Подземный левиафан - Блэйлок Джеймс (мир бесплатных книг TXT) 📗
До конца убедить Сент-Ивса в своей правоте Уильям так и не сумел. Эдвард подтолкнул аксолотля и провел его между дощечками плавника — неуклюжее существо радостно шлепало по воде и совершенно не интересовалось мышами, которые смело бросались вплавь прямо перед носом амфибии, отважно переправляясь с одного клочка суши на другой. Воспринимала ли мышиная молодь амфибию в качестве матери или нет, сказать было трудно, тем более что Эдвард все больше склонялся к мысли о том, что возникновение таких связей между животными подобных типов маловероятно. Мышата и аксолотль полностью игнорировали друг друга. Конечно, имелась слабая возможность, что эксперимент даст результат, совершенно противоположный ожидаемому — амфибия могла почувствовать родство с мышами и начать устраивать гнезда для сна из клочков бумаги и веточек кедра для аромата. Для себя Эдвард уже давно решил, что их с Уильямом эксперименты провалились.
Фактически весь многолетний цикл мышиных экспериментов оказался безрезультатным.
Укладывая в ящик стола пластиковые водоросли, Эдвард услышал с улицы приглушенный звон колокольчика, без конца наигрывающего ускоренную примерно вдвое вариацию на тему: «Спи, мой черный барашек, усни». Эдвард оглянулся и сквозь пыльное окно заметил остановившийся перед его домом белый грузовик и водителя с неразличимым в тени кабины лицом под кепкой с длинным козырьком. Грузовик снова заурчал мотором, и бесконечное дребезжание колокольчика стихло в отдалении.
Появление белого грузовичка около их с Уильямом дома Эдварду почему-то совсем не понравилось.
— Что-то затевается, — сказал он вслух самому себе, и тут же спохватился, что начинает вести себя как Уильям. Достав довольного жизнью аксолотля из лабиринта, он перенес его в просторный аквариум, после чего одну за другой спас несчастных мышей, промокнул их кухонным полотенцем и по очереди выпустил в коридорчик, ведущий в клетку.
За его спиной кто-то фыркнул, с трудом сдерживая смех, потом не выдержал и громко расхохотался. Эдвард повернулся и заметил мясистую физиономию Оскара Палчека, весело уставившуюся на него сквозь приоткрытое окно. У Оскара были очень маленькие глазки, упрятанные в толстые мясистые валики щек. «Поросячьи», вот как назвал бы их Эдвард. Оскара нельзя было назвать толстяком, но он был как-то глупо мясист и вроде царя Мидаса отмечен странным проклятием — разбивал и ломал все, что попадало ему в руки. Сейчас он неотрывно рассматривал полупустой лабиринт.
— Джима здесь нет? — спросил он наконец, преодолевая очередной взрыв смеха.
— Нет.
— А что вы делаете с мышами?
— Ничего особенного, — ответил Эдвард. — Экспериментирую.
— А вон та большая толстая ящерица с перьями на шее — вы тоже с ней экспериментируете?
— Это аксолотль, — объяснил Эдвард. — Если тебе интересно, это один из видов саламандр. Очень дружелюбное создание, могу заметить.
— Похоже на то, — откликнулся Оскар. — А что вы с ним сделали?
— Что я с ним сделал! Я ничего с ним не сделал. Таким необычным его создал Бог. Не знаю, почему. В мире полно Божьих творений, которых я и наполовину понять не могу, и этот аксолотль не последний в их числе.
Ирония Эдварда не задела Оскара, который вновь захихикал, а потом обернулся, заслышав позади голоса Джима и Гила. Втроем они вышли на улицу, разговаривая о своем, причем Оскар без конца фыркал, отпуская громкие комментарии о «толстой ящерице», которой чокнутый дядя Джима пугал мышей. Эдвард печально вздохнул и взобрался по стремянке к книжным полкам, где разыскал третий том «Жабродышащих» Нарбондо и, присев к конторке, перелистал и открыл на разделе, посвященном водяному человеку. В десятый раз он перечитал описание найденного в семнадцатом веке в Саргассовом море мертвого, похожего на человека существа с жабрами. Его тело запуталось в пурпурных стеблях и листьях плавучих водорослей. Раздел был снабжен рисунком на отдельной странице, где был изображен странный жабоподобный человек, без сомнения давно умерший и полуразложившийся, но все еще не утративший трагического и задумчивого выражения лица, словно он недоумевал, за что его изгнали из Рая и оставили среди чудовищ.
