Чёлн на миллион лет - Андерсон Пол Уильям (книги без регистрации .TXT) 📗
Алият выпрямилась. Проглоченные слезы жгли ей горло.
— Ты говоришь «дражайшая». И что же ты имеешь в виду? Ошарашенная Фира не сразу нашлась с ответом, потом медленно проговорила:
— Ты мне нравишься. Я хочу иметь возможность бывать в твоем обществе, я хочу тебе блага.
— Вот и все, что считается нынче любовью, — кивнула Алият. — Привязанность ради наслаждения.
— Вот-вот, — прикусила губу Фира, — в этом ты вся. Погрязла в своем прошлом. Когда-то семья была ячейкой общества для размножения, производства и защиты, и ее членам приходилось изобретать способы, как не чувствовать себя загнанными в ловушку. Ты не в силах вообразить себе современного диапазона эмоций и отказываешься даже попытаться, — она пожала плечами. — Странно, если учесть, какую жизнь ты вела. Наверно, ты пестовала бессознательное стремление к надежности — к тому, что могло сойти за надежность в тех кошмарных обществах.
Алият тут же вспомнила, как объясняла Рафаэлю, что такое кошмар.
— Насколько эгоистичны были твои чувства по отношению ко мне? — настойчиво поинтересовалась Фира. Гнев воспламенил Алият.
— Не обольщайся, — резко бросила она. — Признаюсь, я была от тебя без ума, но знала, что этому придет конец. Я лишь надеялась, что чувство будет прочным — не каким-нибудь там исключительным, но более или менее настоящим. Ладно, впредь буду умнее!
— Я тоже надеялась! — выкрикнула Фира, осунувшись в своем кресле и снова погрузившись в молчаливое раздумье.
Алият, будто в поисках убежища, отвела взгляд в сторону. Она занимала однокомнатный покой на четвертом подуровне «Фонтанов»: даже самая совершенная техника не в силах сотворить свободное пространство. Однако чувство замкнутости в четырех стенах почти не возникает, если стены по первому требованию создают любые удобства, а в остальное время демонстрируют любые заказанные картины. Сегодня с утра Алият пробудила видение средневекового Константинополя, оказав ему предпочтение перед современными пейзажами. Может, тому виной была совершенно неоправданная ностальгия, может — попытка вернуть себе чувство собственного достоинства; при разработке симулятора она была главным консультантом. Над роящейся, толкущейся людской толпой гордо высилась Святая София. Воздух был напоен запахами дыма, пота, помета вьючных животных, жареного мяса, смолы и морской свежести, доносимой ветром со стороны Золотого Рога. Когда появилось видео Фиры, Алият выключила звук, но оставила изображение, и сейчас почти осязаемо слышала скрип колес, стук копыт, топот ног, хриплые выкрики, доносящуюся временами протяжную музыку.
Эти призраки хранили в себе ничуть не меньше жизни, чем женский призрак напротив. Наконец Фира сказала:
— Кажется, я знаю, что тянуло тебя ко мне, что удержало тебя после первой мимолетной страсти. Я испытывала к тебе интерес и не считала, что ты вполне заурядная женщина. Ваша восьмерка сделала настоящую сенсацию, когда дала о себе знать миру, но большинство современных людей родились уже после того. Так что вы просто здесь, влачите свое существование как умеете, да изредка вам подворачивается какая-то специфическая работенка, которая кому-то вдруг понадобилась. Но таких работ все меньше и меньше, не так ли? А вот я… Для меня ты всегда была чуточку загадочной, даже не знаю толком почему. — Алият показалось, что она расслышала нотку подавляемой боли. — Буду откровенна, я исчерпала тебя. Я обнаружила, что больше ничего не могу в тебе открыть. Но к тому моменту я исчерпала и себя. Я должна была измениться. Таким способом я бежала от скуки и праздности. Теперь мы заново можем открыть друг друга, если ты пожелаешь. Но только на время, на короткое время, пока я не свыкнусь с восприятием тебя женским умом и чувствами. Если только ты тоже не переменишься. Как именно, я тебе сказать не могу — в лучшем случае дам один-два совета, но выбор за тобой.
