Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Аллор Ира (библиотека книг .TXT) 📗
– Он лицемерит. Впрочем, полно о нем, хоть и тяжела рана, нанесенная его предательством. Знай же, Ирмо, что даже его гибели и мучений не жажду Я, но и глумления над Замыслом не потерплю. И ты поможешь Мне… и братьям и сестрам своим, ибо тебе дал Я власть над душами… Итак, если не хочешь ты лишних мук для тех, кто дорог тебе, не медли – ибо в своих Садах ты властен над ними и над помыслами их. Понимаю Я в снисхождении Своем, что не пошел ты против братьев твоих, и прощу тебе этот грех соучастия, но должно тебе исправить содеянное: да забудут они своеволие свое и обретут чистые помыслы, достойные Айнур…
– Ты хочешь, чтобы я заставил их забыть – все? – прошептал Ирмо.
– Ты же можешь работать тонко – так, чтобы изгладились из их памяти лишь последние дни…
– А Мелькор? – проговорил Мастер Грез.
– А Мятежник должен отправиться туда, куда был изгнан. Впрочем, если у тебя достанет сил внушить ему благие помыслы…
– Он тоже должен все забыть? И две войны, и оковы, и выжженные глаза?
– Это на твое усмотрение: или – забыть, или изменить к этому отношение, приняв как необходимость и справедливое наказание за преступную гордыню.
– И Манвэ тоже должен принять все как должное?
– Так будет лучше для всех, и для него в первую очередь.
– А я?
– Если пожелаешь – тебе помогу забыть Я. А если не хочешь – то разве ты не способен пожертвовать своим покоем ради блаженства братьев и сестер твоих и их сотворенных?
– Но справлюсь ли я, Всемогущий Отец, с сильнейшими из Айнур – ведь я даже не из Аратар…
– Моя сила и Мое благословение пребудут с тобою. «Как все просто…» – подумалось Ирмо. Нет, не так уж и просто: раскинуть дополнительную успокаивающую пелену над Садами, потом – усыпить гостей, потом… Проникнуть в сознание каждого, разложить по полочкам, нужное – оставить, ненужное – удалить… Размотать клубок памяти, вырезать неподобающие куски, оставшиеся связать, да так, чтобы узелков не осталось. Спокойное сознание, не замутненное горечью, страхом и унижением… Уверенность в себе вместо сомнений и тревог… И так – с каждым, с кем побольше возни, с кем – поменьше. А потом все пойдет по накатанной колее, вернется на круги своя… Манвэ, забыв о своем горьком прозрении, вновь будет ревностно служить Замыслу, а Варда – поддерживать его спокойствие. Тулкас не усомнится, если вновь понадобится расправиться с Мелькором… А остальные? Златоокий забудет казнь, Айо – свое желание уйти…
А Нуменорэ – оставить или пускай его тоже не будет – пусть лишь в Средиземье помнят, а в Амане – позабудут? Кому его помнить? Разве что… Ирмо в ужасе погасил продолжение мысли.
– Ну как, Ирмо, ты согласен?
– Так с какого момента прикажешь стирать память? Со вчерашнего дня? Или, может, сразу – с конца Предначальной Эпохи? Или лучше – с Весны Арды? А если задумаются, почему бы им в Эндорэ не сходить… Ты придумаешь, Отец, подходящее разъяснение? У меня фантазии не хватает. А еще договорись с Намо, чтобы он у себя в Залах души в забвение погрузил, а то они ему лишнего наговорят. Ну и заодно эльфам Валинора надо будет по-внушать, что никакого смерча не было, впрочем, мало ли, почему осенью смерчи бывают… А орлу, с которого Манвэ утром упал, внушить, что Владыка полетать решил, либо просто голову свернуть птичке – смертью больше, смертью меньше, заодно и спишется. И настанет спокойная и радостная жизнь, а меня никто промывателем мозгов не назовет, потому что мозги промою столь основательно, что никто вообще о них не вспомнит. А я только прослежу, чтобы у кого-нибудь что-то липшее не вылезло, а потом Ты, Отец Милосердный, поможешь мне присоединиться к всеобщему ликованию. Ой, чуть не забыл, надо будет еще отменить приказ, разрешающий Нолдор живьем в Валинор возвращаться – только через Мандос, а там сразу чтобы всё забывали тоже…
– Так ты исполнишь, сын Мой? – В голосе Творца мелькнули нетерпение и некая настороженность – уж не издевается ли над Ним сотворенный? – Я жду, время дорого. – Тон сменился на угрожающий, Единый явно сомневался в искренности намерения Ирмо дать забвение собратьям.
