Кровавый закон (СИ) - Вернер Анастасия (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Пока она тут сидела и раздумывала над своей дальнейшей участью, в песке, после долгой ночи, проснулась змея и тревожно зашевелилась, почуяв чужака. А животное их не любило. Один уже пытался покуситься на этот куст. Ничем хорошим это не кончилось. Для него.
Послышалось предостерегающее шипение и из песка, словно стрела, рванулось тонкое, шершавое тело, разинуло пасть, обнажив огромные, ядовитые клыки. Олиф и опомниться не успела, поняла лишь, что лежит носом в песке. Змея промахнулась. Невесть каким образом девушке удалось увернуться. Она схватила единственное оружие, какое имелось под рукой. Вернее, в рукаве. Тонкое тело поползло на девушку, делая невероятные зигзаги, и выпустив тонкий язычок.
Змея выгнула слизкую шею, что-то несуразно прошипела и сделала резкий выпад вперед.
— А-а-а!!! — Олиф бессознательно замахала тупым ножом.
Снова промах.
К сожалению, провести тут день, девушке было не суждено.
Олиф последний раз взмахнула ножом, и, поняв, что змея сделала передышку, кинулась наутек. Ползет за ней животное, или нет, девушка так и не определила. Она бежала, бежала, бежала, стирая ноги, задыхаясь, убеждая себя, что сейчас все пройдет, но не останавливалась. Сколько так могло продолжаться, она и не задумывалась. Поняла лишь, когда ноги заплелись друг о дружку, и девушка кубарем полетела на землю. Перевернулась на спину.
Когда стало так жарко? Еще недавно она наблюдала за рассветом, а теперь снова задыхается, чувствует удушающую духоту. Олиф жадно хватала ртом воздух.
Вряд ли на этот раз удастся найти воду.
Судьба не дает второго шанса.
Олиф даже не собиралась вставать. Она знала — бесполезно. Закрыла глаза и отдалась на волю Берегиням. Это так больно… знать, что сейчас ты себе не принадлежишь… что больше нет смысла бороться… что жизнь, по сути, кончилась. Над тобой только солнце. И почему люди уверенны, что оно несет только свет? Что оно доброе? Нет, это не правда. Солнце — это смерть. И Олиф все больше, все сильнее в этом убеждалась.
Ей было неведомо, сколько времени прошло. Пот тек ручьями по обмякшему телу. Она еле дышала, понимая, что медленно умирает. Солнце болезненно прожигало каждую клеточку ее кожи, медленно выдавливало из нее жизнь. Но Олиф уже смирилась. Это незабываемое чувство — смирение. Тебе все равно. Ты лежишь, думаешь, представляешь, вспоминаешь… хочется даже улыбаться. Ты понимаешь, что помощь не придет, что надежды, которая всегда уходит последней, уже нет. Да… ты только вспоминаешь…
… мама меня очень любила.
Она была самой доброй на свете, самой хорошей, самой-самой… Я так по ней скучаю. Нет для человека большего горя, чем потерять маму. Какой бы она ни была. Я никогда не называла ее «мать», только «мама». Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Жаль, что нельзя снова прожить те мгновения счастья и радости… Некоторые думают, что счастье — это хорошая жизнь, без излишеств, но и в достатке, чтобы не волноваться, не беспокоиться. Но это не так. Счастье — это мама. Добрая, злая, скупая, невозможная, обидчивая, ранимая, мечтательница, надежная, красивая. Твоя мама.
Я была первым ребенком в семье. Я понимала, что она всех нас очень любит, но ко мне была более благосклонна. Не знаю, почему. Марика очень обижалась по этому поводу. Любовь должна быть равной для всех…
— Олиф, надень шарфик, простудишься… — голос мамы откуда-то издалека… из детства.
Я помню, как она целовала папу, помню, как аккуратно вязала, нежно поглаживая спицы, как грубо месила тесто, как пела красивые песенки, как волновалась за меня… а еще помню, как она кричала от боли.
В тот день, я решила, что никогда не буду иметь детей.
После родов я неделю оттирала пол от намертво въевшейся в него крови, мешая слезы с грязью. Моя мама умерла, дав жизнь новому существу. Многие думают, что нет ничего страшнее, чем увидеть слезы матери. Нет. По-настоящему страшно становится тогда, когда видишь, как плачет папа.
Он приказал скормить Тимку свиньям. Заперся в своей комнате, и не выходил оттуда, пока не пришло извещение о походе. Мой папа был воином… низшим, но он был моим папой…
Я ненавидела этого ребенка.
