Правила эксплуатации ведьмы (СИ) - Зингер Татьяна (читать полную версию книги .txt) 📗
— Ты обо мне заботишься? — Взгляд юноши опять зацепился за запястье с браслетом. Я
спешно убрала руки за спину.
— Ну а чего с тобой делать? Одежду возьми мою. Размер у нас примерно одинаковый.
Варрен едва не задохнулся от праведного возмущения. Но затем склонил подбородок в
почтительном кивке — похожим обычно соглашаются с приказом хозяина — и снял старую
рубаху через горло.
Худощавый-то какой. Все кости проглядывали сквозь бело-синюю кожу. Нет, отсюда он
уйдет только откормленным да с выступающим пузом. И не раньше, чем я зашью ему дыру
на штанах. А шить я не умею…
Он никогда отсюда не уйдет.
— Долго пялиться будешь? — с неким смущением окрысился Лис.
Я возвела оскорбленный взор к небесам. Ну и где уважение к тому, кто предложил ночлег, пищу и последнюю пару штанов? Вот и твори добро.
Трижды я сбегала к колодцу с водой и нагрела её волшбой. Она почти кипела, снизу
поднимались стайки малюсеньких пузырьков. Пока варрен выбирался во двор, чтобы
свариться в кипятке, я решила побаловаться готовкой.
Разложила на столе травы, специи и толстенный кусок мяса, спихнула на пол пробравшегося
в кухоньку Кота. Долго примерялась с ножом к говядине. Кот занимался тем же,
вооружившись зубами и «незаметно» взбираясь по ноге хозяйки. Я зашипела от боли, он —
от недосягаемости обеда. Пришлось разделить тушку пополам. Животное мурлыкало и
пожирало доставшуюся ему часть с такой спешностью, словно я морила его голодом.
Задор испарился, но я всё-таки искромсала мясо, выложила его в горшочки и запихнула
поглубже в печь. Авось и не отравимся.
Вернулся отмытый и неожиданно покрасивевший, распаренный Лис. Юноша заметно
подобрел, обмяк. Свои вещи он постирал, чем вызвал во мне дополнительное одобрение.
Варрен уселся на стул, отогнал заляпанного кровью Кота, и задумчиво узнал:
— Нечем заняться?
— Почему?
Я принюхивалась к аромату из печи. Тот вышел вполне сносным, даже вкусным. Вид бы ещё
не подкачал.
— Дом, кормежка. Что тебе надо?
— Эй! — Мною завладел праведный гнев. — Ты вломился сюда с ножом, принялся угрожать
по поводу и без. А я, дура наивная, решила помочь. Как ты смеешь подозревать меня в
корыстности?
— Как раз потому, что я вломился сюда и не собираюсь ласкаться, я и спрашиваю цель твоих
действий. Любая безвозмездность должна оплачиваться, — выпалил Лис.
Я, считая себя оскорбленной в лучших чувствах, отвернулась от мрачного варрена. Никогда
не помогай обездоленным, несчастным, страждущим. Никогда.
Эти гады имеют особенность привередничать.
***
Вечер не предвещал плохого, но в предзакатном часу ко мне вздумал кто-то вломиться. Лис
предусмотрительно заперся в погребе. Нетерпеливый гость побарабанил в дверь, наконец, сломал хлипкую защелку и ворвался в сени. Предо мной предстала запыхавшаяся троица: лысый хиленький мужичок, дородная дама в необъятном переднике и белобрысый
босоногий мальчонка, старательно ковыряющийся в носу.
— Госпожа! — женщина бросилась целовать мои ботинки. — Спаси нас, грешников!
Мужик упал на колени и забился в поклонах. Мальчик, издав протяжный стон, плюхнулся
рядом с ним.
— Вы бы встали да рассказали, что стряслось, — промямлила я.
И они заголосили разом:
— К нам забрался бес!
— Неспокойный из низов землицы решил прибрать наши почерневшие души!
— Мамуся, папуся, это кошечка! — заныл ребенок.
Я обескуражено моргала. Глава семьи, долго подбирая слова, объяснил причину безумия.
Поутру их сынишка нашел маленькую огненно-рыжую кошечку, столь милую, что родители
пристроили ее в сенях. Кошечка отпилась молоком, заснула за печкой. Но позже, когда
солнце скрылось за кончиком гор, обратилась устрашающей бабкой, закутанной в серую
шаль. И начала проказничать: пороняла горшки, надкусила все луковицы, прокляла мать с
отцом и исчезла. Правда, голос её и после выкрикивал ругательства.
