Восхождение самозваного принца - Сальваторе Роберт Энтони (бесплатная регистрация книга txt) 📗
— Я всегда относился к вам без малейшей симпатии, — прошептал он, — но я даже представить себе не мог злодеяния, которое вы учинили над Констанцией. Вам было недостаточно разрушить все ее надежды и мечты?
— Я не сделала ей ничего дурного, — ответила Джилсепони. — И вы прекрасно знаете, что послужило причиной смерти вашей подруги.
Калас презрительно хмыкнул, затем спустился с помоста и занял место среди знати, сидевшей в первых рядах.
В толпе раздались крики, быстро подхваченные десятками услужливых глоток. Народ требовал смерти королевы. Джилсепони не осуждала этих людей, которым не терпелось поскорее увидеть ее на виселице. Она понимала, что толпа с готовностью приняла понятную для них версию и не допускала даже намека на то, что все могло происходить совсем не так. Когда король Дануб встал с трона и подошел к помосту, вопли уже перерастали в оглушающий рев. Король поднял руку, требуя тишины. Постепенно, далеко не сразу крики смолкли.
Повернувшись к Джилсепони, Дануб жестом велел ей приблизиться к нему. Затем он махнул стражникам, которые подошли к королеве, намереваясь препроводить ее вниз. Те послушно замерли.
Его жена спустится сама.
Джилсепони сошла по ступенькам и встала рядом с мужем, стараясь, чтобы ее лицо оставалось спокойным, без следов презрения или насмешки. Ей не хотелось усугублять душевные муки Дануба.
— Ты слышала предъявленные тебе обвинения и показания свидетелей, — произнес король, и Джилсепони видела, какие усилия он прикладывает, чтобы подавить дрожь в голосе. — Согласна ли ты с этими обвинениями или же намерена возразить против них и заявить о своей невиновности?
— Я полностью отвергаю все обвинения в свой адрес, — громко и отчетливо ответила Джилсепони. — Я не убивала Констанцию Пемблбери.
Последние ее слова потонули в новой волне криков и проклятий.
— Лгунья! Убийца! — слышалось со всех сторон.
— Я не знаю, что заставило госпожу Пемблбери решиться на подобный шаг, если это было самоубийство. Если же нет, я не знаю, с какой целью ее отравили, — продолжала Джилсепони, не пытаясь перекричать толпу и говоря больше для мужа, чем для собравшихся вокруг помоста. — Когда Констанция вдруг зашаталась и я, подхватив ее, поняла, что она отравлена, меня это поразило так же сильно, как и всех остальных…
Джилсепони замолчала. Она понимала: бесполезно объяснять, каким образом пузырек с ядом мог оказаться засунутым за ее пояс. Это никого не убедит в ее невиновности. Здесь знать была заодно с толпой простолюдинов. Аристократы явились на судилище, жаждая отомстить Джилсепони не только за убийство Констанции Пемблбери, — они мстили ей за то, что она дерзнула возомнить себя одной из них.
А простой люд? Джилсепони трижды становилась их героиней, победив демона-дракона, злодея Маркворта и розовую чуму. Но, видно, народная память была короткой…
Люди пришли сюда увидеть казнь. Увидеть подтверждение тому, что даже первые лица государства не выше основополагающих законов, управляющих всеми, и даже им, могущественным и всесильным, не дозволено убивать людей по собственной прихоти. Народ жаждал такого подтверждения, и, если казнь Джилсепони явится примером торжества справедливости, пусть справедливость восторжествует, да поскорее.
Джилсепони прекрасно все это понимала и потому не стала ничего объяснять, ограничившись словами:
— Я не убивала Констанцию Пемблбери.
Ее слова вызвали злобный свист и улюлюканье. Воздух буквально дрожал от негодующих криков и воплей. Толпа глумилась над ее словами о своей невиновности. Теперь, по обыкновению, король должен был обратиться к вельможным судьям с просьбой вынести приговор. Затем каждый из судей обращался к народу, спрашивая его мнение. Так требовал закон. Но сейчас подобное обращение к толпе выглядело бы просто смехотворным; оттуда не раздалось ни одного голоса в поддержку невиновности королевы Джилсепони.
И вновь она посмотрела на мужа. Ей показалось, что он все более сникает, не выдерживая нескончаемых криков, требующих казни. Как скоро он дрогнет?