Но выкинуть не посмела. Скормить свиньям тоже.
А папа так и не взглянул на него. Он даже не узнал, что родился мальчик. И никогда больше не узнает.
— Олиф, сбереги моего сыночка… — последний шепот мамы.
В тот день я подглядывала за дверью. И теперь понимаю — она знала. Знала, что умрет. Знала, что я останусь одна и буду защищать свою семью любым способом. Надеюсь, я встречу ее там, среди звезд… Свою маму.
… я ее очень любила…
Олиф всегда считала себя сильной. Она знала — чтобы ни случилось, она справится. Иногда им с семьей приходилось голодать по несколько дней. Они часто находились на тонкой грани между жизнью и смертью. И, тем не менее, Олиф всегда боролась за жизнь.
Но теперь она знала одно — ей уже не выкарабкаться.
Глава 4
Олиф очнулась неожиданно, словно какой-то толчок вернул сознание к жизни. Во всем теле ощущалась какая-то, несвойственная ему, легкость. Ничего не болело, не щипало, не давило. Наоборот, девушка чувствовала себя очень хорошо. Даже слишком.
Она уже на небесах. Однако странное копошение поблизости поколебало ее уверенность.
Ей хотелось открыть глаза, но неожиданно непривычная легкость куда-то улетучилась. Ее место сменила слабость. Веки не поддавались. Копошение постепенно приближалось, становилось все отчетливее и отчетливее, и наконец, Олиф распознала тоненькую мелодию.
Неожиданная догадка так поразила девушку, что она резко распахнула глаза.
Не может быть. Она не умерла.
Над ней ярко сияло солнце, но никакой духоты не чувствовалось. Скорее, обыкновенное тепло. Олиф настолько привыкла к убийственной жаре, что от такой температуры ощущала некое неудобство. Солнечные лучи плавно огибали большие, зеленые листья. Присмотревшись, девушка увидела длинное, высокое дерево с шершавым стволом. Повернула голову. Рядом с ней копошился толстенький, маленький человек, по всей вероятности — мужчина, подпевавший себе под нос какую-то странную мелодию. Он повернулся к ней лицом и, заметив, что девушка очнулась, бодренько сказал:
— Наконец-то ты очнулась, а то мне тут одному совсем ску-учно уже, хы-хы.
Олиф глупо смотрела на него и пыталась переварить информацию. Она лежит под деревьями, рядом с ней какой-то человек, солнце больше не обжигает…
— Я умерла? — хрипло спросила девушка.
— Хы-хы, нет.
Незнакомец разговаривал странно. После каждого сказанного слова он глупо посмеивался. Олиф недоуменно перевела взгляд на зеленую траву, потом посмотрела на странное дерево и негромко поинтересовалась:
— Где я?
Мужчина гордо выпрямился и растопырил руки вверх.
— Это — моя территория. Мой собственный рай. Мой дом! И ты здесь — гость. А я вежливый хозяин, хы-хы. Поэтому я угощу тебя хорошим обедом, хы-хы. Поднимайся!
Олиф осторожно села. Помимо необычной слабости ничего странного в ее состоянии не было. Рубаха, еще недавно повязанная вокруг ее головы, куда-то исчезла. Впрочем, как и ее «обувь». Девушка медленно поднялась, немного постояла, привыкая к голым ступням и прохладной земле, а затем опасливо приблизилась к незнакомцу. Он копошился возле больших камней, сложенных один на другом, что на полном серьезе напоминало стол. На них, словно в подтверждение, лежали разные гадкие на вид панцири, лапки и кишки.
— Это я сам сегодня поймал, хы-хы. — Мужчина гордо указал пальцем на что-то длинное и черное, больше напоминающее змею, хотя по размерам слишком маленькое. — Забрался в сапоги, паршивец.
Заметив, что Олиф с отвращением рассматривает все «деликатесы», незнакомец насмешливо добавил:
— Ну-у-у, девочка, это тебе не дружинский дом. На самом деле, здесь все съедобное, хы-хы.
Олиф продолжала недоверчиво рассматривать предложенную еду. Иногда она не ела по три дня подряд, но это грозило непомерной слабостью, головокружением, упадком сил, тошнотой. В пустыне это верный путь к Берегиням мира Нави. Придется есть. Иначе нельзя. Да и к тому же, отравить ее вроде как не пытались, иначе с чего такая доброжелательность?
