Меч и Крест - Лузина Лада (Кучерова Владислава) (читать книги онлайн .txt) 📗
Приученная обходить все острые углы в характере клиентов, Танечка мгновенно подсунула ей свое ручное зеркало и умильно улыбнулась, заглядывая туда Кате через плечо:
– Если мне не верите, сами посмотрите.
Катя раздраженно разворошила свои короткие волосы, энергично вертя шеей и придирчиво всматриваясь в каждый клок.
– Черт, – недоуменно выдохнула она наконец. – Вот черт!
– Черные, как вороново крыло, – незамедлительно нашлась Танечка. – Вот видите теперь, какой состав у меня волшебный?
«Метро» Маша назвала просто так, потому что слово было коротким и не нуждалось в дополнительном разъяснении.
Спускаясь по эскалатору вниз, она отчужденно сосчитала рекламные мыльницы ламп, освещающих вход в подземный туннель (их было ровно девятнадцать). Потом села на деревянную скамью и мужественно попыталась взять себя в руки. Незнакомые люди пугали ее. Ну а знакомых, если не считать собственных родственников и семьи старшего брата, у нее попросту не было. Но обычно Маша достаточно быстро приходила в себя, стоило ей остаться наедине с самой собой.
Ворон!
Точно такой же сидел утром на подоконнике их кухни.
«Я должна отдать это вам? Троим!!! Не хочу! Нет!!!»
«А здорово это было! Как в настоящем ужастике!»
А если не «как»?
Если…
Когда она, наконец, выбралась на землю и подошла к конечной остановке на площади Толстого, где уже поджидала ее преданная маршрутка, в Городе неожиданно стемнело. Грозово-алый закат запутался в ветвях университетского ботанического сада. Маршрутное такси, теснимое стадом других машин, медленно спускалось с горы. Киев весь состоял из гор и холмов – больших, малых и безразмерных, умещающих на себе многочисленные улицы, кварталы и даже целые города.
Крещатик считался Верхним Городом, под которым размещался Нижний Подол. Но, скорее, его следовало считать Средним, поскольку и сам он был стиснут двумя более высокими горами, на одной из коих возвышался крутой президентский киевский Капитолий-Печерск, на другой – киевский Акрополь: Михайловская и Софиевская площади, Андреевская церковь, Золотые ворота и Ярославов Вал…
И сейчас, съезжая, наверное, в миллионный раз своей жизни по бывшему Бибиковскому бульвару, Маша в миллионный же раз удивлялась, каким высоким изгибом идет дорога вниз, чтобы, притормозив в ложбинке площади Победы, снова рвануть в поднебесье победоносным проспектом.
Огни проспекта Победы на дальней горе, наполовину красные от бесчисленных задних фар, наполовину зеленовато-белые, постепенно сходились в одной высокой точке, так близко соседствовавшей со звездами, что отсюда, издалека, казалось: этот путь ведет прямо в небо…
Маша очередной раз поймала себя на мысли, что пытается вспомнить нынешнее имя Бульвара, в начале своей жизни звавшегося просто Бульвар. Но не смогла.
Обычно преданная и послушная, ее историческая память проявляла дивное упрямство, норовисто вышвыривая в «корзину» все, что касалось дня сегодняшнего. И Ковалева ездила по бульвару безрукого Бибикова [4], мимо красно-черного университета Святого Владимира, где учился на медицинском ее Михаил Булгаков…
Мимо разделявшей бульвар пополам Аллеи Гимназистов, 1-й императорской гимназии в 14-м и 2-й – в 18-м доме, куда ходил Миша-гимназист…
И лишь иногда, близоруко щурясь, вглядывалась в украшавшие их ныне таблички, тут же забывая содержание оных.
«Если уж на то пошло, надо назвать бульвар Булгаковским! Он исходил его вдоль и поперек!»
«Он…»
Она вдруг очнулась, ощутив, что вновь способна мыслить и рассуждать здраво.
И глядя на аскетичное лицо Маши Ковалевой в темном, мерно подрагивающем стекле, в подробностях прокрутила в голове кинопленку Андреевского часа своей жизни.
Ее тело покалывала адреналиновая дрожь возбуждения, сцены, яркие и красивые, сменяли одна другую. Она чувствовала себя так, словно подошла к самой захватывающей части книги, и заглатывала ее жадно и одновременно медленно, дважды перечитывая особенно понравившиеся строки.
Сейчас она вернется домой и тщательно вспомнит все, каждую подробность, сложит их в целую картину и окончательно убедится в том, что…
«Я всегда знала, что это возможно! Я знала: он писал правду! Я знала это!!!»
– Это все диггеры, – услыхала она, открыв дверь, усталый голос отца. (Он, как обычно, возмущался чем-то: правительством, мэром, ценами на транспорт.) – Коля толковал, а я еще не верил! А этим пещерам тыща лет, наверно, там только крикни, все на хрен завалится… Вот, видно, стена какая-то и полетела, а от толчка трубы полопались. Хорошо, что самих этих придурков не завалило. У-у, пацанье дурное!
– Ну че ты сам себя заводишь? – попыталась урезонить его мать.
Дочь неслышно притворила за собой дверь, надеясь на цыпочках прокрасться в свою комнату. Не сводя глаз с золотого прямоугольника кухни, из-за края которого высовывалась стоптанная отцовская тапочка, подпрыгивающая на его раздраженной ноге, Маша сделала несколько аккуратных шагов и с грохотом натолкнулась на растреклятый велосипед.
«Ну почему я все время о нем забываю?!» – жалобно всхлипнула она про себя, хотя давно уже заметила за собой эту странную способность: полностью выкидывать из головы тусклые реалии своей жизни и искренне удивляться каждый раз, увидев их вновь.
Вцепившись в обиженное велосипедом колено, Маша поспешно прошкандыбала в комнату и молниеносно защелкнула замок изнутри. В дверь тут же постучали.
– Доченька, ну что? – послышался подобострастный и в то же время требовательный голос мамы. – Ты была там?
– Да, – отозвалась дочь.
– И что, сняли с тебя венец?
– Не знаю.
Сколько она себя помнила, она никогда не врала старшим. Но сейчас Маша вдруг отчетливо поняла, что впервые в жизни просто не способна сказать матери НАСТОЯЩУЮ правду.
– И порчу сняли? И сглаз? Все поснимали? Ничего не оставили? – не унималась мама.
– Мам, потом… Я устала, – проканючила Маша, прекрасно зная, какую реакцию вызовет у родительницы этот аргумент.
И не ошиблась.
– И с чего это ты так устала?! – в мгновение ока выбухнула та. – Вот поработала бы, как отец, знала бы. Думаешь, учиться – это работа? Вон у Татьяны Петровны дочь уже всю семью содержит: и мать, и отца, и бабку, и сына родила, не то что… Устала она, видите ли! – Раздражение всегда перехлестывало в ней любопытство, и, взорвавшись, мама сразу забывала, что еще три секунды назад собиралась быть вежливой и терпеливой.
Женщина возмущенно зашаркала прочь.
А Маша с облегчением выдохнула воздух – при других обстоятельствах она ни за что бы не стала вызывать этот огонь на себя, но сейчас восприняла укоры мамы как небесную манну.
Подскочив к своему переполненному книгами шкафу, Ковалева нетерпеливо вытащила оттуда сразу три разномастных издания и начала спешно перелистывать страницы.
– Ага… – Ее палец уткнулся в вожделенный абзац.
«Во всех славянских источниках, включая работу знаменитого Владимира Даля «О поверьях, суеверьях и предрассудках русского народа», существуют упоминания о том, что ведьмы рождаются именно на Украине…» – патриотично заявил ей малоизвестный автор А. А. Чуб.
– Верно, – радостно согласилась с ним Маша, имевшая привычку разговаривать со своими книгами вслух, не задумываясь о том, сколь странно выглядит это со стороны.
Она загнула нужную страницу, привычно швырнула одобренную книжку на кровать и, вытащив из-под мышки уже ожидавшего своего часа В. И. Даля, открыла раздел «Ведьма»:
«Ведьма известна, я думаю, всякому, хотя она и водится, собственно, на Украине, а Лысая гора под Киевом служит сборищем всех ведьм, кои тут по ночам отправляют свой шабаш…» – витиевато начал свой рассказ член-корреспондент императорской Академии наук и заведующий особой канцелярией министра внутренних дел.
– Глубокое вам мерси, любезнейший. – Владимир Иванович полетел вслед за Чубом. – А что у вас, коллега? – Маша неловко открыла «Малую энциклопедию киевской старины» А. Макарова и зашуровала пальцами по страницам.
