Сто полей - Латынина Юлия Леонидовна (книги бесплатно .TXT) 📗
Да, – изумился Баршарг, прочитав письмо, – это уже не тот глупец, с которым я спорил о судьбах государства! Жизнь в королевстве горожан и рыцарей кое-чем его научила!
Или – нет?
Или Арфарра остался прежним фанатиком и неудачником? Или он и сейчас подписался бы под каждым указом государыни Касии, а в стране аломов научился не править, а всего лишь хитрить?
Ну да все равно, – не сумасшедший же он, вставать на сторону Касии, которая жаждет его головы вот уже пятый год, только потому, что он верит в те указы, в которые не верит она сама?
Утром первого дня Лин, благоприятного для жертвоприношений предкам, в столице Варнарайна должны были состояться похороны государя Харсомы, и вслед за этим – первое заседание Совета Опекунов.
Араван Баршарг оставался на новой границе два дня, и все эти два дня в лагерь стекались вверенные ему войска; и в войсках его называли «Баршарг Белый Кречет», а в приграничных деревнях говорили, что он – потомок Иршахчана.
Дважды в эти дни гадал он на печени, и в последний день двое командиров Баршарга вытащили за ноги из его палатки молоденького чиновника, зазванного Баршаргом на гадание: сердце чиновника было вырвано из груди, и весь он был отчаянно исцарапан, словно не смог обороняться от слетевшихся в палатку подземных духов.
На третье утро конница Баршарга вылетела из лагеря, стремительная, как тень летящей птицы, тремя колоннами по трем превосходным дорогам, и за два дневных перехода до столицы две тысячи всадников во главе с Баршаргом столь же стремительно свернули в сторону. Араван Баршарг получил известие, что Даттам находится в посаде Белых Кузнецов.
Контрабандист Клиса, раздвинув можжевеловые ветки, наблюдал за человеком на берегу заводи. Человек брел, настороженно поглядывая на тын вокруг брошенного военного поселения, и все ближе и ближе подбирался к укрывищу с солью. За спиной его была корзинка с травами, а в руках он держал амулет и на варварском языке что-то выговаривал своему богу. На человеке был синий гладкий кафтан, какие носят Небесные Кузнецы; какой, однако, Небесный Кузнец станет мараться с травами и идолами?
Человек целеустремленно продрался сквозь ежевичник, вышел на поляну и огляделся. Клиса крякнул селезнем.
– Эй, мил-человек, не уступишь камушек? – сказал он, выступая из кустов и сунув руку за пазуху.
Человек обернулся, можжевельник за ним зашуршал, и на полянке образовались еще двое товарищей Клисы. Человек в испуге выронил амулет и зашарил в густой траве. Клиса в раздумье глядел на него. Не донесет ли? Но куда ему доносить? Всякий знахарь вне государственного цеха – черный, а этот – еще и бродячий.
Коротконосый Лух показал глазами на камешек, который человек наконец нашарил в траве, и Клиса кивнул. Путеводный клубочек! Нужнейшая для контрабандиста вещь. За такую вещь – и убить, и украсть, и даже, на худой конец, деньги отдать.
– Ладно, – громко сказал Клиса. – Колдун ты, конечно, черный, а человек, видать, неплохой.
Люди у кустов расслабились.
– Ну, что стоишь, – сказал Хайша-рогатик, – лучше пособи соль выкопать.
Четверо мужчин раскопали укрывище, выбрали из него мешки с солью, схороненные еще до того, как в Козьем-Гребне разбили военный лагерь, а жена Клисы разложила костер и сварила кашу.
Уставшие работники обсели котелок.
– А что? – спросил синий кафтан, когда между людьми установилось взаимопонимание вместе работавших и евших: – Выгодно ли соляное дело?
– А, – цыкнула жена Клисы, – кормимся, как кабан мухами: брюхо не наполнить, так хоть челюстями помахать.
Клиса грустно и согласно вздохнул. Дело было дрянь. Дело было такое, что и чихнуть головой в мешок недолго, – а что оставалось еще?
– Какая ж прибыль? – обиженно сказал Лух Коротконосый. – Мы ведь не какое-нибудь ворье или торговцы. Торгуем себе в убыток.
Человек недоверчиво кивнул. Лух обиделся.
