Попутный ветер - Горбунова Екатерина Анатольевна (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Он почему-то боялся, что более подробный рассказ воскресит ненужные воспоминания, разбередит старые раны, поднимет прошлое со дна души. Хотя спутница к откровенностям не принуждала и лишних вопросов не задавала, можно было легко перейти грань. А делиться своим прошлым Олаф не собирался.
Девушка устроилась на постели поудобнее, повозилась немного и тоже притихла. Юноша мог поклясться, что его спутница бодрствует, как и он, может быть, вспоминает родителей, или дядю, сестёр, своего несостоявшегося жениха? Почему-то это предположение царапнуло душу. Как Летта отзывалась о нем? Красив и умён? Олаф заворочался в кресле. Оно заскрипело и застонало, словно терзаемое застарелым ревматизмом. Эти звуки оказались весьма созвучны мыслям, и раздражали. Проводник снова замер, стараясь не думать вообще ни о чём.
Некоторое время тишину нарушало только потрескивание огня в камине. Потом снизу послышалась возня, глухое бормотание, и негромкий перебор тэссеры. У старого знакомца Олафа была досадная привычка петь тогда, когда все другие собираются ко сну. Почему-то муза посещала его именно в такое время. Что ж, это уже мелочь, по сравнению с прошлой ночью. Лучше незатейливые песенки, чем рык недоеда.
Хотя Олаф спать не собирался. Он планировал разобраться, что за запах отчаяния заполонил привал. Ни один из виденных людей не испытывал этих эмоций. Значит, где-то поблизости находилась ещё одна живая душа, и она томилась, потеряв последнюю надежду. Слуга? Член семьи Смута? Случайный гость? Почему ему плохо? За какой дверью его искать? И, в конце концов, как представить и объяснить поиски, чтобы не выдать своего дара?
Мысли Олафа прервал глубокий вздох девушки. В её запахе почувствовался легкий цветочный оттенок светлой грусти.
— Мама тоже играла на тэссере. А дядя, напротив, считал, что инструмент в доме — непозволительная роскошь.
— Да? А может он просто боялся, что вы начнете петь? — открыв глаза, неловко пошутил юноша.
Летта негромко хихикнула, не обидевшись.
— Я и пела. Обычные песни. И сестриц учила мелодиям попроще. У них со слухом было не очень, правда. Но мы довольно ладно распевали про цветочки в саду, овечек на лугу, про ленивого пастушка, и влюблённых в него дурочек. Средний репертуар имперских барышень.
Олаф хмыкнул. Его спутница обладала изрядной долей самоиронии.
— Тот, снизу, считает себя отличным поэтом и в чём-то летописцем. Но его песни вряд ли у вас на слуху. Они довольно, — юноша задумался, чтобы точнее подобрать слово, — специфичные. В них минимум двадцать строф и потуги на историческую достоверность.
— Видимо, вы однажды поймали его на лжи? — она оказалась на редкость проницательной.
— И даже не однажды.
— Например?
— Он утверждал, что драконы вымерли, — Олаф ляпнул первое, что пришло в голову.
— А они?
— Живут, как и жили, нет ни одного королевства Империи, где они бы не встречались. Разве, пожалуй, только наше. Им не нравится здешний климат, — отозвался Олаф.
— Да? — девушка даже присела на кровати, заинтересовавшись разговором. — И как они выглядят?
— Так же, как мы. Только летают временами.
— А как же страшный облик, мощные крылья и змеиная голова? — в её голосе послышалось некоторое недоумение.
Юноша рассмеялся. Представление о драконах было, наверняка, почерпнуто Леттой из детских книжек. Там, как водится, весьма красочно расписывались крылатые ящеры, питающиеся исключительно одними особами голубых кровей — сказки, короче говоря.
— Я видел танец драконов во время грозы. В этот момент у них действительно вырастают крылья — огромные, на полнеба. А ещё вырывается огонь из пасти. Но в обычное время они ничем не отличаются от нас с вами, ни внешне, ни характером. Можно всю жизнь прожить с драконом по соседству, и так и не узнать об этом. Хотя стареют они медленнее. Всё остальное — детские сказки.
— Тогда зачем это придумали?
— Не скажу наверняка, — Олаф покачал головой, словно собеседница могла увидеть его в темноте, — это лишь моё личное предположение — чтобы защитить драконов от людей.
