Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
— А что, Хельг стреляет хуже Винцента?
— Конечно! Викинги презирают стрелы, считают их оружием трусов. Сам посуди — они захватили с собой всего один арбалет, да и тот, наверное, случайно. Где ему было научиться? Какой он стрелок после этого?
— Н-да… Оба могли стрелять.
— И оба могли промазать.
На этом месте спор как-то внезапно утих.
— Значит, мы ни к чему не пришли, — подвел итог Жуга.
— Значит, ни к чему, — вздохнул Тил.
Они переглянулись.
— А может, просто поговорить с обоими? Так, невзначай.
Хансен покачал головой:
— Они наверняка ничего не скажут. Ни тот, ни другой.
— Кто знает, — хмыкнул Телли, — может быть, стрелявший выдаст себя тем, о чем промолчит.
Жуга задумался.
— Не так глупо, как кажется на первый взгляд, — признал он наконец. — Но я за это не возьмусь. Какие-то они спокойные оба, что Хельг, что Винцент, словно бы и впрямь знать ничего не знают. Убийцы так себя не ведут, если стрелял кто-то из них, он был бы сейчас настороже, следил за нами, что ли… Не знаю, как вам, а мне все это чертовски напоминает эту самую… пиесу Вильяма. И задача та же — как не наказать невинного. По-моему, мы совсем уже запутались, кто друг, кто враг, кто просто так. Кстати, Тил, что там нового на доске?
Телли нахмурился и молча потянул из мешка игральную доску. Жуга уселся поудобнее. Соображалось туго — у него с утра сегодня снова разболелась голова. Он с силой потер ладонью лоб, виски, вздохнул и покачал головой.
— Этот выстрел у меня уже в печенках сидит, — признался он. — Ночами не сплю. Может, черт с ним, а? Может, мы и впрямь обознались? Может, мы вообще не правы?
Хансен пожал плечами:
— На логику не всегда можно положиться. Хотя в одном ты прав — убийцы так себя не ведут.
За холодами и тяжелой работой они давно уже не вспоминали об игре, и это натолкнуло травника на определенные размышления. Жуга не раз настаивал на том, чтоб поделиться с Хансеном их догадками, но Тил был непреклонен. Тем не менее даже он счел разумным рассказать Хансену про ход дракона, про ладью и все другие странности игры.
— Ладья? — Хансен нахмурился. — Я сразу не могу сказать, мне надо подумать. А что до дракона… Ты ничего мне не рассказывал про пустыню.
— Мне это тогда не казалось важным, — уклонился от ответа Тил. — Так что ты думаешь?
— Ты знаешь, что такое рокировка?
— Рокировка? — Телли поднял бровь.
— В обыкновенных шахматах так называется королевский прыжок. Быть может, в АэнАрде дракону тоже разрешается делать что-то подобное, хотя бы раз за всю игру. Я не знаю всех правил.
— Как это делается?
— Король уходит на две клетки, и прикрывается ладьей. А после… — Тут Хансен вдруг осекся и нахмурился. — Погодите-ка, погодите… Сдается мне, я кое-что начинаю понимать. В некоторых странах шахматная ладья называется «Тур», то есть «Башня». А вы же что-то делали у башни! Ну, помнишь, ты рассказывал.
— У Толстухи Берты? Так ты думаешь, что это и была вторая э… ладья?
— Ничего не могу сказать наверняка. Но очень похоже на то.
Здесь Кай заинтересовался черными фигурами и травник уже стал подумывать, как бы ему понезаметнее сменить тему, как вдруг их размышления весьма кстати прервал громкий крик Яльмара.
— Хэй, земля! — вопил варяг. — Земля!
Все повскакали с мест: «Где? Где?».
— Вон там, видите?
Рукою в рукавице великан норвег указывал на запад. Над чистой поверхностью моря поднимался чуть заметный на фоне вечернего неба белый дымный столб. Самой земли пока что видно не было. Жуга почувствовал, как сердце забилось сильнее. Сглотнул.
— Это уже Исландия?
— Гайрфугласкер, * — Яльмар налег на весло, чуть разворачивая корабль к юго-западу, и пояснил: — Остров пингвинов. Видишь, вон вулкан дымится? Это хорошо. Еще денек, и мы на месте. Если нам ничего не помешает, конечно.
Жуга вздохнул:
— Надеюсь.