– Рассуди сам, – сказал он. – Справедливая цена соли – тридцать рисовых ишевиков, а мы продаем по десять. Вот и выходит: меняем вареное на сырое.
Человек засмеялся.
– А государство как – успешно торгует? – спросил он.
Хайша встрял в разговор.
– А государство не торгует, а о подданных заботится, – сказал он. – Государево сердце ведь не выносит, чтоб человек из-за скаредности своей без соли оставался. На каждую семью положено соли в год по половине мерки, то есть на пятнадцать рисовых ишевиков, – и хочешь не хочешь, а эти пятнадать ишевиков надо заплатить. Опять же – тридцать ишевиков – это цена соли «для стола». А если рыбу солить, – то справедливая цена повыше будет.
– Да чего вы человека пугаете, – сказала жена Клисы. – Он, может, к нам пристать хочет. Рассудите: в Варнарайне соли нет, границу закрыли, а мы-то остались. Так что мы теперь будем нарушать справедливую цену в другую сторону.
– А я не буду, – спокойно сказал Хайша и растянулся на траве. – Зачем мне соль? У меня теперь – земля.
И Хайша стал рассказывать, как по приказу аравана Баршарга в пограничных деревнях людям раздали государственные земли.
Клиса довольно крякнул, будто в первый раз слышал эту историю, и от избытка чувств прижался к синему кафтану. Знахарь слушал рассказ завороженно. Рука Клисы скользнула за камлотовый воротник к шнурку с путеводным камешком. «Ну, мил человек, не оборачивайся, – мысленно взмолился он, – а то ты так хорошо улыбаешься!» Человек не обернулся.
Хайша вытащил из-за пазухи мешочек и сказал:
– Арбузы буду сажать. Большие, полосатые. У меня из рода в род арбузы сажали. А потом вышел указ, что рис – основное, а арбуз – второстепенное. Вот – семена от отца сохранились. Может, прорастут?
Все промолчали. Потрескивал костер, плескалась в озере вода. Синий кафтан глядел на Хайшу исподлобья.
– А говорят, – осторожно сказал Клиса, – господин Баршарг – истинный потомок Небесных Государей.
– Так, – уверенно поддакнула жена. – Помните, как упал небесный кувшин? Я так сразу и сказала: взрастет справедливость, и нам достанется.
Синий кафтан встрепенулся:
– Какой кувшин?
– Не кувшин, а корчага Великого Бужвы, – недовольно ответил Клиса, – длинная, как кипарис, серебряная, совсем как в лосском храме, только без ручек.
Незнакомец хмыкнул недоверчиво.
– И куда ж она подевалась… вместе со справедливостью?
– А мы ее прикопали, – ответил Клиса. – Вот на том самом месте и прикопали. – И Клиса махнул рукой вниз. – Ты думаешь, это там берег по весне подмыло? А то хлопот от властей не оберешься. Взыщут сначала ручки от корчаги, а потом – остальные недоимки.
Колдун-незнакомец сунулся в горшок с кашей, но тот был пуст.
– И неужто, – равнодушно спросил колдун, с сожалением проводя пальцем по закопченному узору на крышке, – власти так и не дознались?
– Кабы дознались, – фыркнул Клиса, – так я б не с тобой разговаривал, а в общие искупления кайлом государя славил.
Незнакомец помолчал.
– А что ж ты мне это рассказываешь?
– А на тебе, милый человек, написано, что ты сам от властей хоронишься, даром что в посадском кафтане.
– А то, – добавил Хайша, – ты бы не с нами толковал, а с рыбками в озере.
Сверху гнусно закричал селезень. Клиса поднял голову: с наблюдательной сосны катился Нушка-тетерев.
– Лодки, лодки! Солдаты возвращаются, – кричал он, и махал то на палисады, то на заводь.
Клиса бросился затаптывать костер. Остальные побежали к воде. Человек в синем кафтане встрепенулся, нырнул в кусты, и тут же оттуда деловито выбежал и зашустрил в траве барсук.
– Мне бы так, – завистливо подумал Клиса, провожая взглядом полосатого оборотня.
Лодка выгребла на середину озера, и Клиса вытащил из-за пазухи путеводный клубочек.
– Теперь ты нам будешь помогать, – ласково сказал он камешку.
В клубочке что-то пискнуло и крякнуло.
– Брось меня, – сказал камень, чуть растягивая гласные, – а то съем.