Джилсепони твердила себе, что не имеет права осуждать мужа. Ему сейчас приходится думать о более значительных вещах, чем жизнь своей жены.
Неожиданно король Дануб стряхнул с себя оцепенение, расправил плечи и с вызовом огляделся по сторонам. Резко взмахнув рукой, он громогласно крикнул:
— Тихо!
Его окрик заставил умолкнуть всех: и толпу, и знать. Дануб повернулся к жене.
— Скажи мне, — негромко произнес он. — Я должен услышать твои слова прямо сейчас, находясь с тобой лицом к лицу. Сделала ли ты с Констанцией Пемблбери то, в чем тебя обвиняют? Была ли ее смерть результатом твоих непосредственных действий?
Джилсепони ответила не сразу. Вначале она пристально взглянула на мужа.
— Я причинила Констанции Пемблбери немало боли и страданий, хотя и непреднамеренно, — признала она. — Очевидно, это привело ее к смерти. Но что касается отравления этой женщины ядом — к этому я совершенно непричастна.
— Ты причинила ей не больше страданий, чем я, — заметил Дануб.
Он с глубокой любовью посмотрел в глаза жены. Джилсепони чувствовала: Дануб любит ее и сейчас восхищается ею, быть может, сильнее, чем когда-либо.
— Королевство, — шепнула ему Джилсепони.
— Обречено на гибель, если в нем нет истинной справедливости, — докончил фразу король и повернулся к толпе.
— Мы услышали здесь неопровержимые, казалось бы, заявления, — произнес он. — Не стану этого отрицать. Едва ли что-либо может быть более неопровержимым, чем приведенные здесь предсмертные слова госпожи Пемблбери, являвшейся моим давним и дорогим другом. А теперь выслушайте то, что скажу вам я: с самого первого дня приезда Джилсепони в Урсал госпожа Пемблбери стремилась ее погубить!
Да что там с первого дня! — продолжал он, не обращая внимания на поднимавшийся вокруг ропот. — Это началось гораздо раньше. Констанция стремилась погубить ее с того момента, когда узнала о моем намерении просить руки Джилсепони. И, как может показаться, весьма в этом преуспела. Но внимайте моим словам, ибо они являются указом, — властно произнес Дануб, поднимая руку к небу. — Начертано на камне, — произнес он ритуальные слова. — Я не услышал ни одного показания, которое бы достоверно свидетельствовало о совершении Джилсепони этого отвратительного преступления! Никаких, за исключением предсмертных слов отчаявшейся женщины, желавшей уничтожить королеву и превыше всего стремившейся сохранить в неприкосновенности список престолонаследников, куда включены и двое ее сыновей!
Здесь Дануб выразительно взглянул на Мервика и Торренса. Джилсепони понимала: король старался дать сыновьям молчаливое заверение, что грехи их матери не отразятся на них и никто не исключит их из числа наследников престола.
— Сим объявляю: судебное разбирательство окончено. Королева свободна, ибо ее причастность к отравлению Констанции Пемблбери не доказана!
Подобное решение было во власти Дануба. Ведь как-никак он являлся королем и мог делать все, что пожелает. Но какой ценой?
Эйдриан не слышал ни заявления Дануба, ни яростного гула возмущенной толпы, ни удивленных возгласов Де'Уннеро и Садьи, стоящих рядом с ним.
Самого его здесь не было. Камень души помог юному воину покинуть тело и переместиться на небольшое кладбище, расположенное в неприметном, скрытом от посторонних глаз уголке вблизи Урсальского замка. Дух Эйдриана проник в землю и прошел сквозь крышку соснового гроба, в котором лежало тело Констанции Пемблбери.
Он разыскал дух покойной и заставил его подчиняться своим приказам. Эйдриан велел духу Констанции выйти из могилы и явиться на площадь перед замком, приняв свой земной облик.
Вернувшись в тело и открыв глаза, Эйдриан увидел, что ярость толпы продолжала бушевать. Солдаты выстраивались в цепь, чтобы сдержать натиск разозленного простонародья, которого лишили обещанного зрелища.
— Ты этого добивался? — с упреком бросил ему Де'Уннеро. — Король собственными руками обрек страну на мятеж, чреватый государственным переворотом. Видишь, как взбесилась знать? Чувствуешь их ненависть? Ох и глуп же этот Дануб!