Струнный перебор тэссеры дополнился неразборчивым пением. Песня звучала всё громче и веселее, уже даже можно было разобрать отдельные слова. А потом вдруг прервалась. Зная музыканта — не случайно. Тем более, тишина, вдруг разлившаяся по привалу, показалась слишком неестественной.
Олаф быстро обулся, вскочил с кресла и подошёл к двери. Летта встревоженно села.
— Может парню в плаще мага не понравилась песня? — предположила с сомнением. — Взмахнул волшебной палочкой и усыпил вашего знакомого?
Не хотелось её пугать, но, как говорится, лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
— Если только волшебная палочка — дубинка. У виденного нами мага специальность довольно узкая — перевозить в Темьгород тех, кто, в отличие от вас, далеко не жаждет туда попасть, — ответил Олаф мрачно. — Громила умеет пользоваться парочкой разовых заклинаний, составленных для него более сведущими людьми — и точка. Его амуниция — не более чем дань традициям. Он не смог бы заткнуть музыканта так быстро и тихо.
Девушка пахла растерянностью. Её книжные представления о мире рассыпались, как песчаные замки, вылепленные малышом. Сначала драконы, теперь маг, фактически оказавшийся конвоиром. Интересно, что она вообразила о Темьгороде? Осознает ли она до конца, куда идёт, и среди кого ей придётся жить, если не передумает? Олафу стало жаль эту убегающую невесту. Однако слова Летты опровергли его предположения:
— Когда у одной из дядиных служанок родился двухголовый младенец, потребовалось три стража, чтобы забрать его у матери. Они разбили в кровь её лицо и сломали руки. А она всё равно плелась за повозкой, пока не упала на дороге замертво. Но стражи не притворялись магами. Обычные солдафоны, не способные на сочувствие.
Стало грустно и тошно.
Заструившийся в щели с новой силой гнилой запах отчаяния напомнил о себе. Юноша повернул ключ. Прислушался, не привлёк ли кого скрежет в замке. Но в трактире по-прежнему стояла неправдоподобная тишина, словно и гости, и привальщик Смут — вдруг исчезли.
— Как только я выйду, — сказал Олаф, — закройте за мной дверь и не открывайте никому, кроме меня. Даже если услышите крики или мольбу. Здесь творится что-то странное. Надо разобраться, что.
— Хорошо, — послушно отозвалась Летта.
— Если меня не будет очень долго, постарайтесь выбраться в окно, оно не высоко. Берите только самое нужное, остальное оставьте. В мешке карта. Не отступайте от неё, — юноша надеялся, что вернётся, но составить дополнительный план не мешало.
Девушка скользнула к нему. Легонько провела пальцем по щеке, прикоснулась ко лбу. Проводник запоздало понял, что она осенила его благословением Жизнеродящей, каким благословляли воинов, провожали в дальний путь, отводили болезни и горести. Всем женщинам Империи была дана такая власть, светлый дар богини.
— Я дождусь вас.
— Тогда хотя бы пойте, если почувствуете опасность, — криво усмехнулся Олаф, пожимая маленькую руку. — И не жалейте того, кто окажется за дверью.
— Там можете оказаться вы, — шепнула Летта.
Юноша вышел из комнаты, постоял, пока не услышал щелчок замка, а потом, стараясь не шуметь, спустился по лестнице. Внизу горел яркий свет. Ремесленника, хозяина и наёмника не было видно. Только музыкант спал лицом на столе, крепко обнимая свою тэссеру. Олаф бесцеремонно растолкал его и тут же зажал рот ладонью.
— Тихо, Курт! — сказал едва слышно. — Это я. Где все?
— Не знаю, не помню ничего, — музыкант энергично помотал головой, чтобы окончательно проснуться, потом кивнул на опрокинутую пустую кружку перед собой, — подсыпали что-то?
— Возможно, — ответил, понюхав, Олаф. — Растерли сон-траву и добавили побольше сахарного сиропа. — А потом добавил: — Мне нужна твоя помощь.
— Всегда пожалуйста! — тэссерист зевал, но отчаянно старался взбодриться. — Вдруг про меня сложат героическую балладу!
— Не обольщайся. Здесь нет других стихоплетов, только ты. Струны целы?