— С тебя причитается, — заявил Оскар Палчек, размахивая перед носом у молчаливого и печального Пича уворованным дневником, откуда готова была вот-вот выпасть половина листков. Джим выжидал и молчал. Взвешивая при этом все за и против принятия стороны Гила в противоборстве с Оскаром. Эта мысль приводила его в ужас. Если он промолчит, то, возможно, все утрясется само собой. Игра наскучит Оскару, и он отдаст Гилу его дневник. Джим сидел на краю тротуара перед домом Гила, машинально щипал траву с газона и, притворяясь равнодушным, рассматривал мужчину на другой стороне улицы — мистера Хасбро, — который ползал по тротуару на четвереньках и заглядывал под свой старый оранжевый «Метрополитен». Хасбро интересовал глушитель. Рядом с автомобилем на асфальте лежал новый глушитель — хромированное чудо из гнутых трубок, клепок и непонятных овальных коробок.
— Послушай-ка вот это, — крикнул ему Оскар, вовлекая в веселье.
Гил отчаянно рванулся вперед, пытаясь достать дневник, но промахнулся примерно на фут — внимательный Оскар со смешком отдернул тетрадь к себе.
— Послушай.
Оскар нарочито громко откашлялся, взмахнул свободной рукой в сторону Гила, словно защищаясь от него, и начал читать:
— «Отец ушел от нас. По-моему, он отправился к центру Земли. Почему он не взял меня с собой? Может быть, он окончательно превратился в рыбу?» — Оскар захохотал. — В рыбу! Его старик превратился в рыбу и сбежал к центру Земли! Вот балбес! Мы ищем дураков повсюду, а они среди нас! Подожди, подожди.
Гил снова бросился на него, но Оскар опять увернулся и принялся отступать за куст сирени, отмахиваясь от наседающего Гила, по лицу которого текли слезы бессилия. Гил размахнулся, пытаясь ударить мучителя в плечо, но удар получился слабым и кулак соскользнул, после чего мальчики некоторое время кружили около куста — Оскар кричал и радостно смеялся, а Гил, всхлипывая, нападал снова и снова. К удивлению и испугу Джима, следы жабр на шее Гила покраснели и пульсировали, чего Оскар в своем веселье, по счастью, не замечал.
Мистер Хасбро поднял с дороги новый глушитель и понес его к своей машине. Предмет, видный Джиму все время под разными углами, блестел на солнце и, казалось, менял форму, словно по волшебству. Натянутые в середине глушителя между двумя фарфоровыми трубками серебристые струны делали его похожим на арфу. Несколько раз Джиму показалось, что чудесное устройство словно летит по воздуху, плывет в нескольких футах над дорогой.
Забыв о страхе, Джим больше не мог удерживать себя.
— Отдай ему дневник, Оскар, — сказал он как можно тверже.
— Отдам, отдам, не беспокойся. Я просто хочу дать тебе послушать еще кое-что. Я же все равно обещал тебе дать почитать, забыл? Ты же так хотел узнать, что там написано. У самого духу не хватило украсть. Твой дядя должен поместить Гила в свой дурацкий лабиринт вместе с мышами и ящерицей. Вот послушай.
— Ничего не хочу слушать, — крикнул в ответ Джим, поднимаясь на ноги. Он еще не решил, что сделает дальше, но сидеть на траве больше не мог — ситуация требовала действий. Гил стоял неподвижно и тихо дрожал, очевидно сдавшись и решив прекратить бесполезную борьбу. С другой стороны улицы доносилось позвякивание инструментов: стук молотка, скрип гаечного ключа и сдавленная ругань мистера Хасбро, который выдернул руку из-под машины и засунул палец в рот. Хромированного чуда больше не было видно, от него остались только два сверкающих пятна: одно изумрудно-зеленое, другое — неописуемая смесь переливчатого бледно-лилового и голубого. Изумрудное сияние, казалось, растворялось в окружающем воздухе, окрашивая в свой цвет — бледной морской воды — улицу, деревья и тротуар, словно солнечный луч вдруг пронизал взметнувшийся гребень волны, так и застывшей на подъеме. В течение одной сверхъестественной и пугающей секунды Джим был уверен, что слышит в воздухе соленый запах моря — океана и водорослей, приросших к мокрым изъязвленным камням на берегу. Однако воздух был тих и недвижим. О ветре приходилось только мечтать. Мистер Хасбро выпрямился, отступил на шаг и некоторое время, подбоченясь, с видимым удовольствием рассматривал свою машину. Старый глушитель, заржавленный и со сквозными дырами размером с пятицентовик, лежал теперь на траве под камфорным деревом.