Семья «поняла», что столкнулась с бесовским отродьем. И в полном составе отправилась ко
мне, как к единственной спасительнице, за подмогой.
Удивительно, но жители славного Капитска не слышали о кикиморах. Те частенько
пакостничали деревенским. Достаточно пустить обернувшегося кошкой духа за порог, как он
освоится и посчитает дом своим. А значит, попытается вытурить оттуда предыдущих
владельцев. Кикиморы в общем-то безобидные, и их никто толком не боялся. Просто не
привечали кошек, а уж если по глупости впускали духа, то ставили под лавкой плошку
сметаны. И кикимора вылизывала её за месяц-другой, потом требовала добавки и опять
затихала.
Но горожане оказались куда изнеженнее, наивнее. Очевидно, и домовых не видали, и с
лесавками в чащобах не встречались.
Семейство осталось ждать за калиткой родного жилища, правда, храбрый ребенок
намеревался пойти со мной, но мать обхватила его и не позволила «идти на верную гибель».
Я, ухмыльнувшись, вошла в дом и задорно свистнула.
— Чего визжишь, спать мешаешь? — прошмакало где-то в углу. — Хочешь остаться без
ушей? У-у-у.
Кикимора противно взвыла.
— Показывайся, шалунья. Я тебя всё равно не боюсь.
Кикимора неохотно появилась из-за печи.
— Ведьма, что ли?
— Чародейка. Неужели думаешь, что если здешние такие простофили, то ты можешь их
дурачить?
— А чегось? — Кикимора наморщила сухонькое личико с крючковатым длиннющим носом.
— Кики тоже хочет жить правительницей, а не по болотам прятаться. Кики сослали в этот
поганый городишко злые лешие! Кики устала от бродяжничества! Все сестрицы давно
властвуют в хоромах, а Кики бродит неприкаянная по свету белому. Кики не хуже всех!
Я почесала переносицу.
— Я ведь тебя изгоню. Учти, будет больно. Лучше убирайся сама.
Честно говоря, чары по очистке помещений от сторонних существ я забыла. Но пригрозила
кикиморе кулаком и захрустела костяшками пальцев, будто разминая пальцы перед волшбой.
— Да куда тебе, простоволосая девка, против Кики бороться! Кики и сильнее, и хитрее!
Кикимора, завернувшись в шаль, обратилась рыжей кошкой. Глаза той загорелись алым
пламенем.
Я фыркнула и подошла к кошке, ловко схватила ее за загривок и на вытянутой руке вынесла
наружу. Кикимора вырывалась, пыталась оцарапать когтями. Но тщетно. Я плюнула трижды
через правое плечо да метнула кошку в ближайшие кусты. Кикимора обратилась в бабку и, громко ругаясь, испарилась. Семейство глядело на меня с немым восхищением.
После, опомнившись и перестав биться лбами о землю, они сулили несметные богатства, почет и уважение всех капитчан. На представление собралась округа. И я ускользнула под
общий гвалт, пока глава семейства рассказывал о моих подвигах и боевых ранениях.
Лис встретил меня с усмешкой:
— Помогаешь страждущим?
— Завидно? — огрызнулась я, стягивая башмаки.
— Я всего лишь пытаюсь завести беседу.
Всё. За вечер варрен не произнес ни слова. Он, решив сполна оплатить доброту, до ночи
починил перила, вкрутил ручку в ящик комода, подмел на чердаке и вымыл всю посуду.
Сумерки прошли, как и подобает, молниеносно. Небо только покрылось розоватой пеленой, как вскоре улицы скрыла густая темень. Сотни крошечных светлячков осели на листьях
раскинувшейся во дворе березки, и я заворожено наблюдала за золотистой пляской. Кот
грациозно прыгнул на колени, впервые не свалившись от неуклюжести. Я погладила черное
создание за ухом. Он свернулся калачиком, покачивая длинным хвостом в такт
накрапывающим каплям начавшегося дождя.
Внутри поселилась непроглядная тоска и бессилие, будто я — бабочка, которая зря проводит
быстротечные деньки, размениваясь на бесполезные попытки достичь солнца и опаляя
крылья в пламени свечей.
