. Отойди, я схожу за топором и вернусь. – Он уже развернулся, но я вцепилась в его руку.
– За каким топором? Зачем?
– Эва, она не даст нам подойти. – Островитянин принялся отцеплять мои пальцы от себя. Я вцепилась еще крепче.
– Так нельзя! Она их защищает, нельзя ее за это убивать!
– Найдешь другой способ? – Харакаш выгнул бровь, поглядывая на меня с интересом.
Я заозиралась, надеясь найти что-то, что поможет отогнать собаку, но, как назло, ничего на глаза не попадалось.
«А как действуют Песни на животных? Ведь можно…» – Только подумала, как голову вдруг словно сжало ледяным обручем на мгновение, выбивая из меня резкий вздох. Появилось воспоминание, обрывок разговора с кем-то, как будто очень близким.
«Все заученные нами Песни – не более чем костыли…»
– Эва? – Я подняла ладонь, призывая Харакаша замолчать и не сбивать меня с внезапного воспоминания, но оно истаяло, словно дым. Только эти слова, сказанные мягким, наполненным горечью голосом, остались в памяти.
Комтур использовал «Песнь Принятия», и в ней было только одно слово, тогда как в молитвеннике целые стихи. И «Песни Принятия» в нем нет. Что, если те символы, что я не смогла расшифровать на полях, это и есть подсказка к самому глубинному принципу работы этой божественной магии? Странное ощущение… В моей голове словно есть целая библиотека, собранная чужими руками, а я потеряла ключ от двери… Что случилось там, под Алой крепостью? Я все-таки нашла то, что искала? Или кого-то?
Головная боль вдруг усилилась, ледяная, звенящая, заставив меня покачнуться и опереться всем весом на островитянина, что обхватил меня за пояс.
– Эва, ты в порядке?
– Да-да, просто… Я кое-что вспомнила. Дай мне попробовать, хорошо? – Я глубоко вздохнула и отстранилась от мастера меча, сделав несколько шагов вбок, после чего медленно опустилась на одно колено, стараясь не делать резких движений, и вытянула правую руку в сторону собаки.
– Усни! – Струна на грани сознания запела столь легко и громко, что я вздрогнула, пугаясь и тут же давая ей затихнуть. Животное напротив меня тряхнуло головой, на миг перестав скалиться, но потом снова ощерилось, топорща загривок и следя за мной немигающим взглядом.
Я сделала глубокий вдох. Ледяные тиски не отпускали, но вместе с тем в голове появлялись мысли столь стройные и четко сформулированные, что они, казалось, не могли принадлежать мне. Но принадлежали. Словно дверь в ту библиотеку приоткрылась и чья-то рука дала мне почитать умную и так необходимую в этот момент книгу. Важно не столько само слово, сколько то, что я в него вкладываю. Слово тоже костыль, спусковой механизм. Форма… Стихи для того и нужны, чтобы настроить на нужный лад, дать прочувствовать то, что в них заложено, и, умножившись, выйти в потоке Ато…
Я встретилась взглядом с собакой. И представила, как вокруг вместо снега все укрывает шелковистая трава. Как ласково пригревает весеннее солнце, а где-то в вышине поет пичужка. Как теплый ветерок едва касается собачьей шерсти, дразня нос ароматом выпечки, что делает хозяйка в доме. Как тяжесть от сытого брюха тянет к земле, лечь, закрыть глаза, вздремнуть…
– Усни… – Храмовое наречие звучит ласково, певуче. Я не приказываю, я предлагаю отдаться сладостной неге. – Усни… Там хорошо. Там тепло.
Тихий гул струны, неизменно сопровождающий всякий мой опыт взаимодействия с храмовым наречением, сейчас напоминал гудение шмеля. Мягкое, тихое, такое же бархатистое.