Если ты откажешься, если продолжишь сидеть в жестких рамках привычного, вцепившись в свою ископаемую душу, то с течением времени окажешься во все более жесткой изоляции, не будешь находить смысла ни в чем и в конце концов изберешь смерть, только бы не чувствовать себя так одиноко.
Алият набрала полные легкие античного воздуха и сказала:
— Я прошла долгий путь и не собираюсь сдаваться теперь.
— Рада слышать. Я ждала этого от тебя. Но подумай, дорогая, хорошенько подумай. А пока я лучше уйду.
— Да, — согласилась Алият, и изображение исчезло. Просидев минут пять без движения, Алият встала и начала мерить комнату шагами. Пол мягко, ласково подавался под ногами. Вокруг жила своей суетливой жизнью Византия.
— Отключить эту сцену, — резко бросила Алият, и стены залила пастельная голубизна. — Сервис доставки.
Появилась панель, готовая по первому приказу распахнуть дверцу.
Чего я хочу? Пилюлю счастья? Совершенно безвредное средство, составленное в точности под меня? Радость придет мгновенно, голова останется абсолютно ясной, может, даже яснее, чем сейчас. В прошлом в скверные дни мы пили или курили наркотики, отягощая свои мозги и тела. Но теперь наука в тончайших деталях постигла механизм чувств, и всякий может хранить абсолютно здравый рассудок на протяжении всех двадцати четырех часов.
Всякий, кто сам избрал это для себя.
Ханно, Странник, Шань, Патульсий, где вы? Или — плевать на секс, это ведь архаичный способ утешения, не так ли? Коринна, Асагао, Свобода, как бы вы ни звали себя, — менять имена стало легче, чем одежду, — где вы? Кто из вас может прийти ко мне, или к кому из вас могу прийти я? Встретившись, мы сдружились, мы были единственными бессмертными и центром Вселенной друг для друга, пока время ветром пролетало над нашими головами, но стоило нам открыться миру, как мы разбрелись кто куда. Встречаемся редко и лишь случайно, обмениваемся приветами, пытаемся завязать непринужденную беседу и испытываем облегчение, когда она кончается. Где вы, мои братья, мои сестры, мои любимые?
4
На подлете автоматические устройства связи убедились, что Странник действительно тот, за кого себя выдает, и имеет разрешение на посещение контрольного заповедника. Его машина приземлилась, где указано, на стоянке за городком, и Странник выбрался из нее с чемоданом в руках. Многие повседневные вещи — например одежда — здесь не производились. Он добрался до особого поселения; здесь жили не совсем отшельники или эксцентричные типы, пытающиеся воссоздать прошлое, которого никогда и не было; просто эти люди пытались идти собственной дорогой и держать остальной мир на дистанции.
Стоянка располагалась у самого берега. Сервис погоды сохранял здесь настоящий климат северо-запада Тихоокеанского побережья, насколько это являлось возможным. Низко над землей висели тяжкие тучи. Над берегом клубился туман, придавая смутно вырисовывающимся среди волн скалам таинственный дух китайской гравюры. Позади селения высился могучий хвойный лес, темную массу которого едва-едва подсвечивали яркие пятна зарослей папоротника-орляка на опушке. И все-таки окрашенный в серебристо-серые, белые, черные и зеленые тона пейзаж был полон жизни и сверкал повисшими на листве и хвое дождевыми каплями. Прибой то с грохотом обрушивался на берег, то с тихим шелестом откатывался обратно. Котики хрипло взревывали, парившие над головой с пронзительными вскриками чайки то взмывали, то стрелой бросались вниз. Воздух пропитывали холод, влага и терпкий запах моря, заставляя трепетать ноздри и быстрей бежать кровь по жилам.
Его уже поджидал коренастый, бронзовокожий мужчина, одетый в простую сорочку и рабочие брюки. Среди его предков не так уж много белых, решил Странник. Кем же они были? Макао, квинольты? Впрочем, какая разница? Теперь от этих племен не осталось даже названий.
— Добрый день, мистер Странник, — анахронизм, будто специально для него. Мужчина протянул руку. Приняв ее, Странник ощутил пожатие мозолистой крепкой ладони. — Добро пожаловать. Меня зовут Чарли Дэвисон.
Перед вылетом из Джалиско Странник сознательно практиковался в староамериканском английском.
