Рыцарь-разбойник - Конофальский Борис (онлайн книга без .txt, .fb2) 📗
– Благовония, – ответил он и одним движением растер эту каплю по ее горлу. – Иди, танцуй, только не умори этого старого хрыча.
Бал закончился едва ли не к полуночи. Элеонора Августа давно попрощалась с Волковым и ушла спать, а Брунхильда все танцевала и танцевала, меняя кавалеров. И между танцами граф не отходил от нее, как, впрочем, и другие мужчины. На зависть всем госпожам сегодня королевой бала была крестьянка, дочь содержателя харчевни и блудная девка. А Волков сидел на стуле возле стены, смотрел на танцы, пил вино, но почти не пьянел.
А когда все закончилось, он забрал уставшую подругу и поехал к своему шатру. Они ехали под небом, усыпанным тысячами звезд. И она была счастлива, валялась на перинах в своей телеге и все болтала, даже не ругала Сыча, когда колесо попадало в яму. А кавалер ехал на своем коне рядом, все молчал и слушал ее. Молчал и слушал.
А когда они приехали и вошли в шатер, Брунхильда разделась быстрее него и сама стала к нему ластиться. Дышала на него вином и страстью, обнимая его и целуя. А руки у нее сильные, груди тяжелые, губы горячие, лоно жаждущее. И было в ней любви столько, что хватило бы на трех других женщин. И хоть устал он в тот вечер, но как в волосы ее попал, то будто в волны окунулся, что сил придали. Как запах ее вдохнул, почуял, так стал он ее брать и об усталости уже не думал. Хоть и нога у него болела, так позабыл Волков про боль. И брал ее, и брал, не мог уняться очень долго. Откуда только силы брались?
– Господин мой, – щурилась на ночник Брунхильда, – что же вам не спится, петухи только проорали. Темень еще. – И тут же охнула: – Ох, как голова болит. Словно в ней колокол бьет.
– Спи, – ухмыльнулся Волков. Он погладил ее по роскошному заду, что не был прикрыт одеялом, и вышел из шатра. – Максимилиан, Сыч, где вода? Мыться подавайте.
Едва взошло солнце, поехали они в замок. Волков не забывал свои обещания. Он отправился поговорить с графом по делу Брюнхвальда.
А во дворе замка уже суета, второй день турнира, распорядители готовятся, слугами командуют.
Волков думал, что может застать графа, пока тот не уехал на арену, и едва успел. В приемной уже толпились люди, то и дело слуга просил кого-то из них пройти в кабинет.
– Доложи, что Эшбахт просит аудиенции, – сказал Волков слуге, когда тот выпускал очередного посетителя.
Слуга кивнул, закрыл дверь, и почти сразу дверь снова открылась, из кабинета тут же вышел граф. Он был румян и бодр.
– Эшбахт, друг мой, здравствуйте! – Раскрыв объятия, граф пошел к кавалеру и обнял его, словно год не видел. – Что привело вас ко мне в столь ранний час?
– Дело моего друга, моего офицера.
– Пойдемте, пойдемте. Сейчас вы мне все расскажете.
Они уселись за стол, тут же лакеи принесли закуски: холодное мясо, молоко с медом.
– Угощайтесь и рассказывайте, – говорил граф с удивительным вниманием.
Волков угощался, рассказывал и, честно говоря, не думал о том, отчего граф к нему так благоволит. Он принимал это за природное радушие. Но в процессе рассказа лицо графа менялось. От абсолютного радушия до гримасы сожаления. Еще не закончив рассказ о делах Брюнхвальда, кавалер понял, что граф не поможет ему, и оказался прав.
– Друг мой, – с сожалением начал фон Мален, – как это ни прискорбно, но на дела городские влияние мое весьма ограничено. Я не могу воздействовать на городские гильдии. Да, все эти мерзавцы из городского консулата то и дело стоят у меня в приемной, но как только я пытаюсь сделать что-то в городе, так они, как цепные псы, кидаются на меня и суют под нос Хартию вольного города, подписанную еще моим дедом. Хорошо бы их всех перевешать, да все руки не доходят.
– Значит, чтобы торговать своим сыром в городе, моему другу все-таки придется платить гильдии молочников и сыроваров? – подвел итог беседы Волков.
Граф задумался на секунду, потом улыбнулся и сказал:
– Знаете что? Мы подложим этим сквалыгам небольшую свинью. Мои земли доходят до города, прямо до восточных ворот. Там я сам себе глава гильдии, пусть ваш друг ставит лавку в пятидесяти шагах от восточных ворот, где у меня стоит трактир, так вот, пусть прямо за трактиром ставит. И торгует там своим сыром. Если сыр у него хорош, как вы говорите, и цена будет достойна, то уж людишки как-нибудь дойдут до него.
– Спасибо вам, граф, – поклонился Волков, – а сыр у него отличный, он привез вам воз сыра на пробу. А как же ему благодарить вас?
– Ах, да пусть хоть двенадцать талеров в год платит для порядка, – отмахнулся граф и тут же забыл это дело, словно его волновало что-то другое, а разговор про сыр был лишь помехой для этого. – Эшбахт, как вы считаете, понравился ли вашей сестре вчерашний бал? Говорила ли она что-нибудь про него?
– Так это был первый бал в ее жизни, она о нем всю дорогу только и говорила.
Тут пришел слуга и что-то шепнул на ухо графу.
– Господи, да неужели нельзя без меня этот вопрос решить?! Распорядись, чтобы повара сами рассчитались! – раздраженно воскликнул тот и, когда слуга быстро ушел, продолжил: – Извините, друг мой. Сами понимаете, много гостей – много хлопот. – Волков согласно кивнул. – Значит, говорила? – то ли задумчиво, то ли осторожно продолжал фон Мален. – Она вчера много танцевала, кажется.
– По-моему, все танцы, – вспомнил Волков.
– Да-да, – говорил граф. – Все танцы. Все танцы. Друг мой, а нет ли у нее женихов, не обручена ли она с кем-нибудь? Может, сватается к ней кто?
– Так до вчерашнего дня ее не знал никто, – отвечал ему кавалер. – А теперь, думаю, палками придется женихов отгонять, вчера вокруг коршунами кружили.
– Именно, именно коршунами, – согласился граф с чувством. – И вы гоните их палками, гоните, сейчас молодые люди до того неприличные, что к честной девице таких близко подпускать нельзя. Повесы. – Он немного помолчал. – Ну, а за рукой вашей сестры к вам еще никто не обращался?
– Пока нет, – сказал кавалер. – Но думаю, что ждать мне недолго.
– Да-да, и мне так кажется, – согласился граф и тут же оживился: – Друг мой, завтра все разъедутся, а вы с сестрой оставайтесь. Тут будет тихо и хорошо. И мы с вами отправимся на охоту.
Вот только охоты Волкову не хватало. Он и так не мог больше пары часов в седле сидеть, и это по хорошей дороге, не торопясь. А на охоте вскачь да по полям и оврагам ему ногу через пятнадцать минут скрутит.
– Нет, господин граф, никак сие невозможно, – отвечал он. – Дел премного.
– Кабана завтра затравим, – уговаривал граф, – а после, дня через два, егеря оленя выгонят, поедем на оленя!
– Нет-нет, граф, никак, никак такое невозможно, дела заставляют сегодня до вечера же отъехать, – с видимым сожалением возражал кавалер.
– До вечера? – с сожалением спрашивал граф.
– Чтобы дотемна быть у себя, – разводил Волков руками.
– Но я могу рассчитывать, что увижу вас у себя в гостях, может, на следующей неделе? Или хоть через две?
– Для меня то будет большая честь, граф, большая честь. Но о том мы договоримся после.
И Волков покинул заметно расстроенного графа. Кавалер шел по длинному балкону, спускался по лестницам и думал. Думал он о графе и Брунхильде, о себе и о деле, что затевал. И ничего придумать не мог, понимал только, что запутывается все больше.
От этих раздумий его отвлек брат Семион, встретивший кавалера внизу, у коновязи.
– Господин, как хорошо, что я увидел вас, – обрадовался монах, – а не то пришлось бы искать ваш шатер. Хотя ваш шатер так знаменит, что отыскать его было бы легко.
– Мой шатер знаменит? – мрачно спросил Волков, уставившись на монаха. – И чем же?
– Да помилуйте, все только и говорят что о вашем шатре. Да и о вас.
– Обо мне говорят? И что говорят?
– Так и говорят, что шатер ваш роскошен и что этот шатер вы то ли украли, то ли отняли у какого-то знаменитого рыцаря.
– Украл? Я взял его с боем!
– Я-то это знаю, но люди не все готовы верить в это, а еще говорят про ваш доспех. Говорят, что даже у графа такого нет. И что своих людей вы привели, заплатив им, что это не ваши люди и что случись нужда, так они при вас не будут.