На море было неспокойно. Седые волны долгим штормом грызли берега. Отсюда, с высоты утеса пенные валы выглядели как серебряные всадники на взмыленных конях, возникающие ниоткуда и тут же гибнущие в бесконечной битве — черные и белые фигурки на огромной и бесформенной доске. Свет от луны искрился на волнах, слепые точки звезд усеивали сизое, затянутое дымкой небо. Опираясь на свой посох, Жуга стоял на краю утеса в молчаливом одиночестве. Очень сильный, но до странности теплый южный ветер (Яльмар называл его «южак») давно уже сбил капюшон с его головы и теперь рвал волосы в попытке растрепать недлинный «конский хвост», а когда не получалось, яростно свистел в ушах, швыряя травнику в лицо соленые брызги и морось. Рыжий странник даже не делал попыток закрыться, просто стоял и смотрел на гибнущие волны, принимая как должное ярость зимнего шторма.
Все равно поколебать земную твердь волны были не в силах.
«Наверное, вот так и мы, — подумалось вдруг травнику, — куда-то движемся, чего-то добиваемся, сражаемся и гибнем под пальцами богов, драконов… или же просто — других людей. А если так, тогда какая разница, кто двигает фигурки на доске?»
Доска — эльфийский Квэндум, АэнАрда не давала травнику покоя, волновала его все больше и больше. Конец игры неотвратимо приближался, и все чаще Жугу одолевали мысли, что же будет… что же будет… после. Ответа будущее не давало. И вот сейчас он вновь бежал толпы, чтобы подумать в одиночестве и попытаться мысленно проникнуть в прошлое, чтоб выяснить, как началась и шла игра.
Играл дракон. Играл во сне, и секретом это уже не было. Но травника сейчас тревожило другое: когда два корабля варягов — две игровых ладьи сошлись в бою, дракон не спал. И тем не менее…
Тем не менее, даже тогда игра продолжалась.
Почему?
Какую лавину стронули мальчишка и дракон?
Ответа не было.
Жуга поймал себя на мысли, что все еще считает Тила мальчишкой. В какой-то мере так оно и было, и плевать на то, что эльфу было четверть века. Тил был мальчишкой в другом смысле — ребенок действует и думает иначе, нежели взрослый. Не головой, но все равно иначе. Руками, ногами… Чем угодно, но не тем что между ног. И дерзость у мальчишки тоже иная — выпендрежная, отчасти показная. Он не способен трезво оценить опасность, но способен отступить, если не прав. Или позвать на помощь. Ему не свойственна тупая гордость, но он не знает, что такое долг — долг воина, ученого или наездника дракона, ищущего Путь.
Рик был таким же. Его атаки были легкие, азартные, но планов он не строил. Рик не сражался — он действительно играл, и упоение игрой, несвойственное взрослым, заставляло его делать неразумные, нелепые ходы. Ходы непредсказуемые. И поэтому сначала Рик выигрывал. Но на одном азарте долго не продержишься, и рано или поздно Рику бы понадобилась помощь. Экипаж. Команда. И фигурки зажили своею жизнью. Нет, — поправил себя травник, — не своей, не их жизнью. Нашей. Им все-таки удалось вырваться из-под влияния игры, хотя и очень странным образом. Жуга чувствовал, что его старая догадка верна — играл уже не Рик, и даже не Тил. Играли все они. Все четверо.
И Олле. Маленький канатоходец Олле, вечный пересмешник и невидимый подсказчик. Джокер в карточной колоде.
А тот, другой постепенно сдавался, потому что двигал мертвые фигуры, поскольку знал, что иначе нельзя, что иначе не делают, иначе — опасно. И неизвестно, что может произойти, если дать фигуркам волю, поэтому лучше будет ничего не трогать и оставить все, как есть.
Ведь только ребенок может беспечно пойти и поймать волосатика.
Темнело. Помаленьку стало холодать. Жуга набросил капюшон и придержал его за края. Сосредоточился и попробовал, как советовал Тил, «пропустить холод сквозь себя». Получалось плохо. Позади послышалось пыхтение и шорох осыпающихся камешков, травник обернулся и разглядел в сгущающихся сумерках широкоплечую фигуру Яльмара — варяг карабкался по склону утеса, время от времени останавливаясь и всматриваясь в темноту. Наконец он подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть стоящего. Из груди его вырвался вздох облегчения.
35
Гайрфугласкер — такой остров действительно существовал и действительно взорвался и исчез с лица Земли в результате извержения вулкана, только несколько позже всех описанных выше событий, в 1830 году. С ним исчезла и огромная колония бескрылых гагарок, там находившаяся. Дальнейшую судьбу этих северных пингвинов решил человек — все они стали жертвой мировой жиропромышленности.