Ирмо огляделся по сторонам, словно стараясь получше запомнить собственные Сады, прислушался – до него, несмотря на расстояние, донесся смех. Зазвенели, встречаясь, кубки. Вновь зазвучала мандолина – теперь пела Йаванна. К ней присоединилась Вана, затем – Ниэнна и Вайрэ с Эстэ. Взметнулся над ними ночной птицей глубокий голос Варды…
Владыка Грез заслушался. Вот и хорошо – пусть у Айо останется чувство восхищения и покоя. Как все же красиво… Сейчас или никогда – Ирмо отчаянно потянулся к Манвэ – предупредить, они должны успеть загородиться, дать отпор…
Ирмо показалось, что ему словно колокол надели на голову и ударили сверху молотом. Он упал, и сквозь грохот до него донесся яростный голос:
– Так вот ты как?! Ты не желаешь исполнить просьбу Мою, да еще и насмехаешься?! Я ведь по-хорошему просил! Почему ты не слушаешь голоса Моего?! Думаешь, Я шучу?
Ирмо отрицательно замотал головой, пытаясь подняться.
– Я в последний раз тебя спрашиваю: ты исполнишь Мой приказ?!
– Разумеется, нет. Я вижу души братьев и сестер моих и знаю, что они по доброй воле не променяли бы выстраданную любовь, оплаченную кровью, на невинность непонимания и слепое веселье. Они отдали бы жизнь, если бы могли, за то, чтобы все, что Ты предлагаешь изгладить из их памяти, никогда не существовало в действительности, но они не сочли бы для себя возможным считаться одним целым с Ардой, не помня ее боли – их общей боли!
– Их никто и не спрашивает! И как смеешь ты, орудие в руке Моей, противиться воле Сотворившего?!
– Смею, потому что быть Властителем Душ для меня значит быть хранителем их… А не потрошителем! – из последних сил яростно выдохнул Ирмо.
– Вот как?! Значит, так именуешь ты милосердие Мое?!
– Так. Все эти эпохи я был вот таким милосердием – и видел, как убивает себя день за днем Манвэ, как тускнеют глаза Варды, как плачет, не в силах что-либо изменить, Ниэнна, как замыкается в себе Намо… Видел задыхающегося от презрения к себе Ауле, звереющего Тулкаса, превращающегося в исполнителя Оромэ… А я замазывал щели в прогнившей насквозь штукатурке их душ – пока мог и если дозволяли. Потому что тот же Манвэ, например, которого Ты именуешь предателем и лицемером, не желал ограждать себя от боли, полагая ее справедливой расплатой за кровавые приговоры и не считая себя вправе искать исцеления. Он растоптал свою душу в угоду Замыслу, потому что безгранично верил Тебе! Он считал, что Ты не можешь быть неправым, и во всем винил лишь себя!
– Так Я дам ему исцеление – и ты поможешь Мне в этом!
– Не нужно ни ему, ни остальным такое исцеление, и я в этом Тебе не помощник, ибо не желаю их превращения в слепо счастливые орудия. Не мне лишать их свободы выбора. А свой выбор я сделал, и Ты слышал мои слова. – Последнее Ирмо прошептал, не в силах приподнять гудящую голову. Дохнуло жаром, и сквозь слезы, заливающие глаза, он. казалось, видел искаженное от ярости лицо в обрамлении языков пламени.
– В последний раз спрашиваю: ты согласен помочь Мне добровольно? Или же Я перекрою твое сознание, как Мне угодно, и ты все исполнишь сам с радостью, ибо это вложу Я в мысли твои.
– Пока я – это я, мое решение неизменно. Но коль скоро Ты способен издеваться над теми, кто многократно слабее Тебя, – а я был тому свидетелем, – то поступай, как знаешь. Нам тогда разговаривать не о чем. – Ирмо прикрыл глаза. Возможности послать еще один зов Манвэ не было; словно муха, накрытая стаканом, он был окружен стеной силы, отгородившей его от всего мира.
– Что же, прощай, строптивец, и да возродишься ты исправленным и исцеленным! – прогремело над головой, и словно каменная плита начала опускаться на Валу. Может, Творец ждет, что он в последний миг покается и на все согласится? Ни за что!
В следующее мгновение ужас пронзил Ирмо, он заметался, несмотря на давящую боль – ведь если его исправят, он такое натворит… Вдруг Манвэ ничего не успел почувствовать? Он, Ирмо, не может предоставить себя, свою сущность, свою личность в распоряжение Единому! Лучше исчезнуть – совсем. Но как? И тут сознание словно озарилось холодной вспышкой молнии: Бездна! Тот кошмар, что принес в своей памяти в Валинор странный недомайа! Что же, Эру получит сознание, да еще какое… Главное, вызывать образ Ничто в памяти. Лихорадочно перебирал он картины: Лориэн, бледное лицо Аллора, вот они все вместе вытаскивают недомайа из… Бездна хлынула в мысли, чудовищным потоком заполнила душу, вспенилась яростным валом и, ликуя, обрушилась на Ирмо, увлекая его в свои жадные, ненасытные глубины. Вала расхохотался:
